Флешбэк мечты - Морин Гу

В кои-то веки.

– Э-э… я хотела спросить, нет ли у вас вакансий. – Я нервно выбила пальцем дробь по стойке.

Хальмони подошла, постукивая по полу плоскими подошвами туфель.

– Нет, прямо сейчас нет. – Голос – какой я помнила, только потише и помоложе, да и акцент сильнее, а еще в нем звучали официальность и настороженность, которых я в речи бабушки никогда не слышала.

Я, не сдержавшись, вгляделась ей в лицо. Гладкое, ни одной морщинки, никакой косметики, как и обычно. Хальмони, в отличие от мамы, не была ослепительной красавицей, и все же оказалась очень хороша собой. В лице читалась сила, уравновешенная мягкостью. Я часто слышала, что мы с ней очень похожи.

Она наморщила лоб:

– Я могу вам чем-то еще помочь?

А, ну да. Некрасиво таращиться на незнакомцев.

– Ну… э-э…

– Вы кореянка? – спросила она, пристально меня рассматривая.

Я скованно кивнула – постаравшись кивнуть по-корейски. Уважительно.

– Да.

Она расслабилась, ее будто отпустило – мы как бы теперь не чужие.

– Мне очень жаль, что у меня нет для вас работы. Дело в том, что мне уже помогает моя дочь.

И тут, будто по команде, сзади звякнул колокольчик. Я повернулась.

Блин.

Моя мама, Присцилла, замерла на месте. Форму чирлидерши она сняла. Вместо нее надела коротенькое платье в цветочек и вязаную кофточку. Волосы так и завязаны в высокий хвост, рюкзак висит на одном плече.

Она сощурилась, пытаясь понять, что я тут делаю:

– Привет, ты ведь наша новенькая?

Хальмони посмотрела на нее, потом на меня:

– Вы знакомы? По школе?

– Не то чтобы. – Присцилла пожала плечами. – Сегодня познакомились.

Оказаться в одной комнате с мамой и бабушкой, которые моложе самих себя на тридцать лет, – знаете, так у меня крыша еще никогда не съезжала. А я однажды проглотила 0,0002 грамма шрума, когда мы с Вэл смотрели «Синий бархат».

– Да, я новенькая. Меня зовут…

– Сэм. – Она слегка сморщила нос. – Я помню.

– Я пришла узнать… э-э… нет ли здесь работы.

– Нет, мы платных сотрудников не нанимаем, – сухо произнесла Присцилла. Прошла мимо меня, подняла крышку на петлях, оказалась в рабочей зоне. В детстве я проходила прямо под этой крышкой и почти не задевала ее затылком.

Тут хальмони заговорила с мамой по-корейски – быстро и с явным неудовольствием. Корейский у меня так себе, но суть я уловила: «Веди себя любезнее». Хальмони посмотрела на меня, выражение лица подчеркнуто безмятежное.

Присцилла закусила нижнюю губу, втянула воздух через нос. Я наблюдала за ними с огромным интересом. Колючая мама-подросток была мне в новинку.

– Сэм, – сказала хальмони, будто бы пробуя имя на вкус. Для нее оно тоже было в новинку. – Мне кажется, в «Виллидж плаза» много работы. Можешь там попробовать.

Она произнесла это извиняющимся тоном – речь шла об огромном супермаркете, и мне захотелось ее обнять.

– Спасибо, – сказала я. – Пойду выясню.

Я лихорадочно придумывала предлог, чтобы остаться, а хальмони вытащила на стойку огромный контейнер с вешалками-плечиками.

– Ты чего сегодня так поздно? – спросила хальмони по-корейски.

– Ты же знаешь, у меня чирлидерская тренировка, – пробурчала Присцилла.

– А, да, я забыла, – рассеянно произнесла хальмони – я очень хорошо знала этот тон. Шутливый.

Присцилла попыталась скрыть улыбку:

– Ну, понятное дело, омма. Тренировки-то у меня всего лишь каждый день.

– Знала я, что ты на это будешь убивать кучу времени. – Критика в ее словах звучала, пусть и легкая.

Присцилла вздохнула:

– Это может помочь при поступлении.

Хальмони грубовато фыркнула:

– Спорт был бы еще полезнее. Так ты бросила.

Короткая ссора, легкое взаимное недовольство, которое мне показалось совсем не легким. Мама тогда не знала, что через тридцать лет хальмони впадет в кому. Какая же это глупость – тратить кучу времени на дурацкие пререкания.

Я хотела их прервать, но тут Присцилла выпалила:

– Оно мне надо – плавать каждое утро в шесть часов?

Я посмотрела на нее с удивлением. До меня только сейчас начало доходить, что это семнадцатилетняя Присцилла, а не мама, которую я прекрасно знаю. Присцилла из будущего ни о чем не стала бы говорить «оно мне надо» и уж всяко не стала бы протестовать против полезных занятий спортом. «Нытья я не слышу» – в нашем доме это было мантрой.

– Да ладно, себя не обманывай, – ответила хальмони на смеси английского и корейского. – Ты просто испугалась, что испортишь хлоркой волосы.

