Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II - Борис Галенин

Всегда есть и будут специалисты и любители, утверждающие, что раз сказал английский специалист, что шимоза была старая, а наши артиллеристы стреляли не так, чтобы очень, то так оно и было. И нечего огород городить. Это так. Но для готовых воспринимать новую информацию вопросы со старой и новой шимозой и с качеством стрельбы русских комендоров оставим пока открытыми.

И еще: стократное огневое превосходство 1-го и 2-го боевых отрядов Соединенного флота перед 2-й эскадрой адмирал Шталь высчитал — вернитесь назад и проверьте! — исходя из стандартного превосходства бризантной силы старой шимозы перед русским пироксилином, не учитывая даже его «случайное» чрезмерное переувлажнение.

Так что выводы обоих адмиралов однозначно совпадают при любых раскладах: при таком преимуществе в артиллерии (и скорости хода!) Цусиму действительно мог выиграть выпускник заочных курсов юных мичманов. И хотя Соединенный флот и приложил определенные усилия в лице своего командования, чтобы все же проиграть ее уже в завязке боя, но меры, как мы видели и увидим в дальнейшем, были приняты.

«Foolproof» не на пустом месте возник!

Более подробная аргументация этих несколько непривычных для военно-морского, просто военного, а также в какой-то степени и гражданского сознания положений будет предложена в Части пятой.

А пока отметим только, что комментарии автора к сражению в Японском море неожиданно для него самого оказались весьма близки к таковым самого известного и компетентного из иностранных участников Цусимы — адмирала Пэкин-хэма. Не считая, разумеется, малоубедительного предположения, или утверждения последнего, что начинка японских снарядов при Цусиме была та же, что и в бою при Шантунге. 

Темные пятна Цусимы

К несчастью 2-й эскадры и России, не только талантом флотоводца и героизмом его моряков памятны нам дни беспримерного боя. На этом фоне особенно заметны и мрачны факты как прямого предательства — сдачи — передачи — передачи части эскадры врагу «правдолюбивым» контр-адмиралом Небогатовым, так и уклонения от исполнения воинского долга Добротворским и Энквистом. Предача эта, как и уклонение, многократно описаны, и на этих страницах воспроизведены будут в минимальном объеме.

Но вина Небогатова представляется значительно более существенной, чем вина ушедших в Манилу.

Адмирал Рожественский, видимо, был не в курсе, что Небогатов так никогда и не признал, что ему приказали принять командование эскадрой, а утверждал, что с «Буйного», «Анадыря» и «Безупречного» ему якобы просто передали, что надо идти во Владивосток. Куда он и поспешил, уйдя за ночь от тех, кто не мог за ним поспеть.

Потому и не был поднят на «Николае I» флаг Командующего эскадрой. Потому и Командующий крейсерами мог счесть, что эскадра осталась без присмотра, а значит — поступай как знаешь. Это не оправдывает уход трех крейсеров на юг, но то, что этому содействовал Небогатов — очевидно.

В 6 часов вечера 14 мая, перед тем как был отрепетован сигнал о передаче командования Небогатову, несмотря на тяжелые потери, понесенные в дневном бою, 2-я эскадра представляла собой еще грозную силу, неуклонно стремящуюся к своей цели — прорыву во Владивосток.

В 6 часов шли вперед и стреляли «Александр III», «Бородино» и «Орел», боеспособны были «Сисой» и «Наварин», не говоря про почти совершенно не поврежденный 3-й отряд. До этого времени эскадра неизменно придерживалась инструкции адмирала Рожественского: «Каждый командующий отрядом, имея в виду, что ближайшая цель эскадры есть достижение Владивостока, должен помнить, что достижение возможно только для соединенных сил эскадры».

Эскадра перестала существовать как организованная сила с момента, когда адмирал Небогатов не захотел понять последний приказ адмирала Рожественского: «Командующий передает начальствование флотом адмиралу Небогатову», — дополненный приказом идти во Владивосток, соединенно естественно, эскадрой.

Вместо этого Небогатов сделал вид, что сигнал о передаче командования до него не дошел, а приказ идти во Владивосток относится к нему только как к командующему 3-м броненосным отрядом.

