На день погребения моего - Томас Пинчон

и всё их изобилие, водопад пенни, монет в пять и десять центов, потому что без них мы замерзли бы и погибли, как картошка в сезон крепких морозов.

 Он как раз вернулся из турне по американским городам, где собирал деньги для Лиги, особенно его впечатлила борьба за свои права шахтеров Колорадо.

—  Я надеялся, пока буду там, как-то встретиться со знаменитым бомбистом Дикого Запада, известным как Кизелгур Кид, но, к сожалению, с некоторых пор о нем ничего не слышно.

Риф не очень-то знал, что ответить, но, понимая, что отвести взгляд прямо сейчас —  плохая идея, сидел молча, смотрел в лицо ирландца, на котором, как ему показалось, на мгновение увидел некий свет. Но вскоре Вольф Тоун вновь погрузился в свое любимое состояние черной меланхолии, которое Риф со временем научился распознавать как метафорическое устройство, в недрах которого таится смертельный механизм в ночной мгле.

—   Эти белые —  народ угрюмый, — заметил «Наркотик» Бридлав.

—  А вы, парни, слишком много улыбаетесь, — парировал Вольф Тоун. — Ни за что не поверю, что кто-нибудь может быть всё время так счастлив.

— Сегодня ночью, —  ответил «Наркотик», —  мы счастливы, потому что у нас закончился ангажемент в «Бастионе» на Ред-Онион, —  на мгновение закатив глаза, музыкальное братство было наслышано об этом синониме угрозы, —  и после этого остались живы, чтобы рассказать о пережитом. Кроме того, не хотим разочаровывать множество белых любителей музыки, пришедших сюда ради этого зубного блеска. А еще, конечно, мне нравятся здешние свиные отбивные! —  добавил он громче, заметив, что владелец заведения его слышит и пытается намекнуть, что «Веселым неграм» пора возвращаться к работе.

Когда джаз-банд снова начал играть:

—  Сначала я тебя принял за очередного чертова английского идиота, как вся эта толпа, с которой ты сюда пришел, —  сказал Вольф Тоун O'Руни.

  — Она меня выгнала, — признался Риф.

—  Нужно где-то остановиться? Наверное, не первый класс, к которому ты привык...

  — Я тоже жил не в отеле «Сент-Чарльз», если подумать.

Вольф Тоун ночевал на «Ду Эспесез», ранчо для путешественников в луизианском стиле в недрах квартала красных фонарей, где было полно различных сорвиголов, большинство из которых ожидало пароходов, чтобы уплыть из страны.

    — Это Флако, у него, возможно, то же пристрастие, что у тебя.

    —  Он имеет в виду химию,   — сказал Флако, понимающе нахмурившись.

Риф метнул взгляд на ирландца, жестами указывавшего на себя с видом оскорбленной невинности.

  — Это такое сообщество,   —  сказал Флако,   — и все парни спустя некоторое время друг друга знают.

    —  Я   — скорее подмастерье,   — предположил Риф.

  —  Сейчас все говорят о Европе. Все Власти планируют, как лучше перемещать войска, естественно подумать о железной дороге, но кругом эти горы, которые всё замедляют, так что нужны туннели. Вдруг по всей Европе принялись взрывать большие и маленькие туннели. Когда-нибудь работал на проходке туннелей?

    —  В некотором роде,   —  ответил Риф.   — Возможно.

    —  Он,   — начал Вольф Тоун.

    —  Да, брат O'Руни. Я ... ?

    — Не политический, как мы, Флако.

    — Не знаю,   —  сказал Риф.   — Впрочем, вы тоже. Надо об этом подумать.

  —  Нам всем,   —  сказал Вольф Тоун O'Руни. В его глазах горел тот же свет, что и прошлой ночью, когда зашла речь о Кизелгуре Киде.

Это была уже старая уловка, естественная, как проглотить слюну. Где-то в глубине души он пожал плечами. Пытаясь не вспоминать о Стрэй и Джесси.

   —  Мы смотрим на мир, на правительства во всем их разнообразии, одни с большей степенью свободы, другие   —  с меньшей. И мы считаем: чем более репрессивно Государство, тем больше жизнь в нем напоминает Смерть. Если смерть   —  это переход в состояние полной несвободы, значит, государство находится в пределах Смерти. Единственный способ решения проблемы Государства   —  контр-Смерть, известная как Химия,   — сказал Флако.

Он выжил в Анархистских битвах по обе стороны Атлантики, в частности, в Барселоне в 90-х. Разозлившись из-за взрыва в театре «Лисеу» во время представления оперы Россини «Вильгельм Телль», полиция устроила облаву не только на Анархистов, но и на всех, кто каким-либо образом мог противостоять режиму или хотя бы помышлял об этом. Тысячи человек арестовали и отправили «в горы», в крепость Монжуик, склонившуюся над городом, словно головорез, только что на этот город напавший, а когда темницы были заполнены, узников начали приковывать цепями на военных суднах, превращенных в плавучие тюрьмы, стоявшие на якоре в гавани.

  — Чертова испанская полиция,   —  сказал Флако.   — В Каталонии они   — оккупационная армия. Все узники 93-го года, которые не были Анархистами до того, как попали в Монжуик, быстро вникли в суть вопроса. Это было   —  словно вновь обрести старую религию, которую мы почти забыли. Государство   —  зло, его божественное право происходит прямиком из Ада, и мы все отправились в Ад. Некоторые вышли из Монжуика разбитыми, умирающими, с неработающими половыми органами, потерявшими дар речи от запугиваний. Кнут и раскаленное железо, конечно, очень для этого эффективны. Но все мы, даже те, кто голосовал и платил налоги, как добрые буржуа, вышли с ненавистью к Государству. Под этим нецензурным словом я, конечно, также подразумеваю Церковь, латифундии, банки и корпорации.

Каждый из жильцов «ДУ ЭСПЕСЕЗ» ждал свой собственный дружественный к изгоям корабль   —  их в любой момент стояло несколько в фарватере...словно прежде были легендарные счастливые времена Американского Анархизма, теперь доживающего последние дни, после того как анархист Чолгош убил Мак-Кинли: теперь только «беги, Анархист, беги», нация позволила себе погрузиться в новый цикл мании Красной Угрозы, словно вернулась в 70-е, в реакцию на Парижскую коммуну. Но если так, должно существовать убежище   —  высоко в свежем воздухе, над морем, где-то, где могут укрыться все Анархисты, сейчас, когда опасность столь огромна, место, которое легко можно найти даже на дешевых картах Мира, архипелаг зеленых вулканических островов   —  каждый со своим собственным диалектом, находящийся слишком далеко от морских путей, чтобы его использовали в качестве угольного порта, пункта пополнения запасов соли, топливной заправки, источника соблазнительных минералов, драгоценных или полезных, так что эти острова навсегда остались неуязвимы для бед и ошибок, заражающих политику Европейского материка: это место обетованное обещано им не