Мама, это не та больница! - Юлия Анатольевна Нифонтова

не могу. Как же я хочу его услышать!!! Письма твои перечитываю уже тайком, чтоб нарки не стебали: «Одной рукой держу твоё письмо, другой вспоминаю тебя… и т.д.»

Я не знаю уже, какими мотивами себя держу. Реально, моё ближайшее окружение – 20 отмороженных нарков. Кроме персонала поговорить реально не с кем. Вернусь домой, я с тобой сутки, не переставая, буду говорить. Короче, не могу я тебе позитивное письмо написать. Нует у меня позитива. Ни грамма. Я тут только ради тебя. Ради себя я бы в гробу всё это видел!

Продолжение следует… Твой.

P. S. С весной тебя, лапка!

Письмо в этом же конверте вместе с предыдущим /08.03.20… года/:

Катёночка! Сёдня 8 марта!

Праздник весны и тебя!!!

Даже моё перманентно-маниакально-депрессивное состояние не помешает мне пожелать тебе огромного счастья!!! Всего самого хорошего!!! Подарить мне тебе нечего, да и нет возможности , но хотя бы напишу.

Я, как обычно, скучаю по тебе, вспоминаю по поводу и без повода. А учитывая мою способность управлять своими снами, иногда мне удаётся тебя себе приснить. Вот недавно, например, мы с тобой в моём сне ездили в новосибирский зоопарк. Открыл глаза, а тут наяву… вокруг ослы-козлы, серпентарий и обезьяний питомник в нагрузку.

Завтра уже отдам письмо на цензуру, и в среду оно поедет к тебе, моя Сонца. Жду очень весточки. Мне тут нарки втирают, что, читая твои письма, я только хуже себе делаю. Пошли они все в зёбу. Мне хорошо от этого, будто до тебя дотронулся.

Ура! Сегодня тепло! Снял подклад с куртки. Пока это единственной плюс в моём существовании.

Извини… ручка кончилась, придётся дописывать карандашом. В связи с этим прими заказ: стержни для гелевых ручек, из расчёта три штуки в неделю.

Вощем, Катёночка, я тебя целую нежно-нежно-нежно!!! Очень хочу тебя увидеть, обнять-обцеловать, услышать твой голос! Слушай, а наговори мне на диск чего-нибудь, а? Я живу только надеждой, что мы в конце-концов увидимся.

Твой недоТёма.

P. S. Приснись мне, пожалуйста.

P. P. S. Ты просила прислать в письме мой запах, выполняю:

Место для запаха

Продолжение /конец марта 20… года/:

Привет, К@тёнка!

Как ты там, моя маленькая? Что-то долго от тебя писем не было, мама тоже про тебя не писала…

У меня всё не то чтобы ништяк, но лучше, чем в употребухе. Да вот ещё здоровье никак не восстановится.

К нам привезли новичка. Сисадмин (в бывшем) и неплохой гитарист. Пока в непонятках. Ну, типа: «Мама, это не та больница!» Периодически в отрицаловку кидается. Такой же, как я был полгода назад. Смотрю, будто на себя

Ну, а так… во всём стараюсь находить плюсы. Например:

Назначен на три дня водолеем. Не самая лёгкая работа. Зато на водокачку хожу вместе со стажёром, и всю дорогу разбираем с ним вопросы по первому шагу.

Видел косяк перелётных птиц. Летели вдоль реки, искали, где приземлиться. Но из-за затяжной зимы лёд ещё не вскрылся, и они полетели дальше. А значит всё равно зиме – конец!

Я написал новую песню (про нас), но она пока только в моей голове. Приеду спою. Загадал сделать студийную оранжировку.

А тебе, моя Катёночка, желаю не унывать и думать больше о себе. Я тебя очень люблю, хочу видеть, скучаю! Нежно-нежно обнимаю и целую.

Твой Тёма.

P.S. Пришлите мне, плииз, новые носки (мои все покоцаные) и два стандарта колёс от зубной боли (доктор разрешил!), а то меня тут зубы достали ваще!

