Две Дианы - Александр Дюма

— Но посудите сами, времени у нас в обрез, — заволновался начальник полиции. — Нет, дорогой мой Линьер, мне совсем не хочется вас упрекать, но вы могли предупредить меня и пораньше!

— Как же я мог? Ла Реноди надавал мне кучу поручений от Нанта до Парижа. Если бы я пренебрег ими, я бы навлек на себя подозрения.

— Все правильно! — согласился де Бражелон. — И вообще не к чему говорить о том, что сделано, поговорим лучше о том, что нужно сделать. Вы нам ничего не сказали о принце Конде. Разве его не было в Нанте?

— Был. Но перед принятием решения он захотел повидать Шодье и английского посла и якобы с этой целью направился в Париж вместе с Ла Реноди.

— Он едет в Париж? И Ла Реноди тоже?

— Конечно. Они, должно быть, уже прибыли.

— И где остановились?

— Вот этого я не знаю. Я спрашивал ненароком, где можно найти вождя, если он вдруг мне понадобится, но получил какой-то неопределенный ответ.

— Досадно, что и говорить! — огорчился де Бражелон.

В эту минуту с таинственным видом в кабинет снова прошмыгнул мэтр Арпион.

— Что там еще, Арпион? — рассердился де Бражелон. — Ведь вы же знаете, черт возьми, что мы заняты важным делом!

— Я бы не посмел войти, если бы не другое такое же важное дело!

— Ну говори же, да поскорее! Тут все свои.

— Некто по имени Пьер Дезавенель… — начал было Арпион.

Но тут все трое — де Бражелон, де Муши и Линьер — выпалили в один голос:

— Пьер Дезавенель?!

— Это тот самый адвокат с улицы Мармузе, у которого вечно останавливаются заезжие протестанты, — заметил де Муши.

— И за домом которого я давненько слежу! — подхватил де Бражелон. — Однако адвокатишко осторожен и всегда вывертывается. Что ему нужно, Арпион?

— Немедленно поговорить с вами. У него очень испуганный вид.

— Хм!.. Что он может знать? — пренебрежительно хмыкнул честолюбивый Линьер. — Ведь он же порядочный человек!

— Надо убедиться, надо убедиться, — протянул Великий инквизитор.

— Арпион, — приказал де Бражелон, — впустите этого человека.

— Сию минуту, ваша милость, — отозвался Арпион.

— Прошу простить, дорогой маркиз, — обратился де Бражелон к Линьеру, — Дезавенель вас знает, и нет никакой необходимости, чтобы он знал о наших взаимоотношениях. Сделайте одолжение, пройдите на время в комнату Арпиона. Когда мы окончим, я вас позову. Ну, а вас, господин Великий инквизитор, я прошу остаться. Ваше присутствие пойдет только на пользу.

— Пусть так, я останусь, — удовлетворенно кивнул головой де Муши.

— Между прочим, учтите, — заметил Линьер, — невелик вам прок от этого Дезавенеля. Тупая башка! Честная запуганная душонка! Он ничего не стоит, ничего не стоит!

— Посмотрим… Но идите, идите, милейший Линьер…

Едва Линьер скрылся за дверью, как в комнату вошел бледный, трясущийся человек.

То был адвокат Пьер Дезавенель, которого мы видели на том же тайном собрании на площади Мобер и помним, каким успехом сопровождалось его мужественно-осторожное выступление.

XIX

ДОНОСЧИК

Дезавенель чуть ли не до земли поклонился де Муши и де Бражелону и спросил дрожащим голосом:

— Если не ошибаюсь, господин начальник полиции?

— А также и господин Великий инквизитор веры, — прибавил де Бражелон, указывая на де Муши.

Дезавенель побледнел еще больше.

— Господи Иисусе, — воскликнул он, — перед вами, господа, стоит великий, величайший грешник! Могу ли я рассчитывать на пощаду? Может ли чистосердечное признание облегчить мои преступления?

Г-н де Бражелон сразу понял, с кем имеет дело.

— Мало признаться, — сурово сказал он, — надо еще и искупить свои грехи!

— Я сделаю все, что в моих силах, ваша милость!

— Для этого нужно оказать нам какую-либо услугу, сообщить нам какие-нибудь ценные сведения…

— Я постараюсь… сообщить… — сдавленным голосом произнес адвокат.

— Это будет трудновато, поскольку мы знаем все, — небрежно заметил де Бражелон.

— Как! Что вы знаете?

— Все! Я должен вас предупредить: в вашем положении нельзя быть уверенным, что запоздалое раскаяние спасет вашу голову.

— Мою голову! Боже мой! Но если я пришел сам…

— Поздно! — де Бражелон был непреклонен. — Все, что вы можете нам поведать, наперед известно.

— Вполне возможно, но все-таки позвольте спросить, что именно вы знаете?

Но тут раздался громыхающий голос де Муши:

— Прежде всего то, что вы один из заклятых еретиков!

— Увы, такова истина! — захныкал Дезавенель. — Я принял эту веру, а зачем, сам не знаю. Но я отрекусь, ваша милость, если вы меня пощадите!

Де Муши продолжал:

— Это еще не все. Вы у себя скрываете гугенотов!

— Но пока у меня не нашли никого! — сказал адвокат.

— Конечно, — заметил де Бражелон, — потому что в вашем доме есть какой-нибудь чулан, подземелье или просто тайный выход на улицу. Но в один прекрасный день мы разрушим ваш дом до основания, и уж тогда-то все ваши тайники сразу обнаружатся.

— Я вам сам все покажу. Я действительно иной раз принимал и держал у себя этих проклятых протестантов. Они хорошо платят за постой, а судебные дела дают очень мало. Жить-то ведь надо! Но этого больше не будет, клянусь!

— Кроме того, — продолжал де Муши, — вы неоднократно выступали на протестантских сборищах.

— В качестве адвоката, — жалобно простонал Дезавенель. — И притом всегда призывал к умеренности. Это вы должны знать, если знаете все.

И наконец, подняв глаза на зловещих собеседников, он добавил:

— Но в то же время я замечаю, что вы знаете далеко не все…

— Ошибаетесь, любезнейший, — произнес начальник полиции, — и сейчас мы вам докажем обратное!

Де Муши хотел было остановить его, но тот возразил ему:

— Я вас понимаю, господин Великий инквизитор, но какой смысл скрывать наши карты перед этим человеком? Ведь он все равно не скоро отсюда выйдет!

— Как! Я отсюда не выйду? — ужаснулся Пьер Дезавенель.

— Уж не думаете ли вы, — преспокойно объяснил ему де Бражелон, — что, побывав здесь и кое-что пронюхав о наших делах, вы поспешите обратно к своим друзьям с доносом? Так не будет, любезнейший, с этого момента вы арестованы.

— Арестован?! — переспросил Дезавенель.

Сначала он был совершенно убит, но, поразмыслив, примирился со своей участью. В самой его подлости крылась какая-то отчаянность.

— Ну что ж, может быть, это и к лучшему, — покорно вздохнул Дезавенель. — Здесь я в большей безопасности, нежели у себя дома. И если уж вы меня, господин начальник полиции, оставляете тут, не сочтите за труд ответить мне на некоторые почтительнейшие вопросы. Мне все-таки думается, что я смогу проявить свое благочестие и благонамеренность каким-нибудь достойным разоблачением.