Вандал (сборник) - Андрей Посняков

– Профессор! – Саша распахнул объятия.

Француз обернулся, прищурился и тут же заулыбался – узнал.

– О, Александр, Александр, как я рад вас видеть! – Профессор с завидной энергией хлопал встречающего по спине. Потом вздохнул: – Ах, Катья, Катья… увы, увы… что, так и не нашли?

– Нет. – Молодой человек отвернулся. – Вон моя машина, профессор.

– Фредерик! Просто – Фредерик. Вы не отчаивайтесь, Саша – надо жить, надо любить, надо верить!

Хороший девиз, что и говорить – Лев Толстой знал, как писать.

Александр вырулил к переезду, остановился, пропуская поезд. Гость искоса взглянул на него:

– Кстати, мой юный помощник Луи тоже вскоре приедет, примете?

– О чем разговор!

– И, может быть, не только он один. Может быть, еще и Нгоно. Гоно – как его теперь называют.

Молодой человек рассеянно кивнул. Луи Боттака, нигериец из племени ибо, учился на третьем курсе Сорбонны, и, как говорят – подавал надежды, все свободное время проводя в лаборатории доктора Арно в Арроманше. Незаменимый помощник – именно так характеризовал парня профессор.

Что же касается второго африканца, Нгоно Амбабве, тот он был из кочевников-фульбе – а фульбе издавна враждовали с племенем ибо, вплоть до смертоубийств. Впрочем, это не помешало Нгоно и Луи превратиться в лучших друзей, хотя путь к этому выдался неблизкий. Карфагенское рабство, пиратство и все такое прочее – кому рассказать, не поверят, а лишь покрутят пальцем у виска. И правильно сделают.

Кстати, Нгоно просто несказанно повезло. После получения французского гражданства ему удалось попасть в полицейскую школу – просто помог случай! И вот теперь «месье Гоно» в поте лица трудился в должности инспектора уголовной полиции в префектуре Кана под началом неутомимого комиссара Андре Мантину, которого Саша тоже знал – два года назад приходилось сталкиваться.

– Как месье Мантину? – Александр повернул голову. – Отпустит Нгоно в гости?

– Отпустит, – утвердительно хохотнул доктор Арно. – У Гоно как раз сейчас, в сентябре, отпуск. А летом он там даже прославился – накрыл целую шайку. Контрабанда тяжелых металлов… ну, об этом потом. Красиво как у вас! Деревья, трава… небо… А это что за церковь?

– Фрола и Лавра. Пятнадцатый век, между прочим!

– О, шарман, шарман… – Вытащив из кармана фотоаппарат, профессор сделал снимок.

– У меня там лодочная станция, – сворачивая на шоссе, принялся рассказывать Саша. – Ну, я писал уже. Так что поплаваем по озерам, рыбу половим – неплохо успокаивает нервы, друг мой.

– О, да, да – по озерам. А озеро Га-га-рье – от вас далеко?

Гость произнес это слово на французский манер, с ударением на последнем слоге.

– Да вообще-то не близко, – с некоторым удивлением отозвался молодой человек. – Но доберемся. А вы, месье Арно… Фредерик, откуда про Гагарье узнали?

– Да так… видел.

Странный он какой-то, загадочный, подумал Александр, обгоняя фуру. Ишь ты, про Гагарье откуда-то знает. А ведь вроде бы и не такой уж заядлый рыбак, не охотник. Профессор Фредерик Арно – и охотник?! Даже трудно представить – вон он весь какой, элегантный, в светлых брюках, в белой курточке, с саквояжем. Не то что Саша – нестриженый, небритый… Вот уж точно варвар! Такому только дай в руки меч… который, кстати, все так на стеночке и висит. Подарочек побратима – Хродберг!

– Ну, вот он, наш домик, – притормаживая у ворот, молодой человек кивнул на уютный особнячок, расположенный в глубине ухоженного сада, носившего явные следы деятельности модного ландшафтного дизайнера – аккуратные дорожки, посыпанные белым и желтым песком, альпийские горки, подстриженные в виде геометрических фигур кусты, причудливая резная беседка. – Вот! – Загнав автомобиль во двор, Саша указал на беседку. – Здесь мы обычно пьянствуем.

– Пьян-ству-ем? Хо-ро-шо!

– Да уж, нехудо. Сейчас отдохнем с дорожки. Вы проходите, Фредерик, во-он сюда, в дом, а я пока баньку…

– А это что? – обернувшись на крыльце, профессор показал рукой на глухую ограду соседа.

Сложенная из серых бетонных плит, она спускалась прямо к озеру, захватывая изрядный кусок пляжа. Забор этот сильно напоминал крепостные стены какого-нибудь средней руки барончика, вот еще бы только ров и подъемный мостик…

– «Козел», – Александр со смаком прочел тянувшуюся вдоль всего забора надпись и тут же, пояснил, пряча улыбку: – Это его так зовут, соседа-то. Ну, чей забор.