Глава 8. Катя и апрель

В моём доме последнем, под сводами чёрных коряг

Занавески из тины взмывает подводным теченьем.

Золотою икринкой пульсирует сквозь полумрак

Негасимой любви моей вечноживое свеченье…

Катина жизнь теперь стала измеряться не «от выходных до выходных», а «от письма до письма». Но так как почта из ребы доставлялась крайне редко и нерегулярно, то большая часть существования омрачалось тоскливым ожиданием.

Зато когда, наконец, свершалось благодатное событие, и равнодушные волонтёры вручали ей сразу несколько пухлых конвертов, щедро испещрённых трогательными надписями и рисунками, радость зашкаливала. Сердце билось как сумасшедшее. От невозможности пережить волнение, под прицелом чужих насмешливых взглядов, на глаза девушки наворачивались предательские слёзы. Схватив драгоценный груз, она каждый раз спасалась бегством от недружелюбных связных, стреляющих в спину ледяными стрелами молчаливого презрения.

Затем несколько вечеров посвящалось изучению посланий: многократному перечитыванию и смакованию отдельных фраз, слов. Додумывание, «чтение между строк» и нервное накручивание: «А что он этим хотел сказать на самом деле, но не посмел из-за цензуры» – составляло следующий тревожный период.

Для хранения сокровищ эпистолярного жанра Катя пожертвовала красивой коробкой из-под белых «ни разу не надёванных» (как сказала бы бабушка) туфелек, что тайно берегла для будущей свадьбы. Она с нежностью раскладывала рассортированные по датам письма, часто перебирала их, перечитывала. Плакала и смеялась.

В такие минуты девушка получала полную чашу эмоций, что даже переставала замечать горькую утрату телевизора: «Словно обалденный фильм посмотрела!» И обида за то, что возлюбленный Тёма украдкой вынес и не смог потом внятно объяснить, куда же безвозвратно канул маленький «Panasonic», как-то сдувалась и переставала кусать сердце.

На светло-розовой коробочной крышке Катя хотела написать «Письма из Тёминого мира», но поторопилась и пропустила букву «и». Получилось ещё трагичней и загадочней «Письма из Тёмного мира». Исправлять не стала. Пусть так.

По четвергам после работы Катя вместе с Тёмкиной маман посещала занятия для родственников наркозависимых. Встречи проходили в офисном здании, все кабинеты которого арендовали различные секты, что рядятся под клубы здоровья, торговые компании, а на самом деле втюхивают лохам бесполезные биодобавки и мыльно-рыльные принадлежности.

Давно не ремонтированное помещение из трёх смежных комнат, где обезумевшим от ужаса и безысходности женщинам объясняли, что их дети неизлечимо больны, громко именовалось «Центр «СПАСЕНИЕ». Хотя то, что слово «Спасение» было взято в кавычки, показалось Кате символичным. Как можно спасти от неизлечимой болезни?

Тем не менее, так как все другие средства были, видимо, не на один раз испробованы, надежд больше ни на что не было, количество посетителей не убывало, и немалые деньги за лечение неизлечимой болезни текли в карманы руководства неиссякаемым потоком.

Дело «Спасения» было семейным бизнесом, который передавался по наследству как королевский титул. Уже несколько поколений Сытых кормилось с всё прибывающего людского горя. Глядя на это лощёное пышнотелое семейство возникал только один единственный вопрос, почему же так непобедимо процветает фамильная страсть к перееданию? Почему не работает программа?

Действительно, контраст неукротимо полнокровного жизнелюбия руководов на фоне серой измождённой паствы настолько явно бросался в глаза, что для сглаживания социальной напряжённости был изобретён ловкий приём. Всё гениальное просто: организаторов лечебного процесса никогда не было на месте.

Занятия, лекции, диагностику, анкетирование, сеансы психологической разгрузки, да Бог ещё знает что, проводили нанятые специалисты. Хотя иногда по вечерам в запертом кабинете можно