Берестяная грамота - Юрий Иванович Когинов

ресницы, сам смутился. — Нет, нет, Коля, я не про тех, кто брал книги на чердаке. Моя Лариска много раздала. Даст почитать и забудет забрать. А книги надо ценить! Правда, товарищ Краюшин?.. Так я буду рад, Коля, если ты вот этого Пушкина подаришь маме Восьмого марта.

Семён Михайлович надел шапку, поманил Колю к порогу:

— О том, что я чердак помянул, Сергею Вавилову ни слова… Сейчас не это главное… Важно, что́ в человеке в конечном итоге берёт верх — дурное или доброе.

…И ДРУГОЙ ПОДАРОК

Солнце опустилось за лес, и стало холодно не на шутку. К тому же Серёга два раза оступился в спрятавшийся под сугробом ручей. Валенки залубенели, по всему телу побежал покалывающий холод.

Теперь партизаны лежали в снегу. Ни пробежаться для согрева, ни даже встать нельзя. Метрах в сорока — железная дорога. По полотну каждые полчаса взад-вперёд проходит фашистский патруль. Пройдут не спеша, остановятся, посветят зажигалками, прикуривая сигареты, и снова — шарк-шарк по шпалам…

Журкович приложил рукавицу ко рту и шумно дышит, согревает посиневший нос. Ушанка надвинута на самый лоб — знать, доходит холод до головы, обритой в больнице.

Третий — дядя Егор, приятель Серёгиного отца, свернулся клубочком, притулившись спиной к сосенке, и то ли дремлет, то ли задумался глубоко.

Медленно тянется время. Вон и звёзды высыпали, кругом тихо-тихо. В Дедкове, наверное, люди ложатся спать. И фашисты на станциях, в своих бревенчатых дзотах, наверное, разуваются, потягиваются.

Но должны же идти по железной дороге поезда! Хоть бы один! Огромный, гружённый танками и пушками, с вагонами, набитыми солдатнёй. Эх, сейчас бы один такой составчик!..

Серёга проваливается в дрёму и тут же, ошарашенно глядя по сторонам, привстаёт на колени.

— Не выспался у бабки на печи? — ворчит Журкович. — Слушай! Кажется, идёт…

И в самом деле из-за поворота доносится ритмичное постукивание, будто кто-то стучит о наковальню молотком, обёрнутым тряпкой. Потом тряпка как бы сползает, и уже бьётся, грохочет железо о железо.

Дядя Егор тоже слушает, приложив для верности ладонь к уху. Поезд?..

И вот вырывается, выпятив грудь, как бегун, готовый разорвать финишную ленту, шумный, тяжело дышащий паровоз. Перед ним две платформы. На тот случай, если партизаны подложат обычную мину, которая срабатывает от первой же тяжести, придавившей её. Но у партизан мина с дистанционным взрывателем. Надо пропустить платформы, паровоз и, только когда состав вползёт на заминированный участок, крутануть ручку электрической машинки, и весь эшелон взлетит на воздух.

Серёга обхватил автомат, резко обернулся, чтобы точно рассчитать, сколько метров придётся бежать по подлеску до густого сосняка, где они оставили лыжи.

«Только зажужжит, только взвизгнет адская машинка — рывком в лес!..» — подготавливает себя Серёга.

Он привстал, обхватил автомат.

«Ну, раз-два…» — считает Сергей и, не досчитав до пяти, срывается с места, потому что взвизгивает, жужжит в руках Журковича электрическая машинка. Серёга продирается через ельник и недоуменно оборачивается: взрыва нет!

Он возвращается туда, где остались Журкович и дядя Егор, и в это время, обдавая грохотом и лязгом, уползает в темень последний вагон.

— Что случилось? — спрашивает Серёга.

— Взрыватель электрический отказал, чёрт его дери!..

Как же теперь? Неужели встать — и домой? Наверное, каждый из троих задаёт себе сейчас этот вопрос.

Снова тянется время. Прошёл патруль: вспышка сигареты, сдавленный, спрятанный в воротник шинели смешок…

— Придётся менять запал на ударный, — разводит руками дядя Егор.

— Сам же знаешь, это не то! — сердито говорит Журкович. — Первые пустые платформы взорвутся, а состав будет цел…

Сергей лихорадочно соображает: а если «дёргалку» подвести такую, как они на пасеке приспосабливали, когда думали, как гранату у окна старосты взорвать?..

— А патруль? — возражает Журкович. — Идут они, под ноги поглядывают, тут на снегу шнур…

«Да, не годится… — размышляет Серёга и вдруг решается: — А что, если «дёргалку» подвести в тот момент, когда покажется состав? Патруль уже прошёл, паровоз на всех парах. Рывком — к полотну и кубарем — с насыпи, а?.. Была не была!..»

Серёга суёт в карман катушку проволоки, достаёт из жестяной коробки взрыватель с чекой.

В висках стучит от напряжения. Такой в голове разливается шум, что Серёга не слышит даже стука далёкого пока ещё поезда.

— Опять состав! — с досадой говорит Журкович.

Серёга облизывает губы, спрашивает, боясь выдать тревогу:

— Патруль когда проходил?

— Минут десять, а что? — спрашивает дядя Егор. Серёга встаёт, раздвигает ёлки и…

— Ну, я рванул к «железке»… Попытаюсь, в общем…

Журкович вскакивает, чтобы удержать Сергея, но тот уже скрылся в ельнике.

— Научил на свою голову детонаторы ставить! — ругается Журкович и, обернувшись к дяде Егору, приказывает: — Пошли за ним, охранять будем. Если что случится, отсечём огнём, будем спасать мальчишку!

ОПЯТЬ ВСЕ ВМЕСТЕ

Коля вошёл в Дом культуры и глазам не поверил: внутри чисто, тепло. Над сценой — плакат, поздравляющий партизанок и всех советских женщин с праздником. А в фойе и зале — уже битком.

Колька стал вертеть шеей, выискивать Зину. Она обещала обязательно быть на вечере и принести патефон с пластинками. Только патефон — это зря! Танцевать Коля не умеет, а Зинка обязательно пригласит его. Когда на Майские праздники собирались у неё всем классом, целый вечер Кольку мучила: то фокстроту, то танго обучала.

Коля выбежал из Дома культуры и столкнулся с Зиной.

— Ну, чего стал? — засмеялась она. — Бери патефон. Я всё-таки дама, и к тому же сегодня наш праздник.

Зинка сбросила в раздевалке пальто и валенки и вышла из-за барьерчика совершенно незнакомой Коле девчонкой — зелёное платье и чёрные туфли так шли к её плотной, красивой фигурке и огненно-золотистым волосам, что Коля на миг оцепенел. Ему вдруг показалось, что это не Зишка, а какая-то сказочная фея!

Зинка сдвинула два стоявших рядом стула, поставила на них патефон и, пока Колька его заводил, выбрала пластинку. На весь дедковский Дом культуры грянуло:

Он пожарник толковый и ярый,

Он ударник такой деловой…

Заулыбались партизаны. Поставили аккуратно за барьером гардероба свои винтовки и автоматы. Неловкие, чуть мешковатые, они принимали руку своих партнёрш и неуверенно двигались в такт музыке.

Коля обхватил правой рукой тонкую талию Зинки. Глядя в её раскрасневшееся лицо, неожиданно спросил:

— Ты не слыхала, корреспондент не обещал быть на вечере?

Зинка первая сказала ему о прилёте корреспондента. Она отправляла