Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ответ: Проведенную работу по пересмотру норм как вредительскую признать не могу. Отдельные ошибки были, но их устраняли» [5:54–55].
«Виновным я себя ни в чем решительно не признаю», — заключает Горелов по окончании предварительного следствия [5:57]. И этот тезис о своей невиновности он как знамя пронес через все годы заключения.
В деле Горелова особо хочется отметить еще одно обстоятельство. Тремя партсобраниями завода, где обсуждались проступки Горелова, руководил начальник Егорьевского райотдела НКВД Я. Д. Багликов и он же составил резолюцию об исключении Горелова из партии. Конец 1930-х годов — это тот период, когда влияние чекистского ведомства было особенно велико. Решение Бюро Егорьевского райкома ВКП(б), подтвердившее решение первичной парторганизации об исключении Горелова, было предопределено резолюцией местного шефа ГБ.
Горелов попытался обжаловать это решение, направив ходатайство в Комиссию партийного контроля при Московском комитете ВКП(б). В ходе рассмотрения дела 25 мая 1937 года члены КПК усомнились в обоснованности исключения Горелова из партии и порекомендовали представителю Егорьевского райкома собрать более веские доказательства его вины. Фактически же это было замечание по адресу начальника Егорьевского р/о НКВД. Ведь за ним оставалось решающее слово. В итоге решение по делу Горелова было отложено Комиссией на неопределенный срок, до прояснения картины. Не вызывает сомнений, что для егорьевских чекистов это послужило дополнительным стимулом, чтобы довести дело Горелова до логического конца. В этой связи примечательно, что окончательный отказ в удовлетворении ходатайства Горелова КПК выносит только 10 октября 1937 г., когда следствие по делу было уже закончено.
В феврале 1939 г. Горелов пишет из лагеря заявление в Президиум XVIII Съезда ВКП(б), ставшее результатом дальнейшего переосмысления им своей позиции. Соглашаясь на формальное признание своей «ошибки», он по-прежнему не намерен уступать в главном.
«Вина же моя заключалась в следующем: я с 1935 г. был директором станкостроительного завода в г. Егорьевске, на котором работал в качестве зав. ТНБ некий СТУДНЕВ, арестованный НКВД в 1936 г. в августе месяце за контрреволюционные разговоры и анекдоты на частной квартире и осужденный в январе 1937 г. Когда с меня Обл. прокурор потребовал дать деловую характеристику на Студнева, то я исключительно дал сухую деловую объективную характеристику, не сделав политических выводов, чем допустил со своей стороны грубую политическую ошибку, т. к. характеристика была аполитична. То же я сделал и на суде, выступая в качестве свидетеля со стороны защиты» [5:201].
И всё? Это весьма поверхностное осознание «ошибки». А заклеймить Студнева троцкистом и махровым врагом? А себя попинать за близорукость и утрату бдительности? Ведь Студнев на тот момент уже не подозреваемый, не обвиняемый, а осужденный за контрреволюционную деятельность, и все его жалобы остались без удовлетворения! А Горелов признает ошибку лишь в том, что характеристика получилась аполитичной, даже не конкретизируя, чем собственно плоха аполитичность, что из-за этой аполитичности было упущено. Может быть, Студнева поблагодарить стоило за своевременную и конструктивную критику?
В те времена подобные речи могли быть истолкованы только так, что автор недостаточно «разоружился», продолжает «двурушничать», а посему и говорить с ним не о чем. Чтобы получить хотя бы надежду на снисхождение, необходимо было:
1. Однозначно признать факт своего отступничества в прошлом;
2. Заверить в своем окончательном и бесповоротном возвращении на партийные позиции.
А Горелов вместо этого снова начинает доказывать свою невиновность:
«Следствие пыталось меня обвинить в ряде преступлений по заводу, и все мои доводы следствием во внимание не принимались, говоря, что я более подробно могу все доказать на суде. Однако суда мне не было, а я был приговорен Особ. Совещан. при НКВД сроком на 5 лет в труд. — исправительные лагеря за контрреволюционную деятельность.
