Сделка (СИ) - Вилкс Энни

— Я пока приготовлю турнепс и сварю шоколадный напиток, — просияла обрадованная девушка. — Постираю. За меня не беспокойтесь!

— Ты предлагаешь оставить Илиану одну? — настороженно спросил Дарис.

— Я не могу оставить тебя с ней, — отрезал Келлфер. — Сначала я должен удостовериться, что все сработало.

— Сработало.

— Вот и дай мне убедиться в этом. Не волнуйся: эти два грота не найти за иллюзией, даже если кто-нибудь каким-то чудом пройдет по нашим тоннелям. Она в полной безопасности, если не будет выходить.

— Я буду в порядке! — бодро подтвердила Илиана.

Дарис неохотно встал.

14.

Я впервые за месяц осталась одна. Ни рабов, ни пар-оольцев, ни этих ужасных божеств, ни Дариса, взгляд которого я ловила на себе во время готовки и уборки, и расчесывания волос, и просыпаясь среди ночи, и даже когда уходила к реке вымыть посуду или умыться. Никого.

Мне не верилось. Честно говоря, если бы я могла убежать сейчас, рассчитывая только на себя — не задумываясь рванула бы в сторону порта. Но у меня не было денег, и среди черных как сажа пар-оольцев я выделялась как лунь. Никто не укрыл бы меня даже на время. Некоторое время я пыталась прикинуть, насколько реально схорониться среди товара на каком-нибудь корабле, но плыть до Пурпурных земель было никак не меньше четырех дней, и за это время пришлось бы выходить не единожды. Оставив эту мысль, я тряхнула головой. Глупо было рассчитывать на сказочное везение, которого у меня никогда не было.

Стараясь не шуметь, я мышкой пробежалась по коридорам, тщательно запоминая дорогу, пока не добралась до одного из выходов на поверхность. Я даже мельком выглянула наружу — аккуратно, не высовываясь. Сквозь наполовину завешенную травой земляную арку, с той стороны наверняка напоминавшую нору, я наконец-то увидела кусочек солнца. Мне так хотелось почувствовать солнечное тепло, что я легла на спину, ловя лицом гревший землю луч, и зажмурилась от неожиданной радости. По щекам предательски поползли слезы, они скатывались в уши и щекотали их. Я прислушивалась, уверенная, что смогу, если что, быстро унестись обратно, под защиту иллюзорных тоннелей, но никакого шума снаружи не раздавалось.

Я понимала, что мужчины ушли другим путем. Граница иллюзии, которую мне показал Келлфер, осталась далеко позади, а об этих коридорах они вообще могли не знать. Эта мысль была захватывающей: они, наконец, не знали, где я. Они и не найдут меня, если я не вернусь. Даже связанная клятвой, сейчас я принадлежала только самой себе — и сама решала, что мне делать дальше. Этот кусочек контроля над своей жизнью освежил меня, и лучиком света пробился сквозь безнадежность моего положения. «Запомни, — сказала я себе строго. — Даже сейчас у тебя есть выбор, и это даже не выбор лягушки во рту цапли. Например, ты можешь выживать самостоятельно. Или выйти и сдаться пар-оольцам. Или выйти и попытаться сбежать, добраться до моря и пуститься вплавь, надеясь, что тебя подберет корабль, на котором никто не будет знать, что тебя судили».

Если бы Дарис увидел меня здесь, он бы разозлился. Я признавала, что моя маленькая, но такая важная для меня вылазка, была откровенно опасной. И все же это точно стоило того: вот этот момент понимания, что я не в каменной трубе, а на перекрестке, и что именно я решаю, что мне делать. Я никому не позволила бы забрать это у меня.

Мне хотелось бросить ему вызов, но еще больше — доказать себе, что я могу не опираться на мужчин как на костыли. Они ушли — а я осталась, и я жива и без них, последнее время заменявших мне весь мир.

Я лежала так, пока моя спина не окоченела. Я не знала, сколько прошло времени, но солнце ушло, и теперь я смотрела в земляной свод. Мне стоило вернуться, чтобы мой маленький бунт не стал очевиден, и стоило понять, насколько серьезно настроен Дарис, стоило не давать ему поводов приказать мне оставаться рядом с ним — и убежать, как только я окажусь в Империи. Может быть, стоило попросить Келлфера о защите — тут мое сердце сладко заныло — но сначала удостовериться, что он на моей стороне. Теперь он, наверно, не ненавидел меня: я ведь все исправила. У него не было причин не дать мне уйти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я принадлежу себе.

