Сделка (СИ) - Вилкс Энни

Келлфер хотел что-то сказать, как-то утешить Илиану, но тут услышал шаги Келлтора и опустил протянутую было руку.

7.

Вторые сутки мы скрывались в подземельях под храмом, крысами забираясь в самые неприметные их уголки. Келлфер с Дарисом часто что-то обсуждали, спорили, но меня Дарис всегда просил держаться в стороне и не встревать в принимаемые ими решения. Я кивала и отходила на несколько шагов, продолжая слушать его мысли. Дарис, казалось, ненавидел своего отца, но соглашался с ним, признавая его правоту, и за этой поверхностной неприязнью пряталось глубокое восхищение с глубокой же завистью. Из его мыслей я узнала, что Келлфер был властным и могущественным шепчущим, что — подумать только! — руководил Приютом Тайного знания, того самого ордена, поступить куда я не могла и мечтать. Келлфер, похоже, был рожден в безымянной семье и привык жить скромно, и хотя Дарис нередко пытался объяснить себе, что его ждет куда более свободная судьба, за магические возможности своего отца он был готов отдать половину всего, что ему принадлежало.

Я понимала его. Во многом другом — нет, но в этом — безусловно. Келлфер внушал трепет. Я видела, как играючи он расправлялся с теми, кто взял наш след, и с какой небрежностью создавал иллюзии: на моих глазах мешок с глиной превратился в копию моего изуродованного тела, не только внешне, но и на ощупь. Все давалось Келлферу легко. Мы рядом с ним были как беспомощные и несмышленые дети: казалось, он возился в нашей песочнице только потому, что жалел нас, зная, что мы пропадем без его участия.

Его мало волновали неудобства нашего вынужденного пристанища. Он невозмутимо уходил в город и приносил нам свечи, еду и воду, которые, как он объяснил Дарису, он не мог сотворить в стенах храма, не привлекая внимания.

— Чем меньше заговоров — тем меньше вероятность, что нас обнаружат, Келлтор, — объяснял он Дарису. — Шептать я буду только вне ходов.

— Я не верю, что ты не можешь вывести нас отсюда! — понижал голос Дарис, думая, что я его не слышу. — Придумай что-нибудь! Мы не можем сидеть в этих подземельях так долго!

— Вытащить — могу, — соглашался Келлфер, а затем кивал на меня: — Если мы будем вдвоем. У них есть ее кровь, и они обнаружат ее в тот миг, как она переступит линию периметра.

— Это исключено!

— Вариант, в котором Пар-оол объявляет священный поход на Империю во имя правосудия — тоже исключен. Нам придется остаться здесь, пока не откроется следующее окно. Если так заботишься о своей женщине, прекрати искать выход, которого нет. — Он никогда не называл меня по имени, разговаривая с сыном. — Выбираться ей имеет смысл только за миг до использования портального окна.

— Я обещал ей покои замка, слуг и драгоценности, — почти шептал Дарис. — Не могу я сказать ей ютиться на каком-то тряпье целую неделю!

— Это лучше клетки и казни, — пожимал плечами Келлфер. — И это временно. Пока — ешьте и пейте, занимайте друг друга как хотите, но не мешайте мне просчитывать изменения заговоров в этом напичканном артефактами месте, а то нас всех поймают и посадят по клеткам.

Я была очень благодарна, и я благодарила Келлфера, а Дарис неизменно злился, хотя и старался этого не показывать. Почему-то мне было стыдно перед его отцом за то, как легко и с высокомерием он принимал помощь, благодаря которой мы остались в живых и могли есть, пить и отдыхать, не боясь быть убитыми во сне.

.