<…>
Я прошу Президиум Съезда партии ознакомиться с моим делом, как исключение меня из партии, так и моего осуждения как „контрреволюционера“, и восстановить меня в рядах партии, и снова дать возможность работать на благо нашей Великой Родины в кругу членов моей семьи. Я имею трех сыновей от 12 до 18 лет, и мысль, что моих детей сейчас преследуют мысли, дети отца-„контрреволюционера“, — страшней всего.
Я прошу, товарищи, дайте мне возможность снять с меня незаслуженное черное пятно» [5:202].
Между строк читаем: страшного было много. Но самое страшное для Горелова — это то, что коммунистическое сообщество его из себя исторгло, что к своей семье он должен вернуться опозоренным, запятнанным. Горелов жаждет компромисса, но не может пойти в своих уступках дальше определенного предела.
В общей сложности за время заключения Горелов написал три или четыре жалобы в разные инстанции, но все они перенаправлялись в чекистское ведомство, где их оставляли без удовлетворения. Последний отказ был вынесен Секретариатом Особого Совещания при НКВД СССР и доставлен в лагерь 24 апреля 1941 года, но его Горелов уже не увидел. Месяцем раньше его не стало [5:249].
СТУДНЕВ
Биографическая справка
Студнев Михаил Осипович, рожд. 07.01.1893 г., урож. г. Сарапула Кировского края, из рабочих, еврей, гражданин СССР, беспартийный, член профсоюза рабочих станкоинструментальной промышленности, образование н/высшее, окончил механический факультет Днепропетровского политехникума и несколько курсов технического вуза по специальности «Техническое нормирование горячей обработки металла», до поступления на завод «Комсомолец» работал на Горьковском автомобильном заводе (ГАЗ) и Челябинском тракторном заводе (ЧТЗ). Арестован 28.07.1936 г. по обвинению в контрреволюционной агитации (ст. 58.10 УК), решением Спецколлегии Мособлсуда от 31.01.1937 г. приговорен к лишению свободы в ИТЛ сроком на 4 года, с поражением в избирательных правах сроком на 2 года.
Состав семьи: жена — Елизавета Семеновна Студнева, 1896 г.р., сын Евгений 18 лет, дочь Елена 3,5 года.
«Когда мне следователем было предъявлено 17 пунктов обвинения, я просто обалдел и заболел».
Михаил Студнев. Последнее слово.
О, этот Студнев! Его демонический образ, расколовший коллектив завода на «троцкистов» и их разоблачителей, прошел через все показания по делу Горелова, через все его жалобы и ответы на них. Можно даже говорить о «Комсомольце» до и после Студнева.
Человеком он был, конечно, достаточно своеобразным, шумного, бунтарского склада, способным на импульсивные поступки. В то же время в критических ситуациях он умел подчинить эмоции своей воле. Об этом говорит конструктивный и сдержанный тон его служебных записок, адресованных одному из свидетелей обвинения уже после визита последнего в партком с доносом. Отрицая свою вину, Студнев с редкой настойчивостью
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда. - Владимир Кизель - Биографии и Мемуары
- Древний рим — история и повседневность - Георгий Кнабе - История
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Судебный отчет по делу антисоветского право-троцкистского блока - Сборник - Биографии и Мемуары
- Войска НКВД на фронте и в тылу - Николай Стариков - История
- Тяжелый танк ИС-2 - М. Барятинский - Периодические издания
- НКВД изнутри. Записки чекиста - Михаил Шрейдер - Биографии и Мемуары
- Инженеры Сталина: Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы - Сюзанна Шаттенберг - История
- Лубянская империя НКВД. 1937–1939 - Владимир Семенович Жуковский - Биографии и Мемуары