Чтоб знали! Избранное (сборник) - Михаил Армалинский

Обед между тем продолжался. Американская пара занимала всё внимание хозяев, а мы с Зойкой оставались практически незамеченными, и если нам и попадало что на тарелки, то лишь по инерции от широких жестов, которые хозяйка делала по отношению к американским гостям.

Изнутри дом хозяев представлял из себя советский сельский клуб культуры, пересаженный на американскую почву. Сусальные картинки русских художников. Васнецовские «Три поводыря». Перовские «Охотники наплевали». Хлам хохломы. Самовар да водка. Не хватало полатей. Но зато была люстра. А также горка с хрусталём.

Моя любовница говорила с гордостью, которая прикрывалась показным безразличием, что Жора имеет по меньшей мере стольник, то есть сто тысяч в год. Соня написала мемуары о своей жизни с целью непременного информирования последующих своих поколений об её образцовой семейной и внесемейной жизни. Естественно, что никто не хотел печатать её мумуары, а выкладывать из своего кармана несколько тысяч на издание ей было жалко. И тут объявился ухажёр моей Зойки, коротенький лысый живчик, специалист не только по русской литературе, но и по её изданию. Кроме того, что у него был собственный магазин в сердце Манхэттена, он ещё якобы имел друга, владеющего издательством, а также писал обильные стихи, которыми он вперемежку с цветами стал заваливать мою любовницу. В стихах среди русских слов и оборотов то и дело оказывались не то белорусские, не то украинские. Но смысл всё равно был понятен, стихи были про любовь. Познакомившись с закадычными друзьями Зизи и надеясь вызвать в ней всё не возникавшее сексуальное расположение к нему, вёрткий живчик решил завоевать сердце Зойки через добрые дела, творимые им для её друзей. Он, услышав о существовании мемуаров, тут же предложил их издать, даже не взглянув на них. Более того, он не только предложил их издать за счёт издателя, но научно предсказал, что мемуары дадут доход около десяти тысяч. Живчик намеревался распространять книгу среди украинской общины, якобы богатой и якобы с большими литературными склонностями, для которой десять тысяч – это плюнуть и растереть. Правда, он не уточнил, в чьё лицо. И что об что тереть. Оказалось, мордой – об тёрку.

Авторша почувствовала зуд в заду и воспылала мгновенной любовью к низкорослому пророку. Зойка после этого сразу ощутила ответственность, по крайней мере, поддерживать отношения с живчиком, чтобы не помешать своим пренебрежением к нему приближающейся литературной славе подруги.

Живчик забрал с собой рукопись в Нью-Йорк. Начались периодические телефонные звонки авторши, проверяющей, как обстоят дела с изданием. Живчик заверял, что набор идёт полным ходом и что скоро он пошлёт гранки на правку. А между тем он засылал свои стихи Зизи как диверсантов, которые, по его расчётам, должны были подорвать плотину сдержанности на реке Зойкиной нежности, коей он в результате этого ожидал быть затопленным. Но Зойка лишь смеялась, когда мы вместе читали эти стихи вслух, отдыхая после очередного оргазма.

Однако набор затягивался. Авторша, Сонька-Золотая Авторучка, не могла совладать со своим нетерпением и стала просить Зойку поднажать. Тут оказалось, что до живчика не дозвониться. Нету дома – и всё тут. После совместных усилий Жоры, самой мемуаристки и Зойки выяснилось, что, во-первых, телефон, по которому они звонили, был телефоном дешёвой гостиницы, а во-вторых, живчик был якобы в больнице. Началось расследование. Узнать название больницы, где он находился, и что с ним приключилось, оказалось невозможным. Наконец с помощью привлечения знакомых в Нью-Йорке удалось выяснить, что живчика выгнали из гостиницы за неуплату счёта и что он был вовсе не в больнице, а у своих престарелых родителей, которые заплатили за него поручительство, чтобы он ожидал суда не в тюрьме, а на свободе, коей он так злоупотреблял.

Когда мемуаристка с несостоявшейся мировой славой, вся в слезах от разбитых грёз, всё-таки добралась до живчика по телефону, он продолжал уверять её, что он обязательно напечатает её шедевр, но на этот раз он не уточнял, когда и какой доход даст его мгновенная распродажа.

Рассвирепевшая Зизи позвонила ему тоже, назвала его говном, и поток стихов, перемешанных с цветами, прекратился. Кстати, в лексиконе Зизи и её друзей существует и производное от любимого «говна». Живописным и повсеместным определением является причастие «сраный». Так что речь её украшается следующими метафорами: «сраный город», «сраное пальто», «сраная газета», причем эти примеры вовсе не исчерпывают неограниченные возможности применения этого определения, коими Зойка и её друзья пользовались в полной мере.

