Террористический акт, захват заложника, бандитизм - Михаил Павлик

Трактовка бандитизма в 20–30-е гг. как «одной из острых форм политической борьбы свергнутых господствующих классов» позволяла называть его политическим и даже «кулацким»[160]. Л. Венгеров среди особенностей политического бандитизма выделял «крупный людской состав банд, их массовое беспощадное кровавое действие, процветание именно в земледельческих областях Союза»[161]. Другой разновидностью бандитизма являлся так называемый «городской» бандитизм, для которого было характерно «отсутствие в нем каких-либо политических лозунгов и окраски»[162]. Но, как показывает анализ литературы, посвященной характеристике данного преступления, «городской» бандитизм – «язва, разлагающая устои нормальной жизни»[163] – практически отождествлялся с грабежами (налетами). Так, А. Учеватов в 1925 г. писал: «Среди преступлений имущественной группы исключительного внимания заслуживают грабежи или, как их принято называть, бандитизм. Не поддающийся окончательному искоренению, он тем самым как бы стал каким-то бытовым явлением»[164]. Тем не менее, к середине 30-х гг. все проявления организованной преступности, в том числе и бандитизма, были в значительной мере подавлены. Как отмечал в своем докладе в судебной секции Института судебной политики 14 апреля 1936 г. В. П. Антонов-Саратовский, «Бандитизм вымирает… и юридическим последствием этого вымирания должна явиться ликвидация существующих в уголовных кодексах статей о бандитизме, разбое, грабеже и установление статьи о воровстве, в которой воровство, соединенное с убийством, пыткой, тяжкими насилиями, должно быть выделено в особую часть. Что же касается другой ветви бывшего бандитизма, то эти преступления ныне квалифицируются как измена родине или теракт»[165].

В военные и послевоенные годы практика применения статьи об ответственности за бандитизм вновь была расширена. В частности, в постановлении Пленума Верховного Суда СССР № 1/4/У от 8 января 1942 г. по аналогии предлагалось квалифицировать по ст. 593 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик кражи личного имущества граждан, совершенные во время воздушного налета врага, при оставлении населенного пункта в связи с появлением или приближением врага, эвакуированных граждан в пути или прежнем месте жительства, «когда подобные кражи совершены группой лиц либо совершены неоднократно или лицами, ранее судившимися за хищения, а также при иных особо отягчающих обстоятельствах»[166]. Говоря об этой весьма сомнительной позиции Пленума, многие видные ученые того времени, тем не менее, признавали необходимость применения в уголовном праве аналогии. Профессор Н. Д. Дурманов, соглашаясь с указанным разъяснением, назвал его «вполне правильным, учтя особое качество злостных видов таких краж»[167]. «Аналогия в советском… уголовном праве, – отмечал он, – предполагает, что в уголовном законе караемое деяние предусмотрено в его общих родовых чертах», и ее применение «было вызвано невозможностью заранее прямо предусмотреть все преступные деяния, в частности, и такие, которые могут появиться в будущем»[168]. О необходимости квалификации таких краж с использованием обстановки военного времени по аналогии с бандитизмом по ст. 593 УК РСФСР писал в 1942 г. и профессор М. М. Исаев[169].

На Пленуме Верховного Суда СССР 20–25 октября 1959 г. при рассмотрении судебной практики по делам о бандитизме было специально отмечено, что в случае совершения во время бандитского нападения убийства, изнасилования, грабежа содеянное должно квалифицироваться только как бандитизм, без ссылки на соответствующие статьи, предусматривающие ответственность за преступления против личности и собственности, поскольку объективная сторона бандитизма охватывает, в частности, и совершение подобных преступлений.

Характерными признаками бандитизма 20–60-х гг. являлась глубокая законспирированность банд, состоящих из лиц с насильственной ориентацией личности, имеющих преступный опыт и судимости. Набор новых участников производили скрытно, из числа знакомых со схожими интересами и морально-волевыми качествами.