– Ой, нет, – профессор, смеясь, погрозил пальцем. – Козел – это не есть имя, это – животное, анималь.

– Нет, дорогой друг, в данном конкретном случае «козел» – это как раз имя.

– Странное имя…

Хэ! Чего ж странного? Такую «китайскую стену» построить, пляж оттяпать – не так еще назовут! И правильно сделают.

– Не любят у нас, господин профессор, слишком уж наглых пришельцев, не любят!

– Да я и вижу, – гость кивнул на белую стенку гаража, на которой темным пятном, похожим на осьминога, растекалась безобразная клякса.

Черт! Саша насторожился – это еще откуда? Вроде ничью мозоль не оттаптывал, пыли в глаза никому не пускал, даже челяди не держал, что и Катя одобряла целиком и полностью – что они, рабовладельцы, что ли? В отличие от прочих – слыхал, слыхал много раз, как некие баре-чиновнички, дачники из соседней деревни, хозяйственно покрикивали на прислугу. Саша, кстати, ясно представлял себе, откуда ноги растут – от вертикали власти. Нет, чиновные баре ею вовсе по простоте душевной не упивались, тут дело несколько другое, более, так сказать, тонкое. И вся суть в той же вертикали власти. Ведь все знают, как именно управляется Российская Федерация – по принципу типичной древневосточной деспотии. Никто тут велосипед не изобретал и ничего нового не придумывал. Каждый более мелкий начальник – раб более крупного, агнец, и лев рыкающий – для собственных подчиненных, которые, в свою очередь… И те, кто над ним – тоже, в свою очередь… Такая вот вертикаль. Один и тот же человек – одновременно и агнец и лев, какая тут психика выдержит? Вот и не выдерживает, и большая часть российских государственных управленцев больна типичной вялотекущей шизофренией – это вам любой врач-психиатр скажет. Отсюда и пьяные загулы с девками, и непомерное чванство и барство – все от нее, от пораженной психики. И ругань безбожная, наезды на тех, кто ниже – оттуда же. Ведь, что уж говорить, даже понятие такое издавна бытует – «дать гвоздя». И даже более верное словцо для того существует, матерное, когда всерьез считается, что без начальственного окрика никто нормально работать не будет, с места не сдвинется. И среди шизофреников-управленцев иногда, и довольно часто, именно за это – за умение глотку рвать, люди и ценятся! Умеешь – ори, правь! А что же подчиненные? А подчиненные гнусны и противны не менее, ибо все делается с их молчаливого одобрения. Согласен, что тебя матерком поливают, орут, ногами топочут? Этакий вот садо-махохизм. Психиатр, психиатр каждому управленцу нужен, и, чем скорее – тем лучше. Что же касаемо подчиненных, так называемых «простых людей», то тут уж вообще помолчать лучше.

– Тут вот диванчик, можете отдохнуть с дороги…

Поставив саквояж в угол, профессор уселся в кресло и, заговорщически подмигнув, произнес лишь одно слово, причем по-русски:

– Ну?

– Заметьте, не я это предложил! – хохотнул Александр, живенько вытаскивая из бара бутылку водки.

Заранее порезанный лимончик, огурчики и все такое прочее уже стояли, дожидаясь, на столике – Саша, хоть и в деревне давно жил, а совсем уж варваром не сделался, несмотря на висевший в гостиной меч.

– О, – увидев водку, засмеялся гость. – У меня же есть кальвадос!

– Кальвадос после бани выпьем… Ну, вздрогнули!

Часика через полтора, укрыв умаявшегося с дороги профессора клетчатым шотландским пледом, Александр смог наконец заняться баней. Включив насос, налил в баки воду, затопил, уселся на лавочку, глядя, как с потрескиванием занялись радостным огоньком дровишки.

Ох, бывало, с Катькой парились… а потом – по зиме – в снег!

Чу!

Саша вдруг насторожился, привстал – почудилось, будто за воротами кричит кто-то. Показалось? Да нет…

– Эй, дядя Саша! Ты дома?

– Дома, дома. Как жизнь, парни?

За воротами стояли двое местных подростков, из числа тех дачников, кои живут здесь аж до белых мух – город-то рядом. Один, лет шестнадцати, темненький, с едва пробивающимися усиками, держал в руке ведро, похоже, с белой краской; другой, чуть младше, блондинчик – матерчатую сумку. Оба были одеты одинаково – в спортивные штаны и мешковатые майки навыпуск. Младшего, кстати, Саша хорошо знал – это был Эдик, Катькин двоюродный братец.

– Здорово, Эдик. Как мать?

– Да ничего, спасибо. Дядь Саша, – парни переглянулись. – Мы ведь это… вину закрасить пришли, вон, и побелку взяли…