«Если не будет знать, где я — и приказывать не сможет, так ведь? А пока нужно быть послушной и без приказов. Я не способна сыграть влюбленность и никогда не буду этого делать, но быть тихой и предсказуемой я могу», — рассуждала я на пути обратно.

Настроение впервые за этот месяц было почти хорошим. Солнце оживило меня: в голове было ясно. Я была готова бороться.

.

.

* * *

Когда я зашла в большой грот, намереваясь все-таки поджарить овощей, Келлфер уже был там. Я остановилась у входа, не понимая, что делать: ждала, что он отпустит едкое замечание или спросит, где я была, и почему еда не готова, но, похоже, ему было все равно. Перед ним, прямо на камнях очага, стояла незнакомая металлическая чаша с резным ободом, а в ней кипело, распространяя травяной запах, какое-то темное варево. Мужчина глядел в бурлящую жидкость, не отрываясь. Я постояла некоторое время, давая ему заметить меня, но Келлфер так и не обернулся. Это было странно.

— А Дарис тоже вернулся? — подала я голос.

Келлфер не вздрогнул, не поднял головы, и я поняла: он услышал мои шаги еще на подходе.

— Он придет позже. Он ищет тебе подарок.

Мужчина махнул рукой — и угли потухли. На поверхности таинственного зелья вздулись последние несколько пузырей и, не лопаясь, опали.

— Что это? — не удержалась я.

— Я нашел упоминания об этом зелье слишком поздно, — будто говоря сам с собой, ответил Келлфер. — Чуть раньше оно пригодилось бы больше. Этот состав, если смешать его с кровью подвергшегося магическому принуждению человека, станет бесцветным. Пар-оольцы очень любят такие зелья и умеют их варить. Это уже третий рецепт.

Я неуверенно переступила с ноги на ногу. Было логично, что в стране, где обычным делом считались артефакты вроде черного кольца, существуют способы проверить, не повлиял ли кто-то на разум. Но зачем Келлфер рассказывал об этом мне? Чтобы предупредить, что хочет снова проверить Дариса?

И почему его голос был таким странным?

— А это? — Я указала на крупный неровный камень винного цвета, обвитый металлической проволокой. — Тоже не украшение, да?

— Артефакт от местного мастера с теми же свойствами, — отозвался Келлфер.

Но почему? Разве мы уже не установили, что Дарис находился под моим влиянием?

— И что вы делаете?

— Сдаюсь, — обреченно проговорил Келлфер, нависая над чашей.

Волосы закрывали его лицо. Я нахмурилась в непонимании и подошла немного ближе, заглядывая за тонкий металлический край: жидкость была угольно-черной. Келлфер выглядел потрясенным и уставшим, и это так не вязалось с его обычной манерой держаться, что я предположила, что он или расстроен, или зол. Может быть, он проверил кровь сына и нашел следы влияния, и это означало, что у меня не вышло освободить его? Но тогда зелье стало бы бесцветным, он сам сказал!

Прикоснуться к его плечу показалось правильным, но не успели мои пальцы почувствовать жесткую ткань рукава, Келлфер перехватил мою руку и, молниеносно развернувшись, прижал меня к себе. Всю, целиком! Я касалась его ног, и живота, и груди, и макушка упиралась ему в подбородок. Мои руки оказались зажатыми между нашими телами, а спина — согретой его объятием.

— Что вы делаете? — сорвавшимся голосом повторила я, стараясь не вдыхать его запаха — мне казалось, стоит только почувствовать его, и пути назад не будет.

Келлфер пах камнем и пергаментом. Я выгнулась, пытаясь вырваться, пока еще могла этого захотеть, и встретилась с ним взглядом.

— Сдаюсь, — так же повторил он, и в этот раз отчаяние в его обычно ровном голосе имело совсем другой оттенок.

Его поцелуй обжег губы как огнем, разорвал легкие восторгом, жаром прокатился по всему телу. Губы его были жесткими, горячими. Мои колени подкосились, но Келлфер легко удержал меня, не прекращая целовать, и я оказалась прижата к нему еще сильнее, так, что воздуха совсем не осталось. Мыслей не осталось тоже, и страха — ничего, только этот мужчина, не желавший отпускать. Сначала робко, потом смелее, я ответила на поцелуй, может, слишком поспешно — а вдруг он решит, что мне не нравится, и больше не будет меня целовать? — и ощутила, как он улыбнулся. Сердце билось теперь как пойманная в ловушку синица. Как-то мне удалось поднять руку и провести пальцами по его скуле, и когда Келлфер все-таки отстранился, давая вдохнуть, он поцеловал и мои пальцы, удерживая их, оставляя руку у губ. На скулах его ходили желваки, будто он с чем-то боролся.