Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II - Борис Галенин

Все стояли, как пораженные громом, почти никто не сказал ни слова, только старший офицер воскликнул: “Но ведь это позор, нужно что-нибудь делать!” — молчание было ему ответом.

Минный механик Щетинин, а за ним трюмный Кошевой бросились вниз. Предполагая, что они идут открывать кингстоны, я последовал за ними. И вот в жилой палубе разыгралась такая сцена: Щетинин кричал и ругался резким голосом и открывал кингстон затопления паровой машины; Кошевой с трюмными возились около другого кингстонного ключа, и видны были у всех слезы и безнадежное выражение лица.

Я, не сказав ни слова, едва не разрыдавшись, пошел, остановил турбины, снял людей из всех помещений динамомашин и спалил обмотки двух машин. Затем мы все вышли наверх. В это время на палубу выскочил японский офицер с несколькими нижними чинами и машинистами с ключами и сказал по-французски, что он считает нас своим призом и просит сказать и повести его по нашим поврежденным отсекам.

На это командир ему ответил: “Раз он считает нас призом, пусть сам и разбирается в повреждениях”». 

Японский флаг: подъем и спуск

«Тот рассердился, начал что-то кричать, затем схватил какого-то нашего матроса и с собою потащил вниз.

Проходя мимо гафеля, он остановился, подозвал своего сигнальщика и поднял японский флаг. Это резануло нас по сердцу, но наше внимание в это время сразу отвлеклось другим обстоятельством.

На фок-мачте у нас висел стеньговой флаг, у которого перебило фалы, и он заел в клотблоке. Какой-то японец полез на мачту его достать, но попытки его не привели ни к чему, флаг остался висеть и развеваться, а японец, усталый и озлобленный, опустился вниз. Как ни глупо, но это обстоятельство очень обрадовало меня, а затем и других офицеров.

Говорили со злорадством: “Врешь, пойдет ко дну броненосец под нашим флагом, поднятым выше японского”…

Так как бак у нас сидел уже в воде по носовую башню, а корма была здорово вздраена (дифферент на нос около 20 фут.), то посадка на баке шла много скорее, и вскоре вся моя рота уже съехала, и на баке команды не оставалось. Я пошел на ют и стал оттуда посылать людей на бак, но люди неохотно исполняли это и сравнительно немного пошло со мною на бак — большая часть осталась на юте.

Посадив этих людей, я увидел, что японцы поспешно спустили свой флаг с гафеля и поджидали на переднем конце спардека идущих одиночных людей с юта…» 

Все затемнилось!

«Я задумался над всем прошедшим только что перед моими глазами. Я чувствовал полную неудовлетворенность и недовольство собою.

Неужели после столь славного боя “Сисоя”, после всего главного, всего тяжелого, что было в бою и ночью, — все так нелепо и обидно кончается!

Вся проявленная личным составом во время боя энергия и мужество — все это затемнилось грязным фактом спуска флага и висением, хоть некоторого незначительного времени, на гафеле нашего корабля японского военного флага!

Это чувство раздумья, самого тяжелого, еще долгое время после этого у меня являлось в часы, когда остаешься один, в вечерние часы, отчего у меня и явилась причина бессонницы…» 

Под Андреевским флагом!

Броненосец «Сисой Великий» пошел ко дну под стеньговым Андреевским флагом на фок-мачте и, конечно, не может быть причтен к числу сданных, переданных врагу, преданных кораблей. Во всяком случае в материальном смысле. Офицерам и команде за бой были даны заслуженные награды. Но записки лейтенанта Витгефта, не предназначенные для печати, ясно показывают, какое влияние на душу производит грязный факт спуска Андреевского флага и висение, хоть некоторое незначительное время, на гафеле нашего корабля вражеского военного флага!

Вот почему этот безусловно героический броненосец, несомненно принадлежа к отряду сражавшихся до конца (через считанные минуты он все равно бы пошел ко дну от полученных в бою повреждений), является в этом отряде как бы представителем группы сдавшихся.

А командир Озеров выступает в роли мини-Небогатова.

Этот факт, помимо особенностей характера Мануила Васильевича, описанных в предыдущем рассказе лейтенанта Витгефта, не мог не отразиться на характере его показаний Следственной Комиссии, о чем уже говорилось выше. 