Присцилла вроде как хотела возразить, но вместо этого рассмеялась.

– Да, верно, – ответила она по-корейски.

– Причина неуважительная, тебе не стыдно? – Хальмони говорила по-корейски, добродушно, но слегка язвительно.

Теплота в их отношениях оказалась, пожалуй, самой странной вещью из всего, что я увидела в прошлом. Очень странным было и то, что мама говорит по-корейски. Свободно. И я все думала: в их общении есть что-то очень знакомое. Потом я вдруг сообразила: именно так мы общались с хальмони. Я вспомнила, как мама отзывалась о хальмони («Раньше она была не той бабушкой, которую ты знаешь»), и подумала, что же такое произошло, что все между ними поменялось? Легкость и теплота вылились в то, что я вижу сейчас: холодность, натянутость…

Когда смех Присциллы завершился сердитым смешком, я тоже расхохоталась, не удержавшись.

– И как, Присцилла, – выпалила я, – ты здесь каждый день работаешь?

Я сама понимала, как глупо звучит этот вопрос.

– Да. А тебе-то что? – осведомилась Присцилла, просматривая список заказов. – Влюбилась в меня, что ли?

Вот же хамка.

– А ты не слишком губу раскатала? Я тебя знаю-то всего пять часов. – Слова вылетели прежде, чем я успела себя остановить: настолько глубоко впечаталась в подсознание программа «как отвечать маме».

Она вздрогнула, подняла глаза:

– Да я пошутила, естественно. Ты ж девочка.

Я попыталась не поморщиться. Крепко же в нее въелась эта гетеронормативность.

– Ну да, знаю.

Присцилла подалась ко мне ближе, лицо сделалось подозрительным.

– Эй, а ты где сегодня была? Я тебя за обедом не видела. Да и вообще нигде.

– А. Может, у нас обед в разное время?

– Чего? Он у всех в одно время.

Черт.

– А. Ну, тогда не знаю. Наверное, ты меня не заметила.

Короткая пауза, я съежилась под пронзительным взглядом Присциллы.

– Омма! – внезапно прозвенел ее голос, я подпрыгнула. – Ты мне платье переделала?

Она развернулась и пошла прочь, напрочь про меня забыв.

Я неловко потопталась на месте, плохо себе представляя, что еще предпринять. Торчать здесь, нести всякую чушь, чтобы меня совсем за больную приняли? Уйти прямо сейчас, не получив ни одного ответа? Я почти физически чувствовала, как разряжается аккумулятор телефона, а с ним испаряется мой последний шанс вернуться домой к хальмони.

– Ты точно успеешь до бала? – Даже из дальней части химчистки было слышно, как Присцилла озабочена.

Хальмони раздраженно хмыкнула:

– У меня, в отличие от тебя, есть дела поважнее этого вашего бала.

– Да, для меня это важно. Пожалуйста, сделай все как следует.

– Еще раз спросишь – омма вообще ничего не будет делать!

Приглушенные сердитые голоса так и звенели у меня в ушах.

Погоди-ка.

Меня не выбрали… Когда я вернулась после бала домой, мы ужасно поссорились.

Мамины слова эхом отдавались в голове. Я вспомнила объявления в школьном коридоре. Здесь, в прошлом, еще не закончился первый месяц учебного года.

Примерно тогда у нас отношения и разладились окончательно.

Перед глазами как в замедленной съемке поплыли математические уравнения, фрагменты вставали на свои места.

Значит, меня не случайно отправили сюда именно в этот момент. На той неделе, когда мама с хальмони ужасно разругались. Хальмони в коме, жизнь ее висит на волоске… И тут я поняла, что должна сделать. Зачем меня отправили в прошлое.

Я должна как-то спасти их отношения.

Нужно предотвратить этот скандал еще до того, как он разразится. А для этого мама должна стать королевой бала. Если она одержит победу, то и повода для скандала не будет.

Тут вернулась Присцилла с ворохом льдисто-голубого атласа в руках; я смотрела на нее во все глаза. Мне придется завести дружбу с какой-то заносчивой чирлидершей из девяностых годов? С человеком, с которым у меня совсем ничего общего – ни в прошлом, ни в настоящем? С девчонкой, которая, дай ей хоть малейшую возможность, наверняка стала бы меня изводить? Да уж, просто мука мученическая. Зато хоть какой-то план. На смену беспомощности пришел проблеск надежды.

– А когда этот бал, Присцилла? – Было очень странно называть собственную маму по имени.

– В субботу на следующей неделе.

Сегодня четверг. Так, у меня девять дней. Девять дней на то, чтобы сделать Присциллу королевой бала. Девять дней на то, чтобы мама с хальмони не поссорились.

А мой аккумулятор протянет девять дней?

Время покажет.

Ха-ха.

– Ну класс. Ты, наверное, номинантка на королеву бала? – спросила я как можно беспечнее и жизнерадостнее.

В ее глазах вспыхнуло подозрение. Словно очередное напоминание, что мне ни разу в жизни не удалось перехитрить