Чтоб знали! Избранное (сборник) - Михаил Армалинский

Боренька, ты умненький, талантливый, чувствительный и порядочный, одним словом – настоящий мужчина. Но я не могу любить мужчину, который в глубине души презирает женщин, как это делаешь ты. Спасибо тебе, что был откровенен со мной, иначе ушло бы больше времени и энергии, а результат был бы один и тот же. Но если ты хочешь воспроизвести восторженные дни, которые мы провели вместе, то добро пожаловать ко мне в гости. Встречу с хлебом да солью. А почему бы и нет? Ведь ты так великолепен в постели, а моя постель на данном этапе пустует.

Нежно обнимаю и целую, несмотря на все наши разногласия.

Твоя 3.

P.S. Курица – не птица,

Польша – не заграница,

Баба – не человек!

Как тебе это нравится? Девиз советских мужиков.

БОРИС – СЕРГЕЮ

Серёж!

В письмах к бабью тренируюсь в красноречии и в просторечии. Полезно. Письма – великое дело. Пишу одинаковые слова любви, но получаю различные пизды.

Зизи наконец-то поняла, что ей за меня замуж не выйти, и сразу изменилась, вернее, стала сама собой – домработницей с высшим (как мы говорили – «верхним») образованием. Без всякого стеснения шпарит матом, но не ругаясь, а в порядке вещей. Цинично рассуждает о своих планах по охмурению тех мужиков, что поглупее, короче – дура она дура и есть.

Но тут мне ещё пишет девка Мария, чуть поумнее, что приятно. Говорил с ней по телефону пару раз. Она всё с придыханием говорит. По сравнению с Зойкой она – Эйнштейн. Хотя тоже не Альберт.

Попринимал я участие на выставке нашего оборудования в Индианаполисе, который по сравнению с Индией – глухая провинция с точки зрения секса. Взял я такси в свободное от работы время и говорю шофёру: «Отвези меня в злачное место». Он стал жаловаться, что полиция давит еблю на всех фронтах – обратно нравственность («обратно везут покойника»). Повёз меня в одно местечко, но и там на опечатанных дверях висит бумага, объявляющая народу от имени полиции, что место закрыто на переучёт блядей. Уличных бедняжек истребили, и остался лишь телефон. Большинство телефонов выезжающих на дом девиц, указанных в телефонной книге, было отключено. Но благодаря упорству желания я отыскал одно действующее бюро по обслуживанию насущных потребностей. Я описал, чего хочу, и меня заверили, что через пару часов моё желание будет исполнено на высшем уровне.

Я пока решил погулять и зашёл в соседнюю церковь, что была памятником искусства. В церкви, кроме святого духа, никого не было. Я уселся на скамью и раскрыл книгу, которую взял с собой. Вдруг, откуда ни возьмись, ко мне устремилась старая дева; я думал, что она книгу заметила и посчитала святотатством читать что-либо, кроме Святого Писания, – ан нет, предложила мне бесплатную лекцию про церковь. Я закрыл книгу и пошёл за гидшей, слушая даты постройки, размеры стен и потолка и о том, как реставратор приводил церковь в божеский вид. Скоро мне всё это наскучило, я остановил её, сказал, что у меня любовное свидание, и ушёл. Она осталась стоять с незакрывающимся ртом.

Повсюду шли выпускные вечера, школьницы в бальных декольтированных платьях, с прыщавыми спинами. Школьники в смокингах, как в доспехах. Один выпускник стоял у подъезда отеля, поддерживаемый с двух сторон взрослыми. Он был пьян в доску, смокинг снят. Ждали такси. Школьник вот-вот блеванёт, а поддерживающие его улыбаются, будто ничего особенного не происходит. А он вдруг и впрямь как блеванёт себе в ноги – тут и такси подъехало, прямо по его свежей блевотине. И брызгами обдало всех троих. Согнули блеванувшего пополам, затолкали в машину и увезли.

Сижу я в номере, раскрыл Библию, что в каждом номере имеется, читаю Песнь Песней – думаю о моей проституточке, едущей ко мне. Даже обращаюсь к ней в уме: «Столько-то женщин тому назад, столько-то тысяч оргазмов до нашей с тобой эры я ходил по улицам сегодняшнего древнего Рима и засматривался на красивых плебеек. У меня было немного лир, и я истратил их на проститутку. Это была первая женщина, которая забралась на меня не по страсти, а по делу. И лицо её было устрашающе бесстрастно».

И вспомнил я свою первую проститутку. С оными я не сталкивался, пока не прибыл в Рим. В России я, во-первых, никогда не платил, то есть прямо не платил, а косвенно – как все, – конечно.

Когда мне было лет пятнадцать, я в Репино со своим приятелем Колей бродил по пляжу, без особого успеха стараясь подцепить девиц постарше. Вдруг мы видим, как две девушки, лет по двадцать, встают с подстилки, что среди осоки на песке, оставляя лежать своих мужиков, и направляются к воде. Мы подождали, пока они окунулись, и я заговорил с ними, сравнивая их с Венерой, выходящей из пены морской. Они были очень заманчивыми, с крепкими жопками и сосками, сжавшимися в кулачки. Личики были вульгарны, но весьма смазливы. Девицы пошли вдоль берега, говоря о своих делах, почти не замечая нас, но позволяя нам идти рядом. Помню, одна сказала подруге: «Я с ним могла перекантоваться, но он давал всего пятёрку».

Меня это холодное «перекантоваться» смутило своей деловитостью и эмоциональным безразличием. Я не переставая пытался назначить им свидание, видя, что им надо возвращаться к своим мужикам. Одна из них смерила меня взглядом и сказала, что они всегда лежат на том же месте. И что, мол, завтра они, конечно, будут там же.

