О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы - Юрий Николаевич Безелянский

«мрачной бездны на краю», как сказал другой классик.

…Это только отдельные выдерги и пассажи из того давнего текста.

19 апреля

Как правило, каждую запись я озаглавливал. Эту так: «Неделя как неделя». И начало: эх, надо писать. Это и отрада, и психотерапия.

Писатель Александр Гладков советовал, что надо всенепременно записывать. Чем подробнее, тем лучше. Даже не заботясь о стиле. В будущем всё это не только пригодится, оно может оказаться среди непререкаемых свидетельств времени… Сегодня, в октябре 2018 года, прочитал я, что было и что волновало меня в те далёкие апрельские дни, – какая-то одна суета и мышиная возня – ничего интересного, только вычитанные слова Крития, одного из «тридцати тиранов» до нашей эры, – сказал, как припечатал:

«Иные же из смертных ищут постыдной выгоды паче нравственного благородства; таково житейское блуждание людей».

Тиран за «нравственное благородство» и против «житейского блуждания людей». Ну, а наше современное «блуждание»… 16 апреля ездил на Пленум ЦК профсоюза в Дом туриста в конце Ленинского проспекта. А 13-го – воскресник, названный «красной субботой». Газеты и радио разливаются соловьями: труд, счастье, весна!.. В апрельском номере «Воплей» – народное название «Вопросов литературы» – с интересом прочитал статью Натальи Ильиной «В кругу чтения», где она возмущается тем, как на Западе пишут о сексе, и приводит цитату героини одного романа: «Ничто не доставило ей столько радости, сколько эта высокая оценка её зада…» Ильина негодует, воспитанная на русской классике. Лиза и Лаврецкий – тургеневские персонажи – сидят на садовой скамейке, и… робкий поцелуй. «Фёдор Иванович… Что это мы с вами делаем?» – говорит Лиза. Золотые времена патриархальных отношений!..

Витя Черняк подарил свою повесть «Тропики. Утром в четыре часа…» с надписью: «Дорогому Юре Безелянскому, прекрасному доброму человеку с большим вкусом и ещё большим обаянием. С неизменной симпатией. В. Черняк». И хочется сказать по-одесски: «Он с повестью, а я – без».

25 апреля

…А я-то думал, что получу диплом, начну работать, стану на ноги и заживу. Думал и сглатывал слюну, глядя на витрины магазинов, где висели окорока, лежала буженина, плескалась в судках живая рыба, и даже табачные киоски были забиты банками с крабами… И вот давно получен диплом, я вовсю тружусь в редакции, есть деньги, а покупать нечего: всё уплыло, растворилось, исчезло, как бриллиантовый дым в дворницкой Тихона из знаменитого романа. Сияющий социализм в отсутствие товаров и продуктов. Шаромпокатизм!..

23-го был в гостях у Черняка. Наш совместный детектив застопорился, а Витя долбит что-то другое. Его кредо: творчество – это вид добывания денег. И Витя куражится: «Ананьев, Алексеев – это такие бездари, мы ведь с тобою в сто раз их лучше!..» Черняк идёт по стопам Сергея Михалкова, который издаёт своё шеститомное собрание сочинений и вдруг узнал, что у Бориса Полевого будет десятитомник. «Как я мало написал! – воскликнул Сергей Владимирович. – А ведь Полевой по сравнению со мной форменное г…».

Н-да, без комментариев. Мне ближе скромные люди, лишённые завышенных амбиций, к примеру, художник Серебряного века Константин Сомов, его дневник мне очень понравился.

19 января 1923 года 53-летний Сомов записывал после вечера у Александра Бенуа: «…А я чувствовал себя таким старым, уродливым и мне было чрезвычайно грустно весь вечер…»

И в том же январе Сомов в дневнике: «Кончил картину „Пьеро и дама“ отвратительную!..»

За полгода до смерти, когда художнику было 69 лет: «Грызёт меня совесть: дни бегут бешеными темпами, а я, „преступник“ (для самого себя), болтаюсь, жду чего-то, ничего не предпринимаю, а мог бы ещё написать неплохие, а может быть, и мои лучшие картины! Какое отсутствие воли, энергии!» (27 декабря 1938 г.).

Сомов себя корил, а сколько он сделал! Но его грызло вечное недовольство собой…

А что я? Вместо того чтобы чирикнуть какой-нибудь рассказик и куда-нибудь его пристроить, опять долблю только для себя, для памяти, для истории. Энтузиаст-бессребреник. Нет, Черняку этого не понять: он из другого теста…

30 апреля

Что ж, продолжим Повесть тлеющих лет. Канун Первомая. Кумач есть, а праздника нет. В «Литературке» прочитал чьи-то иронические строки:

В нашей жизни стало пусто,

Не вернёшь себя назад.

Где вы, пирожки с капустой?

Где ты, райский аромат?..

Мне уже все двадцать с гаком,

Как летят мои года!

Не забуду сушки с маком,

Не забуду никогда.

На работе получил неплохие деньги – зарплата, гонорар, прогрессивка. А купить нечего: ни из одежды, ни вкусненького поесть… «Вообще я мирихлюндю…» – как писал Константин Сомов в июле 1928-го.

3 мая

По случаю праздника заработал фонтан, и я тут же сочинил:

Мы шли устало, еле-еле,

Ругали жизнь, судьбу, весну.

И вдруг пред нами – фонтанелли,

И мигом мы обрадовелли,

И в мыслях вмиг порозовелли,

Сказав всего лишь: «Ну и ну…»

Ушло куда-то огорченье,

Усталость, леность, утомленье,

От жизни скотской озверенье –

Всё улетело разом вмиг.

Мы наслаждались фонтанелли,

Игрой беспечною капелей,

Стихией буйной в стиле Шелли,

Прекрасным миром без вериг.

И тотчас мы успокоэлись,

И, как котята, разрезвелись.

И шаг прибавили, и слог.

То фонтанелли был урок…

Такая вот шутка с неологизмами, в противовес академическому фонтану Фёдора Ивановича Тютчева:

О смертной мысли водомёт,

О водомёт неистощимый!..

Ну, а как мы с Ще? Живём и даже изобрели эффективный способ глажки белья: Ще гладит, а я читаю ей вслух стихи или Календарь… Эх, всё бы ничего, но завтра на работу. И опять не принадлежать себе, с головой погружаясь в редакционные «мероприятия»…

9 мая

Ездили гулять в Серебряный Бор. Митинги у памятников. Ветераны при регалиях, пионеры навытяжку, мордашки серьёзные. Бойкая торговля бубликами. «Да они чёрствые!» – «Ничего, и такие съедите!» Обратно в троллейбусе услышали разговор участников войны: «Эх, надо было бы раздавить всю Германию!..» Да, такое мнение бытует, что надо было бы захапать всю Европу. Эдакая ненависть к иным формам бытия, мол, кругом гады и фашисты, и мы страдаем исключительно из-за них, – весёленький советский шовинизм.

Прочитал пушкинский сборник. Георгий Иванов:

Александр Сергеевич, вам пришлось ведь тоже

Захлебнуться горем, злиться, презирать,

Вам пришлось ведь тоже трудно умирать.

Что-то не пишется. Вхожу в минор, как в штопор…

11 мая

Активно занимаюсь Календарём: вношу