Возникают вопросы

Вопрос основной: когда стал предателем контр-адмирал Небогатов?

Ответ на этот вопрос в значительной мере зависит от ответа на вопрос вспомогательный: был ли разобран на «Николае I» сигнал о передаче командования?

Если нет, как утверждает сам Небогатов, а также охотно с ним соглашающаяся Следственная Комиссия и любящие этого адмирала, странною любовью отечественные авторы{260}, то действия Небогатова вечером 14 мая и в ночь на 15 мая - всего лишь поведение человека, стремящегося не брать на себя лишнюю ответственность, а предателем он стал только утром следующего дня.

А вот если сигнал был разобран, но вопреки прямому приказу адмирала Рожественского Небогатов командование эскадрой не принял, то предателем только за этот поступок — невыполнение приказа Командования! — однозначно заслуживающим по условиям военного времени расстрела на месте, он стал уже с 6 часов вечера 14 мая 1905 года.

И это, заметим, вообще меняет привычный взгляд на весь дальнейший ход сражения, принципиально по-другому расставляет акценты.

Чтобы выстроить уж окончательно временной ряд, поставим вопрос так: когда стал предателем контр-адмирал Небогатов — в 10 часов утра 15 мая, в 6 часов вечера 14 мая или еще до выхода 3-го отряда из Либавы?

Ввиду принципиальной важности вопроса отложим немного ответ на него и зададим вопрос второй. 

Оставались ли у 2-й эскадры шансы на прорыв к Владивостоку?

Вот что говорит об этом Георгий Александровский{261}:

«На первый взгляд казалось, что нет, но русские адмиралы и командиры должны были помнить свежий урок боя 1-й Тихоокеанской эскадры у мыса Шантунг 28 июля 1904 года. Тогда в течение 21/2 часов боя японская эскадра расстреляла все запасы своих снарядов, и путь во Владивосток для русской эскадры был уже открыт, если бы 1-я Тихоокеанская эскадра проявила бы хоть долю той решительности в достижении поставленной цели, которую в гораздо более жутких условиях боя показал личный состав 2-й Тихоокеанской эскадры.

Предположим, что японцы приняли к сведению уроки боя у мыса Шантунг и… увеличили боевые запасы снарядов, примерно, на 50%. Но боевое соприкосновение в первый день Цусимского боя длилось уже не 21/2 часа, а четыре часа, и, следовательно, японские броненосные корабли должны были находиться на исходе первого дня боя у того же предела истощения в отношении снарядов, как это случилось в бою 28 июля 1904 года.

К этому выводу мы можем прийти и другим путем. Японские орудия были в среднем в 21/2 раза скорострельнее русских орудий, следовательно, и расход их снарядов был в 21/2 раза больше за тот же промежуток времени.

И если к концу первого дня боя на русских броненосцах типа “Орел” оставалась четверть запаса снарядов, то на японских броненосных кораблях запасы снарядов должны были быть уже на исходе. Недаром японский флот каждый раз прекращал стрельбу, как только русская эскадра меняла курс на восток, юг или запад, и снова вступал в бой, как только русские корабли снова поворачивали на север.

Адмирал Того прекрасно сознавал опасность, что ему может не хватить снарядов, поэтому ограничивал их расход только для достижения одной цели — не дать русским кораблям прорваться на север». 

О самурайской бережливости

Не так давно пошли разговоры, что Того шибко экономил снаряды, а 12-дюймовых и вовсе потратил только 446 штук, стреляя в 7 (семь!) раз медленнее, чем позволяла скорострельность его орудий, и это в битве, когда «решалась судьба империи».

И это на фоне минимум 1000 выпущенных нами крупнокалиберных снарядов. Когда почти сразу вышел из строя, а затем погиб «Ослябя», а вслед за ним вышел из строя «Суворов», а на относительно мало поврежденном «Орле» оставалось к вечеру в действии одно 12-дюймовое орудие.

Эдуард фон Берендс в своих показаниях пишет, что именно с Цусимы возникла теория «засыпания снарядами» по образцу японцев. И в этом с ним единодушны все уцелевшие участники боя.