Держи меня крепче (СИ) - Сукре Рида

— Всё, закрыли тему, — рявкнул Шерхан и нетерпеливо добавил, скосив взгляд на слаженно поющую парочку. — Когда уже тупая песня закончится? Развылись тут…

Джава не удержался:

— Предлагаю обрезать токонесущие провода!

— Предлагаю, — воспротивился его «дурацкому» предложению вечно противоборствующий ему Владимир, — устроить короткое замыкание недоделанному электротехнику.

— Бойся меня, гуманитарий, — продолжил перепалку Сергей, — как осуществить твою идея я, хоть и недоделанный, но всё же электротехник, знаю… — он загадочно ухмыльнулся.

Только Дэн собирался вклиниться между ними, чтобы остановить надвигающуюся по второму кругу перепалку и успел вякнуть: «Брейк!» — как музыка смолкла, а далее окрылённый Оливер сумел ввести в состояние анабиотического гипноза буквально всех фанкиманов: он, проникновенно глядя в глаза шеровской малышке, прямо в микрофон пробаритонил своим мега-очаровывающим голосом, укутанным в нежный бархат:

— Люблю тебя вечно…

Девушка, по объективному мнению всей группы парней, одновременно застывших в естественных позах, по всем законам, огорошенная откровением своего спутника, на его признание неожиданно звонко радостно рассмеялась. Ступор в мужских рядах продолжился и обещал задержаться надолго.

51

— Люблю тебя вечно… — произнёс Олли, буравя меня глазами.

Прозвучало проникновенно и даже кружаще голову, а может дело в адреналине, бушующем в моих венах горячим пульсирующим потоком, который я заработала исполнением позитивной песенки. Причин я не ведала, но его слова меня тронули.

Хотя… если бы на его месте стоял другой человечек и сказал те же самые слова, с той же самой интонацией, но свойственными лишь ему нотками собственного превосходства, смешанного с сарказмом, своеволием, упрямством; моя голова, полная опилок и прочей чепухи, в момент бы устремилась в небо, прорываясь сквозь все слои атмосферы, и полетела бы далее в космос бороздить просторы межзвёздного пространства, пребывая в состоянии невесомости. Я себя за эти мысли корила, но в то же время не могла ничего с собой поделать.

Тупые чувства всё сильнее протягивали свои осьминожья щупальца с противными присосками к моему бедному сердечку с сидящим внутри него, словно в золотой клетке, покрытой алой простыней, крохотным колибри.

Слова Олли мне были приятны, хотя он и нарушил правила. К тому же я знала, что именно они значат, так что даже угрызений совести, по поводу того, что я могу разбить ему сердце своей нелюбовью, я не чувствовала. Потому что у него уже есть ван лав всей жизни, единственная, неповторимая, лучшая. А какая ещё? Он ей пишет стихи, искренне переживает из-за неудачных свиданий. Купил ей красивую цепочку, которую я совсем недавно ошибочно приняла как подарок мне, глупышка, я ведь тогда считала, что мы с ним могли бы быть неплохой парой. Смешно. Мои симпатии так быстро сменились, что это даже несколько криминально и не очень-то красиво, то есть некрасиво вообще. Но я отчётливо понимаю, что мы с Олли друзья. А он понял это куда намного раньше меня. Всё же он ко всем своим прочим положительным характеристикам ещё и проницательный.

— Дурачок ты, — рассмеялась я.

— Я? — вскинул брови Оливер, напуская на себя серьёзный, даже воинственный вид, но при этом краешки его пухлых губ предательски ползли вверх. — Ни фига.

Он отключил микрофон и убрал, я последовала его примеру.

Весь вид Оливера говорил сам за себя. Я всегда отвечаю за свои слова, так что не бзди, детка. Хотя это скорее из репертуара моего муженька. И снова я о нём думаю. Вечно в мои мысли проползает, руша и круша всё на своём пути. У меня так никаких защитных сфер не останется.

Я встряхнула голову, пытаясь выбросить из головы персону нон грата.

— Так нечестно! — попыталась я воззвать к совести Олли, которая у такого человека, как Олли, просто обязана была наличествовать, а также цвести и благоухать весенней свежестью.

— Всё честно!

— Не-а. Мы о чём договаривались?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— И о чём же, ДСС? — ехидничал Оливер и улыбался. Ему было крайне весело. Впрочем, мне тоже.

