Русалочья удача. Часть 1 (СИ) - Рубцова Налия

– Просто мы с сестрицей, наверное, эту Чёртову Копейку видели. Рядом с южными городскими воротами, да?

– Ты чего, малая, какие южные ворота? Она на севере от города, выше по течению реки. Оттуда ещё Монастырский остров видно, – охранник усмехнулся.

Купава мысленно похвалила себя за то, что узнала местоположение этой чёртовой Чёртовой Копейки. Только вот какая от этого знания польза когда ты связанная в клети валяешься? Эх, если б не пропавший колдовской дар…. Конечно, её способность лепить фигурки из тумана мало чем могла помочь, но всё-таки лучше, чем ничего. А так оставались только сидеть, привалившись к стене, и пялиться на собственные ноги: одна босая, другая в ботинке. У Купавы снова слёза навернулись на глаза, когда она вспомнила, как Горислава радовалась, выбирая ей ботинки – даже улыбнулась один раз шире, чем обычно. Как она расстроится, узнав, что один потерян…

Ну и пусть расстраивается! Лишь бы осталась жива. Не видя иного выхода, Купава принялась молиться Богине. Конечно, матушка Параскева говорила, что боги мертвы, в том числе и Богиня, Матерь-Земля – но русалка не могла поверить. Разве нечто столь великое и могущественное, как боги, могло просто так умереть? Тем более что матушка также говорила, что в Купаве, как во всех русалках – частица силы Матери-Земли.

«Вода небесные принадлежат Громовому Кузнецу, – голос ведьмы звучал в голове так, будто она стояла за плечом,– а земные – Матери-Земле, Пряхе Судеб. Ты родилась в реке – а, значит, и жизнь твоя, и сила, исходят от Матери-Земли…»

– Мы с братишками давно уже договорились решать свои споры на Чёртовой Копейке. Даже не мы, а деды наши, – разглагольствовал за дверью охранник. – Пусть лучше ложка кровь прольётся, чем река. Ты там что, снова ревёшь? Не реви; я ж говорю, тебя Ставр не тронет. Ну, рабой сделает, но ты хорошенькая, муж быстро найдётся. Сиротой не останешься, босой ходить не будешь…

«Босой»?! Купава распахнула полуприкрытые глаза, поражаясь догадке, которая заглянула в её гудящую от голода и рыданий голову.

Её сила идёт от земли…

Ей было противно надевать обувь, и согласилась на это она только потому что Горислава требовала…

И тут у неё, Купавы, пропали колдовские силы…

Закусив губу, Купава подцепила пальцами босой ноги ботинок на обутой и стянула и его тоже. Затем, опершись сначала связанными руками, потом – спиной на шершавую стену, встала на ноги. Под ногами была не земля, а дощатый пол, но Купава прикрыла глаза и сосредоточилась на том, что было под слоями досок и камня. Влажная, тёмная масса – чрево Матери-Земли, что рождает каждую весну посевы, и хоронит их осенью… Земля… Исток всех рек… Купава – дочь реки, значит, внучка Земли…

Ступни тронуло прохладой, как будто русалка зашла в ручей; прохлада потекла по жилам, к сердцу. По лицу Купавы расплылась улыбка: один удар сердца назад она была просто беспомощной связанной девочкой – а сейчас стала частью Матери-Земли. Почувствовала, как журчит-поёт на востоке великая Роса, как копошится в глубине флегматичный крот; как разлагаются брошенные на земляном полу в погребе тела неизвестных мертвецов.

– …Что-то я разболтался. Может, ты о себе что-нибудь расскажешь? – судя по звуку, скучающий охранник наливал себе что-то в кружку. – Как так вышло, что твоя сестра – змеиня? Матери у вас разные аль одна?

Купава сползла по стенке на пол. Сердце колотилось как бешеное. План, который родился у неё в голове, был воистину безумным. Но придумывать лучший времени не было.

– Разные,– заговорила она, подползая к миске, в которой ещё оставалась вода. – И отцы тоже. Мы не родные сёстры. Названые… – она окунула связанные руки в миску, чтобы верёвка хоть немного промокла.– Я рано осиротела. Мать умерла, отец. Остался только… дядя.

Откуда в её голове взялся этот дядя – она не знала. Просто болтала, что взбредёт, сосредоточившись на мокрой верёвке.

Она умеет управлять туманом.

Туман, если скатать его в плотный-преплотный комок, становится водой.

