Сделка (СИ) - Вилкс Энни

— Хорошо, — он сам удивился, как ровно звучал его голос. — Сможешь вспомнить вашу первую встречу?

— Смогу, — кивнула Илиана. — Если честно, такое сложно забыть. Знаете, мне так хочется сейчас заранее оправдаться перед вами, что я не такая, что я просто была в отчаянии. Но я сделала что сделала, сейчас я это ясно вижу. Я посчитала, что, если его интерес ко мне будет сильнее, то он вернется, вот и все.

Келлфер взял девушку за руку — ладонь была прохладной и влажной от волнения — и погрузился в ее тяжелые воспоминания.

11.

Несмотря на смущение и страх, восхищала спокойная и четкая манера Келлфера объяснять: я никогда не была в Приюте, но представляла себе шепчущих именно такими наставниками. Если бы мы встретились при других обстоятельствах, я бы посчитала за счастье учиться у Келлфера. Мой отец говорил, что способность вести других сквозь дебри овладения новыми знаниями и умениями — самый настоящий дар, и если это было так, Келлфер этим даром определенно обладал. Вот только я не была послушницей, а происходящее — простым уроком. На кону стояла не плохая оценка, а жизнь его единственного сына.

Келлфер утверждал, что никогда не вел таких как я — «знатоков разума» — хоть и читал об этом немало. Я не могла поверить, что столь точные знания можно получить из книг: без тени сомнения, просчитывая, что нужно делать дальше, Келлфер моими руками разрушал мною же созданную масляную завесу в мыслях Дариса. Он повторял указания, чуть дополняя их — и я ныряла вглубь того, что теперь ясно ощущала как направленный вверх световой поток, а после моего возвращения Келлфер смотрел мои воспоминания, находил в них последнюю неуклюжую попытку выполнить его точные и подробные указания и приказывал сделать это снова. И снова. И снова.

После тринадцати погружений я прекратила считать, и только тупо следовала за шепчущим, стараясь не упускать концентрации. Сначала я еще лелеяла надежду спрятать от Келлфера мысли о нем самом, но постепенно эта необходимость отпала — опустошение, пришедшее вместе с усталостью, справлялось намного лучше меня. Если он что-то и понял, то никак не показал этого.

— Ты все еще видишь след своего влияния?

Я выдохнула через зубы. Наверно, получилось оскорбительно, но меня уже мало заботили приличия. Тут, над телом Дариса, плечом к плечу с его отцом, погрязшая в первом в моей жизни уроке по управлению моим даром — с ужасающе высокой ценой ошибки — плевала я на то, как выгляжу со стороны.

— Он бледнеет, почти не видно.

— Покажи.

И снова я подумала: если я провалюсь, дрогну мыслью, Келлфер меня убьет. Может быть, чуть позже, чтобы не ссориться с Дарисом, но если я нанесу его сыну хоть какой-то вред, Келлфер не станет разбираться, и неумелость оправданием мне не будет.

Он изучил мутный ореол вокруг светового потока Дариса и, как мне показалось, довольно кивнул:

— Намного лучше. Думаю, остался последний шаг. Ты почти справилась. Не волнуйся, Илиана. — Он поймал мой взгляд. — Я очень, очень внимательно слежу за каждым твоим движением, именно поэтому мы делаем все так постепенно, а не потому, что у тебя не выходит. Ты не ошиблась ни разу.

Это была первая данная им оценка — и она оказалась высокой!

И… он утешал меня? Меня, сломавшую разум его сына?

— Я поняла, — выдавила я из себя. Облегчение во мне боролось с прежней скованностью и оглушающей усталостью. — Давайте сделаем этот последний шаг.

— Так же, как и раньше, мыслью проскальзываешь в поток, но теперь не борешься с темнотой. Вместо этого сглаживаешь разницу между тенью и светом, будто размазываешь краску, чтобы получить равномерный оттенок, — скомандовал он. — Ты уже почти все сделала.

Я с трудом кивнула, сосредотачиваясь, и нырнула. Почему-то новое задание оказалось сложнее. У меня получалось, но прогресс давался мне тяжело, будто я прорывалась через глубокую, тяжелую воду. В такт моему дыханию границы тускнели, а с биением пульса проявлялись вновь. Шаг вперед — три четверти шага назад.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Миг за мигом. Попытка за попыткой. Мне не хватало воздуха, будто я и правда находилась на дне океана. Я закусила губу — и тут же ощутила на языке теплый металл. Он отвлекал.