— О том, что если ты каким-нибудь сверхъестественным чудесным волшебным способом всё же уломаешь меня спеть, то тогда тебе в качестве компенсации придётся признаваться в любви. Прилюдно. Но имелось ведь в виду, что признаваться ты будешь любимой девушке.

— Кем имелось? — откровенно угорал надо мной парень. — Я вот, например, мечтал выразить свою любовь к другу!

Точно, редиска, подловил. Надо было уточнять в правилах прежде, чем соглашаться. Но если посудить здраво, то само пари придумал Олли: как часть о том, что я должна спеть, так и часть о том, что Олли в случае моего дебюта признается в любви любимому человеку. Конечно, это же так просто — любимым человеком может быть любой друг. Мне его признания были не нужны, я и так чувствовала свою родную душу, которую по-братски любила, но раз договорились, изволь исполнять свою часть. А он схитрил.

— И у тебя получилось! Но всё равно ты сжульничал. Ты жулик!

— О, Оливер, ты жуликоватый тип, — поднял большой палец вверх в одобряющем жесте Сенька, который познакомился с рэп-идолом миллионов около часа назад, но никакой неловкости перед ним не испытывал и дара речи в его присутствии не терял, зато бойко ловил эксклюзивные кадры. Самого Оливера камера не смущала, также он был на сто процентов уверен, что дальше домашнего видео отснятый материал мелкого проныры не пойдёт и в массы не просочится, об этом был уговор.

— А то ж, — выпятил Олли грудь колесом, будто я ему должна ему туда медальку водрузить или осчастливить её орденом, повесив «Анну» на шею. — Друзей надо любить. Надо дарить свою любовь тем, кто тебе не безразличен, кому ты не безразличен… Так что, Ленка, я тебя люблю, мой драгоценный друг!

Оливер распоясался и заключил меня, упорно старающуюся состроить строгий вид, в медвежьи объятия и чуть не раздавил, это я преувеличиваю и приукрашиваю, даже нагло вру и не краснею, как варёный рак или измазанная свёклой в качестве румян красна девица из села Кукушкино, что стоит на речке Перетечка. На самом деле его объятия можно было назвать нежными, а второй за сегодня поцелуй, но уже в макушку, ласковым, как обычно родители целуют своё чадо, оставляя его на весь день в адском местечке под названием детсад. Влажные, мягкие губы и мои слабые волосёнки, которые почти не прикрывают чувствительную кожу головы, — это опасная, то есть взрывоопасная смесь. Возможно, я могла бы посчитать этот дружеский поцелуй интимным, даже несколько дразнящим, не страстным, но волнующим. Задержи он губы на моей макушке дольше, или не отпускай он меня из объятий ещё целую вечность.

Не знаю почему, но эти мысли грозной стремительной стайкой пролетали в моей дурной голове, сменяясь, догоняя и поддавая друг дружке под зад. Хотя умом я отлично понимала, что наши отношения никогда не переступят рамок дружбы. Меня это устраивало. Его тоже, иначе зачем ему проводить время со мной, когда у него есть любимая девушка.

Наши объятия продолжались от силы секунды три, а затем нас прервал супер-модный диджейский звонок телефона, принадлежащий не мне и настойчиво требующий нажать на зелёную кнопочку. Казалось, моего друга это немного раздражало, хотя виду он старался не показать; он разомкнул руки, вновь выпуская меня на свободу, и отошёл на шаг назад. Вынув из глубоко кармана трубку, он скептически посмотрел на табло телефона, где, как я краем глаза успела заметить, пока он не отвернул от меня дисплей, светилась преинтереснейшая картинка с изображением тигрёнка — очень милого и забавного. Оливер с секунду поразмышлял над тем брать трубку или нет, решил не скидывать, и осчастливил звонящего своим ответом.

— Я тоже люблю тебя, Олли, — искренне сказала я своему другу, как раз в тот момент, когда он нажал на «принять вызов», но ещё не успел поднести трубку к уху.

Оливер немного опешил, потом пришёл в себя и очаровательно мне улыбнулся. А я даже не знаю, почему решила сказать это именно в этот момент. Просто душевный каприз. Или порыв. Или не знаю что. Но я должна была ему ответить, что он мне тоже дорог, как друг, конечно, но ведь слова любви как раз и подчёркивают искренность. Я как бы сказала: «Я дорожу тобой, друг!» — но более искренне. И в его взгляде читалось, что он меня отлично понимает.