Мама, это не та больница! - Юлия Анатольевна Нифонтова

поменьше тревожить и напоминать о себе.

– Каак? Но ведь даже в тюрьме свидания положены. Он всего один раз звонил и то нам дали с Зоиванной трубку на три секунды, я даже голос его не узнала, мы как парализованные…

– Так, мне уговаривать некогда. Вон с нашими пообщайся.

Только когда Борменталь подозвал из толпы двух персонажей, Катя поняла, что в молодецкой команде затесались представительницы прекрасного пола. Не дожидаясь, пока девушки подойдут, Борменталь поспешно удалился, что больше напоминало бегство.

Катя удивлённо рассматривала незнакомок. Одна с ног до головы завёрнутая в чёрную кожу, скорее всего, Чёрная Лилия, вторая, кудрявая блондинка в смешном джинсовом комбинезоне, наверное, Чуня, хотя больше напоминает Карлсона.

– И чё ты? К своему рвёшься? – без лишних предисловий начала Чёрная Лилия, – он без тебя только-только начал к режиму привыкать, чуток стал в программу въезжать, а ты хочешь всё за один приезд порушить. Свести, так сказать, к абсолютному нулю.

Девушка недружелюбно скребла Катю колючками обильно чернёных глаз и больше наезжала, чем спрашивала.

– Он и так там, бедненький, всё над письмами корпит, вместо того, чтобы отдохнуть или шаги писать, а уж если увидит свою прынцессу, то и всё – прощай программа, прощай выздоровление, не жди – не встретимся, – затараторила самка Карлсона. И хоть говорила она отнюдь не приятные вещи, но её слова ранили почему-то гораздо меньше, чем отрывистые словесные пики готичного андрогина.

«Да они же меня откровенно ненавидят или… даже винят в том, что я хочу навредить Тёмке» – мелькнула в Катиной голове зловещая мысль.

– Некогда ему там письма писать, страдать попусту и душу себе свиданками рвать. Он там жизнь свою спасает, а не глупостями занимается. Всё понятно? – будто в подтверждение страшной Катиной догадки, втыкала в её сердце болезненные слова-пики безжалостная мисс Дракула.

Катя обречённо и даже рассеянно смотрела в маленький злой рот на бледном пятне лица, как бы не вполне веря, что из него вылетает столь беспощадный приговор. Затем медленно перевела затуманенный слезами взгляд на длинные шнурованные армейские ботинки собеседницы. Еле слышно буркнув в ответ: «Понятно», выбежала из центра прочь, чтобы не заплакать на виду у всех и не дать суровому братству повода для новых издёвок и смешков.

Опомнившись только дома, Катя негодовала: «Кошку свою им ни за что не отдам! А Тёмке я всё равно нужнее, чем их чёртов каземат и эти мужиковатые хамки!», но, поостыв, решила всё же намеченный визит отложить до лучших времён. После посещения центра и нелицеприятной беседы с аборигенами, Катя стала чуть лучше понимать, в каком неприятельском окружении оказался любимый.

Но растревоженное сознание подкинуло ей ещё несколько навязчивых и губительных идей. Во-первых, она почувствовала дикую ревность. Да эти грубые девки гораздо ближе к нему, чем я. Они ж и разговаривали со мной так, будто имеют на него больше прав. С кем, из этих двух мерзавок, он мог замутить?

Убедив себя, что лопоухого доверчивого малыша Тёмку приворожила к себе Чёрная ведьма, Катя решила, что та вполне могла навести страшную порчу и на неё саму, дабы извести соперницу. Как ни странно, всему этому стали находиться подтверждения. Кошка никогда себя так нагло не вела, а теперь – вот! Страх постоянный. Бессонница. Нога отнимается. Что ещё ждать?!

Если по утрам эти мысли казались сущим бредом, плодом болезненного состояния, о котором стыдно поведать даже доверенному психиатру, то когда приходила ночь… Выступали из темноты неясные пугающие силуэты, скрипы и шорохи необъяснимого происхождения казались предвестниками страшной нарастающей беды. К девушке вновь возвращались мутные думки о злодейке, посягнувшей на святую любовь, о наведённой порче с жуткими и неизлечимыми последствиями.

В наказание ветреному парню, Катя целый месяц удерживала себя от писем, зная, как жизненно необходимы её послания узнику Тёмного мира. «А ничего – пусть помается. Вот помучается и решит, кто ему дороже: я или черногубая вампирша в кожаных штанах!» – злобно мстя за тяжкое одиночество, объясняла себе свою жестокость Катя, заливая горючими слезами ситцевые цветы на подушке.

В такие острые моменты неожиданно на выручку приходила Масяня. Словно зная о состоянии хозяйки, она не прыгала всей тушей на живот, как любила это делать по ночам раньше, а сначала осторожно трогала бок лапкой, как бы предупреждая, не пугайся, сейчас приду массаж тебе делать. Собственно, и назвали-то её Массандрой, что трансформировалось в ласковое – Масяня из-за приверженности к энергичному массажу, а не к крымским винам.

Маленькая комнатная пантера становилась на грудь пациента и с громким радостным урчанием начинала мять передними лапами хозяйские телеса. Видимо, это занятие доставляло массажистке несказанное удовольствие, потому как заниматься этим она могла часами. Когда неблагодарный пациент смахивал надоевшую животину, та не сердилась. Ложилась рядом и послушно ждала, когда привереда покрепче уснёт, чтобы продолжить сеанс, но уже на спине или на боку, неважно.

Если раньше эта кошачья особенность жутко раздражала Катю, и она, не ценив бесплатной услуги, грубо сбрасывала Масяню, то теперь процедура имела просто незаменимый целительный эффект. Катя гладила кошку, чесала за ушком, нахваливая: «Умница ты моя. Одна ты у меня теперь осталась. Киса. Киса. Никому тебя не отдам!»

Масяня в свою очередь перестала делать свои мстительные «подарки» на господскую постель, словно поняв, что теперь именно она – единственная отрада и опора своей хозяйке.

Теперь девушка брала в зоомагазине не только банальный кошачий корм, но и каждый раз готовила сюрприз для любимицы: пророщенную живую травку, витаминную рыбку, разноцветные пёрышки на палочке, игрушечную мышку с пищалкой внутри.

В один из будних вечеров, после работы, она зашла в зоомагазин за очередным презентом для пушистой подруги. В зале, заставленном огромными аквариумами, стояла маленькая покупательница и восторженно глазела на разноцветных рыбок. Рядом суетилась бабушка, выбирая с консультантом корзину для перевозки кошек.

Катя не сразу смекнула, что девочка не совсем обычная, лишь приглядевшись, удивилась, а где руки-то? Действительно, рукава на розовой курточке вовсе отсутствовали. Глаза у Кати невольно расширились, однако она поспешно отвернулась, сделав вид, что в этом нет ничего особенного, ведь неприлично же вот так глазеть на несчастного ребёнка.

Меж тем бабушка остановила свой выбор на темно-синей корзине средней величины, и, взяв девчушку за капюшон, подтолкнула её к кассе. Девочка не хотела отходить от ярких рыбок и стала радостно рассказывать бабушке свежие новости из рыбьей жизни на своём детском языке. Она смеялась и казалась абсолютно счастливой, не осознавая своей ущербности, не обвиняя в этом мир, а просто любя жизнь такой, какая есть.

Катя в потрясении вышла из магазина и, как на автопилоте, направилась домой. «Расквасилась. Какое у тебя горе? Парень лечиться уехал? Вот оно настоящее горе. Непоправимое. А