Мне нравилось следить за Келлфером. Он не был похож на человека, по крайней мере, ни на одного из тех, кого я когда-либо знала. Даже когда он просто сидел на свернутом ковре, прислонившись к стене спиной, было видно, что что-то с ним происходит, что он обдумывает сложный вопрос, ищет решение какой-то задачи. Когда он читал свитки, тоже купленные им на рынке, он улыбался одними уголками губ. Я так хотела прочитать его мысли в этот момент! Мне так хотелось узнать его лучше. В голове не укладывалось: директор Приюта Тайного знания — здесь, на расстоянии нескольких шагов от меня, дорабатывает таинственный магический язык. Его присутствие добавляло в происходящее ноту нереальности. Я пока не решалась отвлекать его, но, признаться, отчаянно искала повод заговорить с ним так, чтобы не разозлить Дариса — и, как назло, повод не находился.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Иногда Келлфер внимательно смотрел на меня, ничего не говоря, и я не выдерживала его взгляда — пряталась за обустройством нашего скудного быта: за готовкой добытого им для нас мяса, за уборкой грота, ставшего нам домом. Я организовала очаг, расстелила найденные нами на разрушенном подземном складе ковры, свалила тюки с тряпьем и пряными травами так, чтобы можно было спрятаться за них как за ширму или использовать для сидения, я выстирала в подземной реке тяжелые одеяла, отчистила до гладкости грубую глиняную посуду, расставила свечи в углах грота и подвесила подсвечники на цепях. Я все время делала вид, что занята. Это был повод избежать расспросов Келлфера и отвлечь внимание его сына от моего тела.

Дарис все время касался меня. Отец иногда окрикивал его, когда Дарис хватал меня слишком грубо и откровенно, и тогда он садился у моих ног, и облизывал свои горячие губы так, как мог бы облизать мои. Я старалась не слушать его мысли в тот момент: ему казалось, что одежды на мне слишком много, и что если бы его отца не было рядом, я бы трепетно бросилась в объятия своего суженого. От сцен, разыгрывающихся в его воображении, у меня уходила земля из-под ног. Я искала глазами невозмутимого Келлфера — и жаркая рука похоти и ужаса ослабляла хватку.

Дарис практически не оставлял нас наедине. В его сознании бились мысли одна другой неприятнее: ему виделось, что Келлфер убивает меня или насилует, или что я бросаюсь к нему на шею с мольбой взять меня, пока его сын-неудачник отлучился. Это были нездоровые образы, под которыми не было никаких оснований. Я бы сказала, что Дарис боялся нашего уединения со всем пылом теряющего голову юнца, вот только Дарис не был юнцом. Он был старше, опытнее и влиятельнее меня, и это поведение никак не укладывалось у меня в голове. Я допускала, что могла ему понравиться, и что он даже мог бы быть влюблен, но разве мог бы стать таким успешным человек столь слабый до противоположного пола?

Келлфер был прав: Дарис вел себя странно. Чем больше я узнавала его, чем больше слушала историй о многослойных политических играх, которые он рассказывал мне, чем чаще ловила на себе его странный, дикий, обожающий взгляд, тем лучше я понимала, что с ним что-то произошло. Не мог правитель из миролюбивых и солнечных Желтых земель быть таким! Он боялся, что я отведу от него взгляд и что перестану думать о нем, это делало его и жестоким ко мне, и жалким. Я убеждала себя, что он непростой человек со вздорным и тяжелым характером, жадный до любовных утех, но и это не могло объяснить всего.

Страшнее всего мне было самой себе признаться в том, что в словах Келлфера есть зерно истины. Это признание сплеталось в моих мыслях с так и не исчезнувшей идеей червоточины, мажущей окружающих невидимой грязью. Я просыпалась посреди ночи, и мне казалось, что я все еще в клетке, и мерный удушающий гул черного кольца дробит мой разум как камень крошит стекло. Я собирала осколки, вглядывалась в темноту, видела в ней очертания обоих — и моего спасителя, которого я почти ненавидела, и его отца.

Я отчаянно желала поговорить с Келлфером, чтобы сбросить с себя этот груз и спросить совета, но ожидала, что он убьет меня — и не решалась.

8.

— Илиана, Илиана… — тягуче, тревожно пропел Дарис, накрывая мою спину собой. Я споласкивала в речке посуду после ужина, и от неожиданности чуть не свалилась в воду, но он меня удержал. — Мы одни, наконец одни. Он сказал, его не будет всю ночь. Вся ночь — это так мало, Илиана, я не хочу терять ни мига!

Зачем Келлферу было уходить на всю ночь? Паника, накатившая на меня, разбилась о холод рационального объяснения: он может проводить время где-то еще, наложив на себя иллюзию, станет ли он сидеть в этих пропахших фатиумом и корицей подземельях? Неужели я ждала, что он и дальше будет появляться в самый нужный момент?