Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II - Борис Галенин

Предусмотреть это было тем труднее, что в числе броненосцев 2-го отряда было три таких, которые по скорости хода имели весьма небольшое и, скорее, сомнительное превосходство перед броненосцами присоединявшегося отряда.

В вышеприведенных показаниях нет ответов на вопросы за номерами 36, 37, 41, 42, 43, 47, 50, 51, 52, 53, 54, 58, 59, 61, 62, 63, 65 и 68, потому что таковые мне не предложены и остаются мне неизвестными.

Отставной Вице-Адмирал Зиновий Петрович Рожественский»{259}.

8. Путь у каждого свой

8.1. В сгустившихся сумерках

Мы оставили эскадру в сгустившихся сумерках страшного майского вечера 14 мая 1905 года. Когда сам Того благоразумно ушел от греха подальше, выпустив на остатки эскадры чуть не сотню миноносцев. Трагический день пришел к завершению. Наступала трагическая ночь.

«Жидкий огонь», умноженный на полуторное превосходство эскадренного хода, сыграл предначертанную ему роль, несмотря на достаточно суетливое, чтобы не сказать бестолковое, руководство Соединенным флотом, называемое почему-то, особенно отечественными авторами, гениальным. Японские адмиралы даже несколько раз теряли визуальный контакт с преподнесенной им на блюдечке русской эскадрой.

Но все было сделано для того, чтобы японская эскадра победила, руководи ей хоть выпускник заочных курсов юных мичманов.

Преимущество было слишком велико. Ясно, что в этих условиях эскадра была заведомо обречена на запланированную гибель, что и произошло[309], несмотря на выигранную ее Командующим завязку боя и проявленные личным составом эскадры чудеса воинского мастерства, героизма, доблести и отваги.

И весомым подтверждением сказанного служит, как ни странно, Отчет о Сражении в Японском море кэптена Пэкинхэма. 

Им не пришлось идти на Божий Суд

Выводы о сражении в Японском море в заключение своего Отчета капитан 1-го ранга Королевского флота сэр Уильям Кристофер Пэкинхэм начинает со знаменательной фразы: «Ни адмиралу Того, ни флоту его страны не пришлось подвергнуться Божиему Суду — идти на риск неминуемого поражения»[310].

Возможно, эта фраза была бы еще уместней в самом начале этого Отчета, а сам Отчет мог бы послужить посильным разъяснением этой фразы.

Чтобы легче разобрать, о чем же на самом деле идет речь в знаменитом Отчете, следует провести с ним примерно такую же работу, которую Венедикт Ерофеев советовал провести с поэмой Александра Блока «Соловьиный сад» для уяснения, что же стоит в самом центре поэмы. А для этого следовало, «конечно, отбросить в сторону все эти благоуханные плеча и неозаренные туманы и розовые башни в дымных ризах».

Применительно к нашему случаю это означает, что следует «отбросить в сторону» все стандартные комплименты Соединенному флоту и его Командующему и прочие политкорректные высказывания, рассчитанные на возможное опубликование Отчета или выдержек из него в сколько-нибудь широкой печати. И в этом случае, к возможному удивлению читателя, в центре Отчета оказывается следующее. Вначале, удобства ради, позволю себе сформулировать это «следующее» тезисно:

1. В самой завязке боя адмирал Того и его боевые отряды попадают в ловушку или во всяком случае в неприятную и непредвиденную ситуацию — под неожиданно точный огонь русской эскадры. Выбраться из ловушки помогают абсолютное превосходство в скорости хода и неожиданно малая результативность точного русского огня. Причем огня, в первые минуты боя четко сфокусированного на японском флагмане. Чтобы избежать русских попаданий, «Микаса», а за ним и весь японский флот, делает в первые минуты боя многочисленные зигзаги.

2. Японские снаряды (Пэкинхэм, правда, один или несколько раз не забывает указать, что, мол, те же самые, что и о прошлый год), показавшие себя весьма слабо под Порт-Артуром, неожиданно обрели невероятную зажигательную силу.

