Библия Раджниша. Том 4. Книга 1 - Бхагван Шри Раджниш

Но священство может существовать, если оно делает себя совершенно необходимым. Оно совершенно не нужно, но оно возвышает себя над вами в качестве чего-то неизбежного.

Сейчас этот поляк-папа опять гастролирует. Вчера я видел его фотографию, опубликованную в какой-то католической стране. Он целовал землю. Представители средств массовой информации спросили его: «Что вы думаете об оказанном вам приеме?»

Он сказал: «Он был теплым, но не ошеломляющим».

Этого человека должны ждать; он не удовлетворяется теплым приемом, он ожидает ошеломляющего приема. А когда он говорит «теплый», вы можете быть абсолютно уверены, что это был, наверное, тепловатый прием — он пытается преувеличить его как можно больше. Иначе, теплый прием будет ошеломляющим — что вам еще надо? Сосиски с горчицей? Тогда он будет ошеломляющим? Достаточно и теплого приема. Но я знаю, в чем проблема; прием, должно быть, был тепловатый, а возможно, даже холодный.

В этом году этот человек намеревается созвать синод, то есть католический сенат, на котором встретятся все епископы и кардиналы всего католического мира, чтобы принять решения по неотложным делам. Можете быть уверены, какие это неотложные дела: регулирование рождаемости — грех, аборт — грех; и этот новый грех, о котором никогда не упоминали раньше: прилагать усилия, чтобы быть в непосредственном контакте с Богом, — грех.

Тезис, который он поставил на обсуждение, он намеревается представить синоду, чтобы получить его одобрение; затем этот тезис станет дополнением к Библии, почти таким же священным, как Библия. Если он будет принят синодом единогласно, то будет иметь такой же статус. А он будет принят, так как ни один священник не скажет, что этот тезис неправильный, ни один кардинал не скажет, что этот тезис неправильный. Они будут безмерно счастливы, что папа обладает поистине оригинальным умом — даже Иисус не додумался до этого!

Когда я получил сообщение о том, что любое усилие для осуществления непосредственного контакта с Богом является грехом, я заинтересовался, что же делал Моисей. Был непосредственный контакт: посредника не было, никто при этом не присутствовал. Когда Моисей повстречал Бога в горящем кусте, свидетеля не было. Он совершал большой грех согласно этому поляку-папе.

Кто был доверенным лицом Иисуса? Необходимо было какое-то посредничество. Молясь, он также пытался войти в непосредственный контакт с Богом. И он никому не платил, чтобы за него молились, он молился сам. А он не был ни епископом, ни кардиналом, ни папой; Моисей тоже не был ни епископом, ни кардиналом, ни папой.

Согласно этому поляку-папе все они — грешники. И синод собирается подписать этот тезис — я могу сказать об этом заранее, — поскольку во всем мире священство находится в шатком положении.

Истина же состоит в том, что вашим прирожденным правом является право интересоваться существованием, жизнью, спрашивать, о чем это все.

Созерцание — теоретическое явление, вы можете продолжать теоретизировать… Оно тоже уводит прочь ваш здравый смысл. Например, Эммануил Кант был одним из величайших философов, которые когда-либо были даны миру. Всю свою жизнь он оставался в одном городе по той простой причине, что любая перемена мешала его созерцанию — новый дом, новые люди… Все должно было быть в точности по-старому, чтобы он мог совершенно свободно созерцать.

Он никогда не женился. Одна женщина даже сделала ему предложение, но он сказал: «Я должен обдумать это». Возможно, это будет единственным в своем роде ответом; обычно мужчина делает предложение. Должно быть, она долго ждала, а когда поняла, что этот человек не собирается делать предложения, то сделала его сама. А что он сказал? — «Я должен обдумать это». В течение трех лет он размышлял над всеми благоприятными сторонами супружества, над всеми неблагоприятными сторонами супружества; а беда в том, что эти стороны были равны, уравновешены, исключали друг друга.

Поэтому через три года он пошел и постучался в дверь дома этой женщины, чтобы сказать следующее; «Мне трудно прийти к заключению, так как обе стороны одинаково обоснованы, одинаково взвешены, и я не могу ничего поделать, пока я не найду, что одна альтернатива — более логичная, более научная, более философская, чем другая. Поэтому, пожалуйста, простите меня; вы можете выйти замуж за кого-нибудь другого».

Дверь открыл отец — Кант спросил его о дочери. Отец сказал: «Вы пришли слишком поздно; она вышла замуж, у нее теперь есть даже один ребенок. Вы настоящий философ — спустя три года вы пришли, чтобы дать ей ответ!»

Кант сказал: «Во всяком случае ответом не было согласие; но вы можете передать своей дочери, что я не смог прийти к нужному выводу. Я очень старался прийти к нужному выводу, но я должен быть честным: я не могу обманывать себя, рассматривая только благоприятные причины и отбрасывая неблагоприятные причины. Я не могу обманывать себя».

Итак, этот человек каждый день, точно в одно и тоже время, ходил преподавать в университет. Люди, увидев его, обычно проверяли свои настенные и ручные часы: вы могли быть уверены секунда в секунду — он двигался как стрелки часов. Его слуга обычно провозглашал не «Хозяин, ваш завтрак готов», нет, но «Хозяин, сейчас — семь тридцать», «Хозяин, сейчас — двенадцать тридцать». Не было необходимости говорить, что сейчас — время обеда; двенадцать тридцать… надо было сообщать только время.

Все было фиксировано. Он был настолько погружен в свое философствование, что стал зависимым — почти слугой своему собственному слуге, так как тот каждый раз угрожал ему, говоря: «Я собираюсь уйти». А слуга знал, что Кант не мог допустить, чтобы он ушел. В течение нескольких дней случалось так, что, когда он угрожал, Кант говорил: «Да, можешь уходить. Ты слишком ценишь себя. Ты думаешь, я не смогу прожить без тебя, что не смогу найти другого слугу?»

Слуга сказал: «Попробуйте».

Но с другим слугой ничего не выходило, так как слуга не имел представления, что надо объявлять время. Он говорил: «Хозяин, обед готов», и этого было достаточно, чтобы помешать Канту. Его надо было будить рано утром, в пять часов, и слуге были даны указания: «Даже если я буду бить тебя, орать и кричать тебе: ‘Убирайся, я хочу спать!’, ты не должен уходить. Даже если тебе придется побить меня, побей меня, но вытащи из постели».

«Пять часов значит пять часов; если