Значит, воду она тоже может заставить плясать по приказу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А значит…

Узы, стягивающие запястья Купавы, пошевелилась. Теперь, когда верёвка была мокрой, русалка ощущала все её изгибы, видела не глазами, но кожей, как та свивается в узел. Сжав зубы, она заставила воду потянуть кончик узла на себя… Вот так… Сильнее, чуть сильнее…

– Что замолчала? – спросил охранник.

– …Дядя. Он обо мне заботился… Но мне было одиноко… И я познакомилась с Гориславой… Она мне сразу понравилась, и мы подружились… – вяло рассказывала Купава. Узел никак не поддавался – крепко же они его затянули! – Я хотела… Хотела, чтобы она была всегда рядом… И мы принесли друг другу клятвы… Назвали сёстрами…

Она прерывисто вздохнула. Голова кружилась, перед глазами плыло – но своего Купава добилась: верёвка соскользнула с рук и мягко упала на пол. Русалка не сдержала стона – запястья просто взвыли от боли.

– Чего ты там?– с неудовольствием спросил охранник. Купава отчаянно тёрла запястья, пытаясь вернуть рукам чувствительность.

– Да в голове мутно. Голодная я, – сказала русалка как можно жалобнее. – Дяденька, дайте мне поесть. Хоть хлеба краюху, а?

– Ставр сказал, к тебе не входить, говорит, странная ты какая-то, – сказал охранник. – Но… Я вот ничего странного в тебе не вижу. Разве будут беда от краюхи хлеба?

Он завозился, открывая засов. Купава отползла в глубь клети, сжав в пальцах платок – его, к счастью, разбойники не забрали, так и остался на плечах. Темницу залило мерцающим светом лучины.

– Малая,– охранник тёмным силуэтом вырос в проходе, – Ты чего? Хлеба у меня просила, а теперь вон куда уползла… Боишься, что ли?

Он сделал шаг вперёд. И тут Купава взмахнула платком.

***

«Я требую поединка до смерти». Червонец смотрел на Гориславу, и в его глазах стыл лёд. Льдом сковало и сердце Гориславы.

Правила кулачных боёв разнились от города к городу, от веси к веси. В каких-то на руки надевали плотные кожаные перчатки, в других требовали драться без них, ведь в перчатках так легко спрятать свинцовое грузило; в одних разрешалось быть лежачего, в других – запрещалось; где-то бой вёлся до первой крови, где-то – до потери сознания одним из поединщиков.

И только в исключительных случаях драки на кулаках были до смерти.

– Огорчил ты меня, Ставр, рыжий щенок, – сказал Червонец. – Только кровь это смоет.

– Ты должна победить, – прошептал Гориславе на ухо Ставр. Его голос дрожал: кажется, он не ожидал такого от Червонца. – Ты. Должна. Победить. Поняла?

– Пошёл к чёрту, – онемевшими губами ответила Горислава. Она не смотрела на рыжего разбойника, только на собственного противника. Тот неторопливо снимал рубашку, открывая жилистое, отмеченное рубцами тело. Змею было лет тридцать. В чёрных косах проглядывала седина, а щёку пересекала глубокая борозда уродливого шрама. Слова Червонца, кажется, его совсем не испугали – во всяком случае, лицо его осталось бесстрастным, как и было.

– Что ж, да будет так, – выкрикнул Ставр. – Я выставляю своего поединщика. Горислава из Изока!

– А я – своего, – Червонец вроде не кричал, но его спокойный, холодный голос легко перекрыл весь шум.– Хурга-змей.

Хурга вышел вперёд, на лишённый травы пятачок, в честь которого Чёртова Копейка, вестимо, и получила своё имя. Он дёрнул головой, хрустнув шеей.

Горислава швырнула на землю суму – и тоже стянула рубашку. Мужики глумливо рассмеялись, кто-то присвистнул; но голых грудей они не увидели – змеиня крепко подвязала их остатками льняной Купавиной сорочки. Наука, которую она хорошо усвоила в Изоке: мужчины пялятся на женскую грудь, даже на такую убористую, как у змеини, что увеличивает шансы на победу.

Но этот пялиться не будет.

Змеиня повторила движения Хурги: вышла вперёд, хрустнула шеей. К её удивлению, змей отвесил ей короткий поклон.

Вежливость! Вот уж чего не ждала от змея… Пусть засунет её себе в зад, да поглубже, и провернёт пару раз. Горислава демонстративно сплюнула, глядя на противника – и поединок начался.