Великий Гусляр - Кир Булычев

Но язык Удалова - о враг его! - не выдержал снова и, выискав паузу в хоре осуждения, крикнул:

– Это бред, а не проект!

– Что? Он ставит под сомнение мою компетентность?

Оболенский так растерялся, что обернулся за поддержкой к Пупыкину. А Пупыкин молча покручивал ус, ждал, хотел, видно, чтобы Удалов окончательно высказался.

– Меньше по чужим женам бегать надо! - крикнул неуправляемый Удалов. - Лучше бы архитектуре учился!

Тут и у Оболенского нервы не выдержали.

В наступившей роковой тишине он закричал в ответ:

– Она меня любит! У нас любовь! Ты ее недостоин!

– Поговорили? - раздался громовой голос.

Удалов взглянул на Пупыкина и понял, что говорит тот в мегафон - достал откуда-то трубу раструбом. Видно, берег для особых случаев. - Поговорили и хватит! Всем сидеть!

Все сели. И замолчали.

– Оболенский, сядь. С тобой все ясно, старый козел. Заключительное слово по данному вопросу имеет товарищ Слабенко. После этого перерыв. После перерыва обсуждение персонального дела бывшего директора стройконторы, бывшего члена городского президиума, бывшего, не побоюсь этого слова, моего друга, Корнелия Удалова.

И так всем стало страшно, что даже твердокаменный Слабенко не сразу смог начать свою речь. Он отпил воды из графина, стоявшего перед ним, и руки его дрожали.

А от Удалова не только все отодвинулись, но даже стол отодвинули. Он теперь сидел один на пустынном пространстве ковра.

– Снос, - сказал Слабенко, - начинаем с понедельника. Мобилизуем общественность. Она уже подготовлена, радуется.

– Это хорошо, - сказал Пупыкин. - Пресса, от тебя зависит многое. Если что не так - ответишь головой!

– Я вам завтра полосу принесу, - сказал Малюжкин. - У меня уже голоса народа подготовлены, пожелания трудящихся, все как надо. Народ жаждет преобразований.

– За полгода управимся, - сказал Слабенко.

– Что? За полгода?

– Техники маловато. К тому же эти чертовы эксплуататоры из кирпича строили...

– Взорвать! - сказал Пупыкин.

– Там жилые кварталы - трудно.

– Выселить, - сказал Пупыкин. - Пилипенко ко мне вызовешь и прокурора, подумаем, как оформить. Чтобы за две недели центр снести.

– Постараемся, конечно, - Слабенко сомневался.

Удалов поглядел на Оболенского. Оболенский прожигал его ненавидящим взором и скалился, но укусить не мог - далеко.

– Ты мне не старайся, ты сделай. Сносить это барахло будем методом народной стройки. Главное - энтузиазм, ясно, Малюжкин?

– Надо будет трудящимся перспективу дать, - сказал Малюжкин. - Надо будет сообщить, что всем нуждающимся на проспекте вашего имени будут отдельные квартиры.

– Этого делать нельзя, - вдруг возразил Ложкин. - Это будет неправда. Народ нас не поймет. У нас же на проспекте только общественные здания.

– Как так общественные? - вскинулся Оболенский. - А жилой дом для отцов города?

– Но это же один дом... и для отцов.

– Ложкин, - перебил его Пупыкин. - Учти, что у нас в Гусляре нет проблемы отцов и детей, и даже конфликтов таких нету. Они надуманные. Так что если мы строим для отцов города, значит, строим и для детей. У меня у самого двое детей. Все знают.

Тут людей прорвало, все начали аплодировать, а когда отаплодировали, постановили намекнуть на квартиры в следующем номере газеты. Без деталей.

Хотелось, конечно, Удалову встать и объяснить, что он думает, но удерживался - и без того уже погубил карьеру своего двойника.

Потом выступали другие отцы города. Каждый рапортовал, какую лепту внесет в общий котел. Тут Удалову открылась тайна - что же за изделия изготавливались на фабрике пластмассовых игрушек, которая чуть не отравила город. Оказалось, что изделие номер один - это статуя Пупыкина в полный рост для украшения крыш на проспекте, а изделие номер два - Пупыкин в детстве. Такие статуи народ требовал для детских садов. И делали те статуи не из гипса, а из долговечного пластика под мрамор. Вот и работала фабрика с таким напряжением, что допускала выбросы в атмосферу.

Потом Слабенко снова выступил по вопросу о главной статуе, что возводилась на главной площади.

– Саботаж, - произнес он твердо, - до которого докатился так называемый якобы профессор Минц, поставил нас в тяжелое положение.

– Тяжелое, но не безвыходное, - сказал Пупыкин.

– Безвыходных положений, конечно, не бывает, - согласился Слабенко. - Но как нам, простите, вашу голову поднять на такую высоту, куда ни один кран не достанет - мы еще не решили. Без этого, гравитатора, не уложимся. Да и в сооружении проспекта он нам нужен.

– Мы эти речи слышали, - поморщился Пупыкин. - Я бы назвал их капитулянтскими. Тысячи лет различные народы строили великие сооружения и без башенных кранов, а тем более - без профессора Минца.

– Еще надо выяснить, на какую разведку он работает, - крикнула с места директорша музея Финифлюкина.

– Ясно на какую, - сказал Ложкин. - На сионистскую.

«Господи, - испугался Удалов. - Что же это происходит? Даже Ложкин - милый сварливый старик, всю жизнь рядом прожили! Он же Минца как брата уважает». Но тут же Удалов себя поправил - ведь это в нашем мире. А тут перпендикулярный.

– С Минцем ведется разъяснительная работа, - сказал Пупыкин. - Мы не теряем надежд. Однако должен предупредить тебя, Слабенко, что пирамиды в Египте и колокольня Ивана Великого строились без башенных кранов.

– Так на них голов нету, - неудачно возразил Слабенко.

На него так зашикали, что ему пришлось сесть.

И тут Пупыкин объявил перерыв.

– Идите в буфет, - сказал он, - крышу починили, икру привезли. А ты, Удалов, задержись.

Удалов задержался. Те, кто спешил в буфет есть икру, обходили Удалова по стенке.

– Что-то ты у меня сегодня не трепещешь? По глазам вижу, что не трепещешь, - сказал Пупыкин.

«Проницательный, черт, - подумал Удалов. - И в самом деле не трепещу. Но по какой причине - ему не догадаться. А ведь жил бы я здесь, наверное бы, трепетал. У него весь город в руках».

– Для меня твое провокационное выступление на активе не неожиданность, - сказал Пупыкин, задумчиво покручивая усы. - С утра мне сигналы на тебя поступают. Но я тебе не враг, мы с тобой славно вместе поработали - ты от меня ничего, кроме добра, не видел. Потому хочу сначала разобраться. Может быть, обойдемся без персонального дела , как ты думаешь?

Удалову стало жалко своего двойника, и он ответил:

– Лучше, чтобы без персонального.

– Ну и молодец, Корнюша, - сказал Пупыкин. - Ты садись, в ногах правды нет.

Пупыкин подождал, пока Удалов сел, и сам уселся напротив Удалова.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});