На вооружении банд, как правило, состояли обрезы охотничьих ружей, кустарно изготовленные пистолеты под малокалиберный патрон, различные образцы холодного оружия (следует иметь в виду, что преступные группы, полностью отвечающие квалификационным признакам банды, но использующие в своей деятельности средства поражения, не относящиеся к категории оружия в криминалистическом смысле, – опасные бритвы, топоры, молотки, шила и т. д., бандами не считались, что само по себе сужало сферу применения уголовного закона и ослабляло борьбу с данным видом посягательств). Преступная деятельность таких банд имела своей кульминацией конкретное нападение на государственные объекты или граждан.

В УК РСФСР 1960 г. бандитизму была посвящена ст. 77, которая включена в главу о государственных преступлениях, чем еще раз подчеркивалась повышенная опасность данного преступления для общества.

В последующие годы (1962, 1982, 1993, 1994) редакция ст. 77 изменялась, и в последнем варианте бандитизм определялся как «организация вооруженных банд с целью нападения на предприятия, учреждения, организации либо на отдельных лиц, а равно участие в таких бандах и в совершаемых ими нападениях»[170]. Изменилось и наказание, которое могло быть назначено за бандитизм, – в частности, было исключено указание на ссылку как меру дополнительного наказания.

Объектом бандитизма в специальной литературе назывались либо основы государственного управления и общественной безопасности[171], либо основы государственного управления в области охраны общественной безопасности и правопорядка[172]. Таким образом, общий подход к оценке содержательной стороны общественных отношений, являющихся объектом посягательства анализируемых преступлений, остался неизменным.

В принятом в 1960 г. УК РСФСР, как и в УК РСФСР 1922 г. и 1926 г., также выделялась специальная глава (10), в которой наряду с другими деяниями предусматривалась ответственность за некоторые виды общеопасных преступлений. Причем общественная безопасность по-прежнему выступала не в качестве самостоятельного родового объекта охраны, а в качестве составной части объединенного объекта под наименованием – отношения общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения. Однако следует отметить, что в отличие от более ранних уголовных кодексов в наименовании главы общественная безопасность была поставлена уже на первое место. Это было свидетельством усиления внимания к проблемам охраны общественной безопасности как наиболее важной из перечисленных в наименовании главы социальных ценностей.

Новый импульс в уголовно-правовом регулировании охраны общественной безопасности был зафиксирован в начале 80-х гг. Особенностью этого этапа было то обстоятельство, что процесс внутригосударственного законотворчества был напрямую связан с развитием и становлением международного уголовного права. Преступность как социальное явление имеет межнациональный характер и в равной степени причиняет ущерб различным государствам и обществам, независимо от их социально-политического устройства. Борьба с национальной преступностью в настоящее время существенно осложняется ростом таких преступлений, которые представляют опасность не только для отдельных государств, но и для всего человечества, и требует совместных усилий и повседневного сотрудничества государств. Чем больше взаимопонимание государств и осознание существования преступлений, затрагивающих интересы международного сообщества, тем больше усилий должны прилагать все государства вместе и каждое в отдельности для охраны международного правопорядка[173]. Поэтому координация усилий различных государств по борьбе как с общеуголовными преступлениями, так и с преступлениями, наносящими ущерб мирному сосуществованию различных государств, способствует взаимопониманию, укреплению мирных отношений и сотрудничества между государствами и народами[174].

Сотрудничество различных государств в совместной борьбе с преступлениями, затрагивающими общие совместные интересы, выражается в различных формах и в том числе в форме разработки и принятия многосторонних договоров, международных соглашений (конвенций), ратификация которых налагала определенные обязательства на государства – участников соответствующих соглашений. Естественно, что в орбиту совместных интересов попадали, прежде всего, наиболее опасные преступления. Данные преступления затрагивают различные интересы и подразделяются на две большие группы: международные преступления и преступления международного характера (международные уголовные преступления).