Берестяная грамота - Юрий Иванович Когинов

в семье. То же и о порядке выдачи хлеба. Пекарня-то уже работает!

— Хорошая начинается жизнь! — улыбается Краюшин.

Но сразу помрачнел Краюшин, когда случайно кинул взгляд в угол, где лежали тетрадочные запасы. Они таяли с каждым днём.

Калачёв говорил, что самолёты скоро забросят бумагу. Но её всё нет и нет. Присылают медикаменты, оружие, патроны. Доставляют с Большой земли продукты, а бумага, видно, ждёт своей очереди.

Но всё равно радостно на душе у Коли. Кажется ему, будто он всю зиму спал и вот теперь только по-настоящему проснулся. Зима была в этом году и метельная, и снежная, и солнечная. Деревья стояли красивые, чисто и празднично наряженные. Но никто не замечал ничего этого, не думалось о природе. Только теперь, весной, всё так остро будоражит, радует: и капель, и густо-синие полосы на снегах, и вкус смоляного, соснового ветра.

— Скоро ручьи побегут, травка пробьётся, — улыбается Краюшин. — Тогда ещё веселее жизнь будет. Бумага кончится — на берёзовой коре такую начнём газету печатать!.. Не веришь? А ещё поэт! Когда-то на берёсте русские люди целые манускрипты писали, или, по-школьному, сочинения.

— Откуда всё это вам, Фёдор Петрович, известно?

— Так моя же профессия — буквы и строчки, строчки и буквы. А всё вместе — это книги, журналы, газеты. Всё вместе — наука!

«Удивительный человек этот Краюшин, — думает Коля. — Кругом война, а он о будущем рассказывает. Наверное, и стихи пишет… Только неудобно об этом спрашивать. Потом когда-нибудь… Да и газету печатать пора».

Колька набрал статью, поставил её в колонку.

— Ну, — подмигнул Краюшин, — ещё одно, но не последнее сказание… Бери оттиски и беги к матери, пусть ошибки проверит и даст Калачёву подписать. А я тем временем чайку вскипячу. Остался у меня тут неприкосновенный запас, несколько кусков сахару… Ох и запируем мы с тобой, Коля, и Гришку с Санькой чайком побалуем!

«СЛУШАЙТЕ МОСКВУ!..»

Коля так бы и пронёсся по улицам из райисполкома до самой типографии, если бы на углу Бежицкой и Людиновской его не окликнул Серёга.

Будто конь на скаку, остановился, повертел головой во все стороны: почудилось, наверное. Нет Серёги. Глянул вверх, а тот на столбе. Косолапо обнял столб ногами, обутыми в металлические «кошки», привязал себя поясом и что-то там, на самом верху, делает.

— Ты чего? Провод решил снять?

Захохотал Серёга:

— Дурья башка, дело делаю! Сейчас радио включать будем.

Только теперь Коля рассмотрел чёрную четырёхгранную трубу, которую прилаживал к столбу Серёга.

— Ух ты! — не то восхищённо, не то растерянно протянул Колька и рванулся с места, чтобы скорее сообщить Краюшину новость.

— Да погоди ты, делопут! — не скрывая усмешки, остановил его Серёга. — Успеешь ещё со своей газетой. Сейчас я слезу, на радиоузел пойдём.

После разговора в больнице друзья не встречались. Просто некогда было. Особенно Кольке. Но, по правде сказать, Серёга чувствовал, что тогда в больнице он немного обидел Коляна, сказав: «Мне не до твоих тетрадочек…» Да разве Колька какой-нибудь пустяковиной занимается?

Останавливаясь каждый день у витрины «Народного мстителя», напечатанного на тетрадочных листках, Серёга с восхищением думал: «Молодец Колян! Нужное это дело!»

Но вот какой упрямый, дурной характер у Серёги! После этих правильных мыслей приходили другие: «Ничего, ничего… Пусть собирают свои тетрадочки. А я такое сделаю — все рты разинут!»

Самому противно становилось от этих мыслей. И только когда прибежал в здание почты, почувствовал, что теперь всё пойдёт своим ходом и не надо будет ни перед кем ершиться.

Правда, поначалу Серёга растерялся, хотел даже обидеться на Ревка: уж не смеётся ли тот над ним?

В комнатке, куда вошёл Серёга, он увидел велосипед и большой радиоприёмник. Вокруг них колдуют Ревок и партизанский радист.

— Проходи, — кивнул Серёге Ревок. — Снимай пальто и подержи-ка динамик, пока я припаяю проводок.

Жало паяльника вонзилось в канифоль, зашипело, и серебристая бусинка олова скатилась на клемму.

— Одной капелькой прихватили. Вот это да! — не скрыл восхищения Сергей. — Не знал, что у вас такие руки…

Василий Самсонович вскинул голову, чтобы убрать со лба нависавшую прядку волос, и озорно подмигнул:

— Про мои руки, говоришь, не знал? А про ноги помнишь?

— Кто ж вашего удара в левый угол ворот не знает?

Играла как-то дедковская сборная против сборной Брянска. Серёга, Зишка — все ребята из школы облепили трибуны и «болели» за своих. Да какое «болели»: конец второго тайма, счёт два — ноль в пользу гостей, а дедковцы играют без капитана. Задержался в командировке Ревок, не поспел к матчу. И вдруг радостно ахнули трибуны: на поле — Василий Ревок! С ходу, один за другим, влетело два мяча в ворота гостей, и оба — в левый верхний! Три пять высадили брянцев. Вот о каких «ногах» вспомнили сейчас.

Серёга не отрывает глаз от Ревка. Какой у них секретарь райкома комсомола — всё умеет!

Когда после техникума назначили Ревка мастером варочного цеха, цех стал держать первенство по заводу. Избрали секретарём райкома — по всей области пошла слава о дедковских оборонных кружках, о художественной самодеятельности, о спортсменах.

И всё потому, что у Василия Самсоновича упорный характер. А вот он, Серёга, взялся как-то мастерить авиамодель с двумя моторчиками, где-то заело, в чём-то не разобрался по схеме — и забросил. Ребята на смех подняли. Только это и заставило Серёгу довести дело до конца…

Открылась дверь, и Журкович с Иваном Фридриховичем внесли какой-то тяжёлый узел. Развернули мешковину — динамо-машина. Ревок тут же подхватил её и приладил рядом с велосипедом, закреплённым на деревянном верстаке.

— Отличную вы идею подали, Иван Фридрихович, крутить динамо с помощью велосипедной передачи, — сказал партизанский радист. — Садись в седло — и поехали!

— Лавры прошу передать по другому адресу, — засмеялся Иван Фридрихович. — Эта идея принадлежит Василию Самсоновичу.

— А вот и нет! — живо отозвался Ревок. — Не мне, а папанинцам. Помните, как они с помощью такого же устройства вырабатывали электроэнергию на Северном полюсе?.. Мы только первыми в военных условиях заставили велосипед работать на радио. Седьмого ноября «концерт» фашистам устроили! Они как угорелые мечутся прямо у нас под окнами. Калачёв волнуется: как бы, говорит, не обнаружили нас! Да разве немцам догадаться, что радиоцентр в доме самого старосты!..

Вот, оказывается, почему радио в домах говорило! Серёга с друзьями, конечно, догадывались, что это партизаны сделали. Но как и откуда велась передача, Сергей узнал только сейчас. Вот бы Серёге тогда вместе с партизанами оказаться!

— Иван Фридрихович, — спросил Журкович, — говорят,