3. В силу последнего обстоятельства, после того как Соединенному флоту удалось без особых потерь вырваться из ситуации пункта 1, бой был решен японской артиллерией и стал ее однозначным триумфом. Причем безотносительно к вопросу, насколько метко стреляла японская артиллерия и что смогут сказать на эту тему последующие изыскатели.

4. Из пункта 3 однозначно следует, что исход боя 14/27 мая 1905 года зависел не от тактики и не от стратегии. Русский Командующий мог проиграть Того стратегически, а мог и выиграть. При той артиллерии, что он располагал, помочь это русскому Командующему не могло. Все решил японский огонь. (Вспомним адмирала Шталя!)

5. Трудно даже представить себе, что следовало бы предпринять японским адмиралам, чтобы все же проиграть сражение при таком превосходстве японской артиллерии. И вдобавок при полном преимуществе в скорости хода.

Не напоминает ли вам последний тезис вышеприведенное высказывание о юных мичманах? Но, может быть, тезисы, как и мичманы, являются своевольной фантазией автора? Судите сами. Говорит каперанг Пэкинхэм.

К тезису 1. Описывая поворот Того на курс SW 56° (объясняя его в духе рапорта самого адмирала Того), Уильям Кристофер отмечает:

«В этот момент стало заметно, что русская правая колонна склонилась влево с явным намерением возглавить колонну более легких кораблей.

Теперь “Микаса” шел почти что прямо на флагмана бывшего правого крыла русских, первые несколько кораблей которого, все еще выполняя описанные выше эволюции, повернули на несколько румбов влево от своего начального курса.

Как только они снова вернулись на прежний курс [NO 23°], башня “С” русского флагмана открыла огонь (2–07 дня)[311], первый снаряд лег всего лишь в 22 ярдах (20 м) за кормой “Микаса”, за ним быстро последовали другие, ложившиеся почти так же близко. Бывшее левое крыло русского флота, казалось, пыталось сохранить строй и также открыло огонь.

Редкий наблюдатель не смог бы понять, что положение японцев стало критическим. Медленно текли минуты. Все еще продолжая сближаться с русскими, идя под большим углом к их курсу, японский флагман попал под огонь, сила которого возрастала по мере последовательного вступления в линию других русских кораблей.

Не сдерживаемые ответным огнем, выстрелы русских были хорошо нацелены, и любой из них мог вывести “Микаса” из строя на весь остаток дня. Всплывало в памяти, что теперь противник оснащен оптическими прицелами, а также сообщения о серьезной подготовке, которую недавно прошли его артиллеристы, и многие чувствовали опасения за исход битвы, начавшейся так неутешительно.

Будучи единственной целью для русского огня, “Микаса” продолжал движение, не отвечая на выстрелы…

Хранимый судьбой, “Микаса” сумел остаться цел и невредим до 2–10 [1–52] дня, когда, повернув на восток на тот же курс, что и русский адмирал, он открыл огонь, как только стабилизировался на новом направлении…

Часть русского огня преследовала “Микаса”, в то время как остальная часть, постепенно усиливаясь, концентрировалась в точке японского поворота, и было интересно наблюдать, как каждый последующий [японский] корабль приближался к “горячей точке” и входил в нее, с удивительным везением избегая серьезных повреждений под жестоким и весьма точным русским огнем.

Такое [удачное для японцев] начало боя подчеркивалось точной стрельбой русских, которым, однако, не везло…

Русские по-прежнему поддерживали хороший огонь. С целью, вероятно, изменения дистанции “Микаса” делал зигзаги, и следующие за ним корабли аккуратно следовали за ним. Ветер крепчал. В одно время он подул сильно справа. Но это могло быть эффектом нерегулярного курса “Микаса”».

Подводя итоги флотоводческой деятельности Того в завязке боя, в конце Отчета кэптен пишет:

«Вероятно, Того думал привести русских в замешательство, вынудив изменять строй в момент начала сражения, и это был основной мотив пересечения их курса.

Туман мог быть причиной ошибки в определении расстояния, но начиная с момента, когда русские были замечены, риск такой попытки стал очевиден.

В течение нескольких минут сближения судьба Японии зависела от того, что же случится с ее головными кораблями…