Стоит Зизи улыбнуться или, чего доброго, засмеяться, как у неё открываются верхние дёсны и её лицо становится, как череп со своим жутким оскалом. Недаром её девичья фамилия – Гробова. Да ещё тяжёлая нижняя челюсть, отваливающаяся вниз при смехе, да второй подбородок, что больше первого, – короче, смотреть на неё противно. Но стоит ей посерьёзнеть и закрыть рот, как лицо её становится миловидным. Подбородок подбирается, губы складываются в привлекательную форму. Вот кому бы быть Царевной-несмеяной. Правда, до царевны ей далековато, и ведёт она себя, как вульгарная давалка с высшим образованием, которое она считает для себя пожизненной индульгенцией от урождённого плебейства.

Вот тебе образчик наших диалогов:

– Я человек честный и добрый, и баба тоже вполне. Чем я плоха? – часто задаёт она риторический вопрос, проводя руками по бёдрам и демонстрируя длинную, неплохую, но всё-таки далёкую от красоты фигуру.

– А денежки ты любишь? – спрашиваю. – Расскажи, мужа-то своего ты засудила?

– Я убежала от мужа, ничего мне не надо было, только бы освободиться от него. Если бы я была такая жадная, то меня сегодня бы в живых не было.

– Почему?

– Потому что он бы меня убил.

– Так, значит, ты была такой бескорыстной из страха?

– Я теперь поняла, что для меня самое важное: семья, религия, основы, кровь. Мне важна искренность, – продолжает она крутить свою испорченную пластинку, – человек важен, а если мужик чуть красивее обезьяны, то лучше и не надо.

(Это крылатое выражение она повторяет раз пять на дню.)

– Я тебе скажу, – не перестаёт она нудить, – что я больше всего любила мужчину, который был… ну, не уродец, но некрасивый уж точно. Моя подружка всё удивлялась, как я могу с ним быть, я и сама вначале не могла на него смотреть. Но он оказался таким превосходным человеком, так меня любил, что я перестала замечать его внешность.

– Врёшь, – говорю я, – всегда замечала. И червь тебя ел из-за его уродства. А особливо когда мимо проходил красивый мужик. Сразу небось течь начинала.

– Это вам, мужикам, ничего, кроме красивой морды, не надо. А я тебе честно скажу, мне главное, чтобы человек хороший был.

– То есть хороший тот, который на тебе женится.

– Ну и что? Я уже поняла, что самое важное – это семья, семейные отношения. Это для тебя существует только ебля.

Я хотел сказать ей: «С тобой – да». Но пожалел её. И зря. Потому что её понесло дальше:

– Ты злой и эгоистичный человек, нет в тебе доброты, тебе бы только взять. Ты и скрытный какой-то, нет чтобы раскрыться. Поговорить запросто. Я вот ничего от тебя не скрываю. Ты мне нравишься, ты умница и порядочный. И любовник что надо. Но и я ведь тоже неплоха. Чего тебе ещё надо? Я женщина интересная, и всю себя отдам тому, кого люблю. И не дура я. Не такая умная, как ты, конечно. Но я люблю, чтобы мужик умнее меня был.

– Ну с этим у тебя не должно быть никаких затруднений, – не удерживаюсь я.

– У меня вообще с мужиками проблем нет.

– Только со мной, да?

– А какие у меня с тобой проблемы? У тебя свои планы, у меня – свои. И чего тебе нужно в жизни? Я не хочу только одного, как у тебя на уме, я хочу любви всеобъемлющей, всепроникающей.

– Хороню, я буду обнимать тебя всю и проникать во все твои щели.

И так далее, и тому подобное.

За три дня, что у неё был, – всё время пропрыгали в постели. И так она меня любит, всю ночь хуя изо рта не выпустит. Откачивала она меня впрок, пропитывалась моим семенем насквозь. Прямо как у Шельваха, помнишь?

Мне скучно, бес. И мне, мне – скушно, Фауст!… Нас было двое. Напрягали фаллос.Я щедрым был, как целый Купидон!Не скопидомничал! Семян излил бидон!Кормил, как прорву, детородным перламутром,Она гимн Гименею пела утром.

Но последней строчки ей от меня не дождаться.

Утром завтрак готовила на чистенькой, выдраенной для меня кухне – приручил хозяйку, и она стала домашняя. А как известно, кухня – лицо хозяйки, а пизда – это лицо женщины. Потчует она меня, а я думаю про себя: «Ты меня голыми ногами не возьмёшь».

Прощался я с ней с неизмеримо большей радостью, чем когда встречался. Умеренная радость встречи породила огромную радость расставания.

Сегодня я оказался весьма плодовитым, но, надеюсь, ты хоть посмеёшься над моими, так сказать, приключениями.