Я и Коля загорелись завтрашним днём. Я всю ночь предвкушал их тела во сне и наяву. На следующий день была пасмурная погода, и пляж был пустой, и на другой день их не было, хоть мы караулили их с утра до вечера.

С тех пор я видел только пьяных и безобразных женщин, о которых мне говорили, что они проститутки, и приближаться к ним у меня не было желания.

В Риме я страдал без пизды, и ужасно хотелось итальянской, а не эмигрантской. Я поделился этим с Женей, многоопытным, жуликоватого вида эмигрантом, который работал со мной в ХИАСе. Кто-то донёс на него за что-то, и ему не дали визы в Америку. Он жил в Риме уже год, балакал на итальянском, который я за три месяца так и не мог освоить, кроме дюжины вежливых словечек и цифр. Женя купил «фольксваген» и держался в Риме как у себя дома. Я же был задавлен новизной жизни и страхом совершить что-либо, что может помешать моему въезду в Америку.

Мой приятель сказал, что нет ничего проще, чем взять проститутку, и что мы поедем на «костры». «Возьмём по пизде и порадуемся», – сказал он, а я подумал, что алкоголик сказал бы «возьмём по бутылке».

Проститутки разжигали костры на бульварах, где промышляли, что давало им тепло в прохладные зимние ночи, а также служило яркой рекламой их местоположения. С быстро бьющимся сердцем я после работы втиснулся в машину моего приятеля, и мы поехали по забитым людьми и машинами римским улицам. Гудёж и торможение, дёргание и остановки. Женя держался уверенно и снисходительно. Наконец мы выехали на желанный бульвар. Женя мне рассказывал, как летом было одно место, где проститутки делали минет всего за три мили, но зимой этот общедоступный эдем закрылся. Мы остановились у костра, и к нам подошла женщина. Женя ей сказал что-то по-итальянски, она затараторила в ответ, и он перевёл мне, что она может совокупиться с нами за пять миль с каждого, а то, вообще говоря, она почти завязала и уже два месяца как в рот не берёт. Я посоветовал ей через Женю, что, когда она совсем завяжет, пусть устраивается на почту, марки лизать.

Впервые я участвовал в денежном разговоре с проституткой, переводя вид наслаждения в денежные единицы, впервые я ощутил наглую силу денег, позволяющую изъять процесс ухаживания, чудесно экономя время, и направлять энергию прямо в пизду. Но я забраковал эту, и мы медленно поехали к следующему костру.

К нам подошла молодая девушка лет двадцати с густыми длинными чёрными волосами. Цена и условия оказались те же. Делать минет она отказалась, да мне его и не хотелось, мне хотелось пизды, а не рта. Мы договорились, и она села на заднее сиденье, а я пересел к ней. Женя объяснил, что мы едем в близлежащую пустынную аллею, где и совершим акт любви, вернее, два акта. Я буду в первом, а он – во втором, действие будет происходить в машине, прямо классическая трагедия или комедия – единство времени и места. Я должен был дать ему пять миль, которые он передаст ей. У меня мелькнула мысль, что, наверно, он договорился не по пяти с каждого, а пять за двоих, и я оплачиваю его развлечение, но мне было не жаль – да и я считал себя у Жени в долгу за организацию мероприятия.

Пока мы ехали, я молчал, ибо языка не знал, я лишь положил руку на её ляжку, почти целиком укрытую тонкой кожей высоких чёрных сапог, облегающих её ноги. Она не возражала и перекидывалась словами с Женей, не обращая на меня никакого внимания. Мы въехали в одну из тёмных аллей, о которых теперь нельзя думать без выскакивающего в памяти имени Бунина. То тут, то там виднелись машины, прикорнувшие в углах.

Женя остановил машину, вышел и пожелал мне счастья. Я остался наедине с девой. Как в детстве, я не знал, с чего начать, и попытался поцеловать её в губы. Но она отстранилась, расстегнула мне молнию на ширинке и встала надо мной на колени. Под её короткой юбочкой были колготки с вырезом под пизду. Женщина открыла сумочку, вытащила презерватив и стала массировать мне хуй, который был вял от удивления перед такой бесстрастной деловитостью. Я прижался губами к её лобку и почувствовал запах пизды, о котором я так тосковал. Но она опять отстранилась и стала напяливать на мой оживавший хуй презерватив, который она держала наготове. Я не хотел резины, я хотел почувствовать её нутро, но подчинился, и она села на меня. Я проскользнул очень легко, наивно приписав это её желанию, не ведая тогда, что презервативы на Западе изготовляются со смазкой. Она стала двигаться, пожимая стенками хуй. Через несколько секунд я кончил, хотя изо всех сил старался оттянуть восторженный финал. Она соскочила с меня, аккуратно сняла презерватив, вывязала его узлом и спрятала в сумочку. «Грациа», – сказала она, впервые нарушив нашу интимную тишину, – это одно из немногих слов, которые я выучил по-итальянски, что значит «спасибо». Жестом она дала понять, что мне пора освободить место своему товарищу. Я послушно натянул брюки, застегнул ширинку и вылез из машины. Женя стоял неподалёку и спросил меня: «Ну, как?» – и, не дождавшись ответа, залез в машину. Я отошёл в сторону, всё ещё не в состоянии оправиться от шока простоты, с которой можно выебать женщину, если у тебя есть деньги. Я был также ошарашен безразличием и конструктивностью подхода, с которыми женщина может взять тебя за хуй, раздвинуть ноги и заставить тебя кончить. Магия профессионализма. Чёрная магия.