Романы Ильфа и Петрова - Юрий Константинович Щеглов

в ногу, с сочащейся кровью, Фридман бросился бежать» [из очерка о преследовании коммунистов в цанковской Болгарии, Ог 27.05.28; печатание ДС закончилось в июле 1928].

Остап уверяет Кислярского, что членам «Союза меча и орала» грозит опасность, предупреждает о засаде, предлагает отстреливаться, берет деньги — подобного рода розыгрыш широко представлен в комедиях Ж.-Б. Мольера, в эпизодах так называемого «Мнимого Преследования» [Г-н де Пурсоньяк, Проделки Скапена и др.; см. Shcheglov, The Poetics of Moliere’s Comedies, 18–19]. Ср. также мнимую тревогу, устроенную слугами герцога для издевательства над незадачливым губернатором Санчо Пансой: «Вооружайтесь, ваша милость, мы вам принесли оружие…» [М. Сервантес, Дон Кихот, 11.53; сходство с ДС выделено мной. — Ю. Щ.].

Парабеллум, наряду с наганом и браунингом, — одна из трех наиболее популярных, часто упоминаемых систем огнестельного оружия. Ср. у Маяковского: Слышна / у заводов / врага нога нам. // Умей, / товарищ, / владеть наганом [Лозунги-рифмы]; В гущу бегущим грянь, парабеллум [150 000 000]. Сравнение автомобиля с браунингом см. в ЗТ 3//5.

39//10

— Я думаю, — сказал Ипполит Матвеевич, — что торг здесь неуместен! — Он сейчас же получил пинок в ляжку, что означало: «Браво, Киса, браво, что значит школа!» — Слово «торг» нередко употреблялось в корреспонденциях о капиталистическом мире: «торг вокруг министерских портфелей в Польше», «торг в Женеве», «лихорадочный торг в Гааге», и т. п. [Пр 12.29; Пр 10.03.27; Из 24.08.29 и др.]

Параллель из романа Джека Лондона «Сердца трех» см. в ДС 14//10.

39//11

Вечерний звон, вечерний звон, / Как много дум наводит он. — Из стихотворения И. И. Козлова «Вечерний звон» (перевод «Those evening bells» Т. Мура), положенного на музыку рядом композиторов. Наиболее известен романс Алябьева (1830). Темп его не быстрый, как в бендеровской версии, а задумчиво-меланхолический, соответствующий словам.

39//12

Адмиральский костюм Воробьянинова покрылся разноцветными винными яблоками, а на костюме Остапа они расплылись в одно большое радужное яблоко. — Образ «винных яблок» идет от Гоголя: «Иван Яковлевич, как всякий порядочный русский мастеровой, был пьяница страшный… Фрак у Ивана Яковлевича… был пегий, то есть он был черный, но весь в коричнево-желтых и серых яблоках» [Нос].

39//13

…Ипполиту Матвеевичу приснился сон. — Сон Воробьянинова — многослойная и искусная «конденсация» (термин Фрейда)1 фигур и мотивов из его прошлого, настоящего и будущего.

Ему снилось, что он в адмиральском костюме стоял на балконе своего старгородского дома и знал, что стоящая внизу толпа ждет от него чего-то. — Здесь явны отголоски как предвоенного 1913 г., когда Воробьянинов «сидел на балконе своего особняка… глядя на полыхающий фейерверк с горящим в центре императорским гербом» [Прошлое регистратора загса, исключенная глава ДС], так и финальной сцены на «Скрябине», где толпа на палубе ждала освещения транспаранта, в то время как его создатели Остап и Ипполит Матвеевич, стоя на капитанском мостике, «смотрели на собравшихся сверху» [ДС 33]. Эта мизансцена повторится несколькими абзацами ниже в настоящей главе: «Оправившийся от морской болезни предводитель красовался на носу, возле колокола…», глядя вниз на толпу встречающих. Поза Воробьянинова напоминает также тот момент в его мечтах, где он стоит на открытой задней площадке «поезда, приближающегося к Сен-Готарду» [ДС 21]. «Адмиральский костюм» (экипировка, купленная Остапом для Ипполита Матвеевича) перекликается с мотивом «Титаника», с которого начинались странствия Воробьянинова [см. ДС 4//9].