Ему было, в чем самооправдываться.

Кроме «Сисоя» и «Наварина», черной ночью с 14 на 15 мая 1905 года в результате минных атак погибли броненосный крейсер «Адмирал Нахимов» и крейсер «Владимир Мономах». Погибли как надо. Как выяснилось потом, оба корабля затонули сравнительно недалеко друг от друга, в видимости острова Цусима, утром 15 мая. Большая часть команды была спасена.

Ветераны эскадры, брошенные недостойным «руководством», сражались до конца и вошли в историю непобежденными.

8.3. Клятвопреступление. 15 мая. Утро

К утру 15 мая из 16 крупных кораблей, составлявших русскую эскадру перед наступлением темноты, в отряде спешно ушедшего контр-адмирала Небогатова осталось 5.

Остальные были добиты ночью японскими миноносцами, три крейсера, оставшись без Командующего эскадрой, ушли в Манилу, а несколько продолжали выполнять последний приказ адмирала Рожественского: «Курс норд-ост 23°!» К этим кораблям мы вскоре вернемся.

А сейчас скажем только, что в 10 часов утра 15 мая Небогатов предал вверенные ему суда неприятелю, подняв последовательно белый, а затем японский флаги. Сам этот позорный акт многократно описан, но здесь стоит привести слова Александровского о значении самого факта сдачи отряда Небогато ва для всей новейшей русской истории{265}.

Рассказ об этом Георгий Борисович начинает со своей едва не состоявшейся встречи с Небогатовым в Северной Таврии жарким летом 1920 года. 

Северная Таврия. Год 1920-й

«Был жаркий июньский день 1920 года. Солнце безжалостно палило на плоские степи Северной Таврии. Куда ни взглянешь, прозрачные волны горячего воздуха колыхались над покрытой бахчами равниной, точно свежий бриз щекотал волнующуюся поверхность моря. Но не было и следа какого-либо ветерка.

Село Михайловка. Огромное село, растянувшееся на много верст и населенное многими тысячами жителей. Пустынная, загаженная и облупившаяся железнодорожная станция за несколько верст от села. Три морских офицера, приписанные к одному из знаменитых “цветных” полков Добровольческой Армии, ждут вечернего поезда, чтобы попасть в свой полк. Кто-то на станции вспомнил, что в селе проживает адмирал вместе со своей дочерью, народной учительницей. Имя адмирала — Небогатов.

Мои два товарища, старше меня по Морскому Корпусу, решили скоротать время скучного ожидания на станции и отправились в село навестить Небогатова. Я отказался. Инстинктивно предпочел просидеть один несколько часов в душной и грязной станции, чем познакомиться с человеком, не прибавившим славы Андреевскому Флагу.

С тех пор прошло 35 лет. Этот далекий эпизод мне снова пришел в голову, когда я оказался перед самой трудной задачей при составлении описания Цусимского сражения — коснуться печальной главы, главным действующим лицом которой был человек, с которым я сознательно уклонился встретиться.

В течение долгих 35 лет я вспоминал этот эпизод и колебался — не дал ли я себя тогда зря увлечь чувствам, свойственным ранней юности, и не нанес ли я в своих мыслях моральную обиду невинному человеку?» 

Невероятное сходство. Февральская Цусима

«Но теперь передо мною находится жуткий человеческий документ. Он называется: “Отчет о сдаче 15 мая 1905 года неприятелю судов отряда бывшего адмирала Небогатова”.

В этой толстой книге ничего не выдумано. В ней даны только свидетельские показания живых людей. Эта книга написана самой жизнью, но ни в одном романе не найти столько страниц описания пережитой трагедии, волнующих душевных переживаний и обличительного анализа действий своих и чужих.

Тогда, на станции села Михайловка, я не знал о существовании этой книги, и внутреннее чутье мне подсказало мою реакцию. Не видел я этой книги, когда 35 лет сомневался в правильности своего решения.

Но теперь, ознакомившись с ее содержанием, я был поражен и потрясен невероятным сходством событий, происшедших 15 мая 1905 года на судах отряда Небогатова в далеком Японском море, с теми, что прокатились по просторам всей России в роковые февральские дни 1917 года.