— Дыши, — прорезал глубину тихий голос Келлфера.

Легкие конвульсивно дернулись и расправились, стало немного проще, и я продолжила. Краем уха я услышала то ли свист, то ли шипение — почти на границе звука, как часть сна. Губу немного щипало теплом, будто ее окатили горячей водой, но боли больше не было.

.

Стоило мне осознать свечение Дариса как равномерное и торжествующе разлепить веки, все закружилось перед глазами, мир перевернулся: стены вдруг оказались надо мной, и красный глиняный пол — у самого моего лица. Сильные руки остановили меня, не давая упасть. Тело онемело, будто между ним и мной кто-то проложил одеяло. Келлфер подхватил меня под колени и спину, и аккуратно, приобнимая, усадил на один из свернутых мешков с травой, из которых мы сложили подобия длинных кресел. Я прислонилась к его груди, пытаясь очнуться, но все плыло сквозь нарастающую головную боль: и его тепло, и прикосновение к моей спине, и даже само ощущение жесткой ткани под ногами, и темнота грота, и едва различимый шелест воды, и почему-то казавшееся мне цветным дыхание спящего Дариса. Я хотела что-то сказать, но язык ворочался слабо.

— Устала, — пояснила я, будто это не было очевидно.

— Вижу, — низкий голос размывался так же, как и все остальное, но вибрация в нем будто прошла через все мое тело, и я вздрогнула. — Мне все равно нужно посмотреть воспоминания.

Как хорошо, что мне было не до того, чтобы осознавать его присутствие, размышлять о том, что он обнимает меня, и что я могла бы тоже протянуть руки и обхватить его за пояс! С этой мыслью я послушно пустила Келлфера в свой разум, и через несколько мгновений увидела его удивленное лицо перед собой. Он будто что-то обдумывал, чуть сощурившись, а после мягко заключил:

— Ты снова все сделала правильно. Знаю, ты измотана с непривычки. Подожди пару минут, и это пройдет. Ты освободила его, Илиана.

И он поцеловал меня. Всего лишь мимолетное касание губами моего разгоряченного лба — а я мигом проснулась. Сердце пропустило несколько ударов. Мысли ворочались вязко, но даже в таком состоянии я осознала, что он мог только что увидеть во мне, и это отозвалось жгучайшим стыдом.

— Не надо целовать невесту сына в лоб, — сказала я, делая только хуже.

Келлфер немного отстранился. Он поправил мои волосы у виска и улыбнулся:

— Почему? Разве мы не семья? — Эти слова звучали ядовито. Если бы я не знала, как бесстрастен он обычно, я бы решила, что они полны сожаления и злости. На кого Келлфер злился? На себя? На меня?

— Пока нет, — ответила я. Постепенно слабость проходила. — Я как раз надеюсь, что раз я все сделала правильно, теперь семьей мы не станем.

— Вот как? — Голос все так же резал. Мне неожиданно захотелось плакать. — Сына моего ты не любишь.

— Да, — подтвердила я храбро. Какой был смысл в отрицании очевидного?

— Я не спрашивал, — усмехнулся Келлфер. — Никто не может создать любовь, ты же понимаешь? Он любит тебя не потому, что ты заставила его.

— И что? Он — настоящий, какого вы описывали — не станет же держать меня на привязи?

— Ты дала ему клятву, — почему в этом мягком, вкрадчивом тоне столько горечи? — Одну из самых сильных. Ты отдала ему себя. И теперь можешь только надеяться, что он вернет тебе твою волю.

— А вы бы вернули?

— Нет, — сказал Келлфер прямо.

Глаза его блеснули, и я почему-то испугалась. И без своего дара я видела: Келлфер был честен. Какой жестокий ответ! Он выбил у меня из-под ног почву, пошатнул только появившуюся надежду. Нет. Если бы я попала к нему в руки, даже он оставил бы меня себе, хотя он-то в меня не влюблен. Дарис, конечно, поступит так же?

— И что мне делать? — спросила я. Терять было нечего.

— Молиться всей тысяче пар-оольских богов, я полагаю, — как-то подчеркнуто отстраненно ответил Келлфер, вставая. Я пошатнулась и привалилась к стене, как куль с сеном.