Большой подъемный кран опустил к его ногам свинью в черных яблочках. — Подъемный кран как таковой в романе не появляется, но в волжских главах фигурируют вещи одного с ним ряда: портовое оборудование, погрузка пароходов, «процедура опускания гидравлического пресса в трюм» [ДС 31], «землечерпательный караван» [ДС 32]. Свинья — одновременно копилка, т. е. метафора-метонимия сокровищ, и отражение «дивного серого в яблоках костюма» Бендера. Из ассоциаций второго порядка упомянем свинью как хрестоматийный атрибут «гоголевской» провинции, которой так много в ДС.

Пришел дворник Тихон в пиджачном костюме и, ухватив свинью за задние ноги, сказал: — Эх, туды его в качель! Разве «Нимфа» кисть дает! — Тихон контаминирован с Безенчуком, а также, возможно, и с Кислярским («пиджачный костюм»). Поскольку Безенчук в свое время хоронил тещу Ипполита Матвеевича [ДС 2], то не исключено, что свинья в какой-то мере и субститут Клавдии Ивановны (в известном смысле «подложившей свинью» Ипполиту Матвеевичу). Кольцеобразное возвращение образа тещи было бы естественно в конце романа (ср. повтор образа графини в финале «Пиковой дамы», с которой у ДС есть сюжетное сходство. Отметим, что ведь и дворник Тихон, вновь здесь возникающий, возвращает нас к началу). С другой стороны, поскольку свинья «в яблочках» репрезентирует, среди прочего, Бендера, утаскивание ее гробовщиком может рассматриваться как предвестие смерти воробьяниновского компаньона. Не исключено, наконец, что свинья символизирует и обманный последний стул (ср. ниже ее вскрытие).

В руках Ипполита Матвеевича очутился кинжал. Им он ударил свинью в бок, и из большой широкой раны посыпались и заскакали по цементу брильянты. — Кинжал, конечно, отражает кавказскую атмосферу этой и предыдущей главы (хотя, как и подъемный кран, он «наяву» нигде не фигурирует); возможно также, что он напоминает об адмиральском кортике (ср. адмиральский мундир). Удар кинжалом в бок свиньи — это и убийство Бендера, и вскрытие стула. «Посыпались брильянты» — явное предвосхищение рассказа старика-сторожа о находке сокровища: «И смотрю — из-под обшивки стеклушки сыплются и бусы белые на ниточке» [ДС 40]. Цемент, по которому катятся брильянты, видимо, связан с темой строительства (ср. новый клуб), да и вообще символизирует новый мир (ср. одноименный роман Ф. Гладкова). Однако он может напоминать и о кладбищенском цементе склепов и надгробий (о сравнении стола Ипполита Матвеевича с надгробной плитой см. ДС 1//7).

39//14

При виде концессионеров из толпы встречающих и любопытствующих вынырнул гражданин в чесучовом костюме и быстро зашагал к выходу из территории порта. — Толпа на ялтинской набережной, встречающая пароход, напоминает мотивы чеховской «Дамы с собачкой»: «Они пошли на мол, чтобы встречать пароход. На пристани было много гуляющих…» Попытка Кислярского бежать перекликается с гоголевским: «Тут, меж дивившимся со страхом народом, один вскочил на коня и, дико озираясь по сторонам, как будто ища очами, не гонится ли кто за ним, торопливо, во всю мочь, погнал коня своего» [Страшная месть, гл. 14].

39//15

Это был первый удар большого крымского землетрясения 1927 года. — Землетрясение 11 сентября, которое, однако, не было первым в этом году: ему предшествовали более слабые толчки в июне. Оба раза событие широко освещалось печатью: в фотохронике видим разрушенные здания, толпы на улицах, раскинутые палаточные лагеря в ялтинском городском саду и т. п. [см. КН, КП, Ог и др.].

Исторически достоверное землетрясение, вписанное как сюжетный механизм в рассказ с вымышленными героями,