На день погребения моего - Томас Пинчон

известно, где предохранитель в том Наметельнике, Эвб.

  —  Ты, наверное, хочешь сказать «был». Те пистоли давно канули в небытие, по-моему.

  —  Возможно, те парни перепутали их со своими, махни на них рукой, и их тебе вернут.

Иногда их будили посреди ночи и вели, подталкивая, по коридорам, однажды вывели по какой-то лестнице на улицу, которую ни один из них прежде не видел.

  — Не нравится мне это,   — пробормотал Эвболл, походка которого была странной из-за дрожи в коленях.

   Фрэнк достал руки без наручников из карманов и поднял палец вверх:

    —  No esposas, нет наручников, думаю, у нас всё окей.

Они свернули на самую широкую улицу города, которая, как было известно обоим североамериканцам, вела к Пантеону, городскому кладбищу.

  —   Ты это называешь окей, ха,   —  на Эвболла жалко было смотреть.

   —   Готов поспорить.

    —  Конечно, очень удобно для тебя, тебе не придется платить.

  —    Но и денег я не получу. Зачем я это предложил.

Они подошли к подножию Серро-дель-Тросадо, почти служившему стенами кладбищу, вершина чернела в слабом свете луны, и вошли в отверстие в холме, почти невидимое в зарослях кактусов.

  — Dónde estemos? Куда мы идем?   — Фрэнк не видел ничего плохого в том, чтобы спросить.

    —  El Palacio de Cristal, Хрустальный дворец.

  — Я слышал про это место,   —  сказал Эвболл.   —  Какими бы ни были выдвинутые против нас обвинения, это политика.

  — Конечно они арестовали не того ковбоя,   —  сказал Фрэнк.   — Я даже не голосую.

   —   Ла политика,   — кивнул один из руралес, улыбаясь.

   —   Felicitaciones, поздравляю,   — добавил его напарник.

Камера была немного просторнее, чем в каталажке juzgado, здесь была пара матрасов, набитых листьями кукурузных початков, помойное ведро и огромный неприукрашенный шарж на дона Порфирио Диаса, нарисованный углем на стене.

  —  Судя по всему увиденному, нас не расстреляют до рассвета,   — сказал Фрэнк.   —  Думаю, я могу на некоторое время уютно прилечь с этими постельными клопами.

   —  Какая в этом логика?   — возразил Эвболл.   —  Если вскоре мы уснем навечно. В смысле...

   Но Фрэнк уже храпел.

Эвболл не спал час спустя, когда к ним в камеру посадили еще одного североамериканца, представившегося Дуэйном Провечо, он был пьян, но не засыпал, затянул длинный монолог, несколько раз призвав Эвболла обратить внимание на его знание тайных туннелей старинной серебряной шахты под Гуанахуато, которые, без сомнения, выведут их отсюда.

  —  Конец света приближается, вот увидите. В этот последний раз, выезжая из Тусона, вы слышали его в воздухе, всю дорогу до Ногалеса и через границу, frontera, он никогда не прекращается. Такой рев, твари над головой, больше, чем любые, какие вам только попадались, крылья трепещут в свете луны, как облака, вдруг всё тонет во мгле, и вы не уверены, что хотите ехать слишком быстро, поскольку кто знает, что вы увидите там вдалеке?

  — Я очень извиняюсь,   —  Фрэнк для убедительности открыл один глаз,   —  но если бы мы могли просто поспать...

   — О, нет-нет-нет, Господь совершает обратное путешествие, он собрался уходить, а потом замедлил шаг, словно у него возникла какая-то мысль, остановился, повернул обратно, и вот он возвращается к нам, разве вы не видите этот свет, не чувствуете исходящее от него тепло, по мере того как он приближается,   — и тому подобное.

Несмотря на присутствие большего, чем ожидалось, количества религиозных зануд, со временем эта мексиканская каталажка оказалась отнюдь не адской бездной из легенды приграничного городка, а гибким и иногда даже дружественным местом, в большой степени благодаря деньгам, которыми вдруг таинственным образом оказались наполнены карманы Эвболла.

    —  Откуда это всё? Эвб, я начинаю нервничать...

    — Не стоит переживать, дружище!

  —  Оно, конечно, так, но кто-то тебе все время приносит деньги сюда, кто-то, кого ты знаешь.

  —    Регулярно, как день выдачи зарплаты, и надежно, как в банке Моргана.

   Эвболл старался придать своему голосу нотку беззаботности, но Фрэнку было не до веселья.

  —   Конечно. А когда они потребуют деньги обратно?

  — Возможно, однажды, после того как мы выберемся отсюда, но кто торопится?

 По правде говоря, никто из них не торопился. Это место было просто мечтой, такое мирное по сравнению с тем, откуда их сюда привезли, такое же мирное, каким казался город с большого расстояния, а вблизи это впечатление разрушал звук   —  никаких пьяных шахтеров или необъявленных взрывов, стук пестов, всю ночь раздававшийся в скалах, здесь был приглушен, его полиритмия была столь же усыпляющая, как постоянный шум моря для матроса, ложащегося спать на койку ниже ватерлинии, у входа в благословенный вертоград сна... Здесь смывались тревоги рабочего дня, а возможности для отдыха разворачивались парадом тайных прелестей   —  кантина, где звучит музыка и девушки танцуют фанданго, маленький дешевый кинотеатр никельодеон или, точнее, сентаводеон, рулетка и штос, торговцы грифой и притоны курильщиков опиума, под завязку набитые представителями китайского сообщества со средней палубы, гостиничные номера, шикарные, как всё в городе, с подземным эквивалентом балкона, откуда можно видеть, кажется, на многие мили, закопченные стены и сторожевые башни с железными заклепками, и коричневые коридоры, обычно без крыши, этот всё более уютный плен, с несколькими твоими привычными алкашами и поножовщиками, и гопарями из шахтерского поселка   —  нет, учитывая национальную политику, в данный момент реализуемую государством, тут, скорее всего, окажутся другие арестанты, вы бы их назвали честными рабочими с опасным светом в глазах. А также искренние профессора, плутоватые ученые, científicos. Кажется, здесь даже не действовала динамика кутузок, связанная с покушением на ректальную нетронутость, что очень упростило день североамериканцев.

И еще один сюрприз   — надзирателем ночной смены оказалась привлекательная молодая женщина в нетипично аккуратной униформе, ее звали Ампаро, но она предпочитала обращение «сержант Васкес». Фрэнк решил, что у нее тесные связи с кем-то из руководства. На ее лице редко можно было заметить улыбку, но зато она на 100 процентов соответствовала занимаемой в тюрьме должности.

    —  Надо быть настороже,   — пробормотал Фрэнк, не совсем для себя.

   —   Ну, не знаю,   — сказал Эвболл.   — Мне кажется, мы ей нравимся.

  — Скорее всего, ей нравятся