Откровение в Галисии - Долорес Редондо

пятидесятые и шестидесятые годы, при Франко… — Гриньян едва заметно кивнул, и писатель продолжал: — …дворянам, которые сохранили верность находящейся в ссылке королевской семье, приходилось туго.

— Маркизу удалось сколотить немалое состояние, но времена изменились. История стара как мир: неумеренные траты, неудачные сделки, азартные игры… Ходили слухи, что у отца Альваро были любовницы, которым он покупал роскошные квартиры в Ла-Корунье[6]. И хотя в делах не везло, маркиз не был дураком и умудрялся делать так, что его родные продолжали вести привычный образ жизни. Знакомая картина для аристократов, верно?

Мануэль вспомнил, как родственники Альваро отреагировали на содержание письма.

— Полагаю, Сантьяго чувствует себя оскорбленным.

Юрист пренебрежительно махнул рукой.

— Родитель знал, что у среднего сына нет деловой хватки, и, как рассказывают, нередко подвергал его публичным унижениям. Да, старый маркиз не мог смириться с гомосексуальностью вашего супруга, но он понимал, что никто лучше его не позаботится о семье, ведь Альваро был куда более талантливым бизнесменом, чем все остальные, вместе взятые. Как я уже сказал, во главе угла стояла одержимость фамильной честью, что означало необходимость вести привычный образ жизни. И для этого годились любые способы, даже передача наследства старшему сыну. Старый лис знал, что делает. За три года Альваро не только привел в порядок семейные финансы, но и превратил рискованные сельскохозяйственные и винодельческие операции в прибыльные.

Мануэль в изумлении покачал головой и сказал, обращаясь скорее к себе, чем к Гриньяну:

— Я одного не понимаю: как Альваро умудрялся заниматься этим, проживая в Мадриде?

— По большей части по телефону. Он точно знал, какие шаги нужно предпринять. С моей помощью была сформирована команда профессионалов из числа тех, с кем мы постоянно сотрудничаем, для оказания юридической и административной помощи. Все точно знали, что нужно делать. А если требовалось принять важное решение, только я мог связаться с вашим супругом по телефону. Больше ни у кого не было его номера.

— А как же родственники? — спросил писатель, указывая на пустые стулья.

— С ним контактировал только я. Альваро с самого начала совершенно четко обозначил свои условия.

Добродушное лицо Гриньяна слегка омрачилось, и Мануэль хотел спросить, в чем дело, но юрист поднялся на ноги.

— Хватит на сегодня. Водитель доставит вас в отель. Примите таблетки, вам нужно отдохнуть. Завтра я заеду за вами, чтобы отвезти на похороны. А потом поговорим. Но поверьте: для родственников вашего супруга стало огромным облегчением то, что заниматься делами им не придется. Никто из них не проявлял ни малейшего интереса к бизнесу и не трудился ни единого дня в своей жизни — если не считать работой выращивание гардений, охоту и верховую езду.

Ортигоса вышел из офиса Гриньяна на улицу в надежде немного проветриться, но вместо этого его пронзил осенний холод. Писатель неожиданно почувствовал себя усталым и голодным. Тусклый свет, проникавший сквозь облака, отчего-то резал глаза; не отпускало сиротливое чувство человека, оказавшегося в одиночестве в чужом негостеприимном городе. Мануэль поспешил укрыться от раздражающей белизны дня и просыпающегося в сознании хора голосов.

Он выпил переданные юристом таблетки, затем разделся, глядя из окна номера на фасады стоящих на другой стороне улицы зданий — их заливал все тот же безжалостный серый свет, поглощая все детали. Ортигоса задернул шторы, лег в постель и практически мгновенно отключился.

Ему приснился безутешно рыдающий малыш лет шести. Этот плач разбудил Мануэля. В сумерках понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, где он находится. Затем писатель снова провалился в забытье, а когда пробудился, в комнате было уже совсем темно. Ортигоса позвонил в ресторан и заказал обильный ужин, с которым разделался за просмотром вечерних новостей. Затем снова лег в постель и заснул. В следующий раз он открыл глаза в пять утра и увидел Клинта Иствуда, который целился в него с экрана сложенными в форме пистолета пальцами. Выглядело это весьма устрашающе.

В голове прояснилось. Впервые с того момента, как красавица сержант сообщила Мануэлю ужасные новости, растерянность и вялость, превращавшие его в безвольную куклу, исчезли. Сводящие с ума голоса наконец умолкли, им на смену пришло привычное спокойствие. Его ясный, уравновешенный разум не мог подолгу выносить шум и беспорядок. Писатель внезапно осознал, что остался в полном одиночестве. Он вздохнул, огляделся по сторонам и прошептал, обращаясь к самому себе:

— Что ты здесь делаешь?

Риторический вопрос. Иствуд прожигал его суровым взглядом, который говорил: «Убирайся отсюда, тебе не нужны проблемы».

— Ну и пожалуйста, — громко ответил Мануэль.

Ему понадобилось сорок минут, чтобы принять душ, побриться и покидать вещи в сумку. Затем писатель устроился перед телевизором и стал терпеливо ждать. В семь утра он взял в руки телефон: со вчерашнего дня мобильник стоял на беззвучном режиме, но сейчас пора позвонить Гриньяну. На экране появилось уведомление о сорока трех пропущенных вызовах, и все от Мей. И почти сразу сотовый ожил, завибрировав в руке. Мануэль не хотел отвечать на звонок, но подозревал, что секретарь не сдастся. Ощущая навалившуюся усталость, он нажал кнопку «ответить» и молча прижал аппарат к уху. Мей сразу же начала рыдать.

— Мне так жаль! Ты даже не представляешь, как я себя чувствую. Худшие два дня в моей жизни. Я любила Альваро, ты это знаешь…

Писатель закрыл глаза и слушал, не произнося ни слова.

— Ты имеешь полное право злиться на меня, но пойми, я делала то, что велел начальник. Он сказал, что это для твоего же блага.

— Для моего блага?! — взорвался Мануэль. — Поэтому вы лгали? Странные люди! Ты и сейчас считаешь, что мне от этого лучше?

Мей на другом конце провода завыла еще громче:

— Прости! Прости меня! Если я могу хоть что-то сделать…

Ее униженные извинения лишь еще больше разозлили писателя. Он вскочил на ноги, не в силах сдерживать ярость.

— Да, у тебя есть все основания, чтобы раскаиваться! Вы двое разрушили мою жизнь — и прошлое и настоящее. Все, во что я верил, оказалось нагромождением лжи. Меня держали за дурака. Надеюсь, вы теперь довольны!

— Нет! — простонала Мей сквозь рыдания. — Конечно нет! Альваро тебя любил, и я тоже, мы хотели сделать как лучше… Он лишь хотел уберечь тебя.

— Уберечь? От чего? Каким еще враньем ты собираешься меня потчевать? — Мануэль вспомнил, где находится, и в отчаянии потер лоб. Затем произнес почти шепотом: — Я встречался с родственниками Альваро. На двухголовых монстров они не похожи, детей не едят. Всего лишь кучка растерянных и изумленных людей, чувствующих себя в точности как я. Так что не понимаю, зачем он заварил