Господин, которого убили дважды - Елизавета Михайловна Родкевич

невероятно долго: мужчины копались в замке больших деревянных часов с маятником, стараясь открыть коробку. Но вот что-то щелкнуло, и спустя несколько секунд в руке пристава оказался пистолет.

— Что это? Откуда? — шокировано спросил Якунин.

— Пистолет, Алексей Николаевич, пистолет. Ваши часы неспроста так странно били — в часовом шкафу лежал этот чудесный трёхлинейный наган, из которого, судя по пуле, и застрелили Дмитрия Сергеевича. Теперь же я хочу поинтересоваться, Алексей Николаевич: что делает у вас в часах орудие убийства?

— Я этого не знаю. Поймите, если бы мне взбрело в голову кого-нибудь застрелить, то я бы использовал его, — Якунин похлопал себя по правому карману.

— Пистолет? Зачем он вам при себе, Алексей Николаевич?

— Привычка, не более того. В конце концов, я офицер.

— Занятные у вас привычки, Алексей Николаевич, очень занятные… Что же, с вашего позволения я оставлю вас и отправлюсь побеседовать с Софьей Константиновной. Будьте осторожны: говорят, что найденное в комнате подозреваемого орудие убийства не сулит ничего доброго.

Выйдя из комнаты, пристав покачал головой и шёпотом обратился к своему помощнику:

— Фёдор Иванович, мне не нравится это дело, ужасно не нравится. Теперь надо быть ещё более осторожными. Нельзя упустить из вида ни одного действия Алексея Николаевича — мы не можем допустить ещё одного убийства.

На другом конце коридора показалась Софья, быстрыми шагами направляющаяся к полицейским.

— Здравствуйте! Андрей Петрович, я искала вас. Мне нужно в город, чтобы забрать траурное платья — на завтра назначены похороны. Могу ли я уехать?

— Мне кажется, лучшим решением будет пригласить портного сюда: теперь траурные платья, к несчастью, потребуются и Марье Александровне с Юлией Михайловной. Уверен, что мастер согласится привезти с собой ваш наряд.

— И правда, я об этом не подумала… В таком случае я пойду к Анне Васильевне, чтобы спросить её разрешения, — с этими словами Софья уже было развернулась, но Андрей Петрович остановил её.

— Прошу вас, постойте, Софья Константиновна, постойте! Я хотел задать вам несколько вопросов. Можем ли мы для этого пройти в вашу комнату?

— В мою комнату? — вдова словно смутилась. — Да, конечно.

Спустя минуту она уже открывала дверь.

— Проходите, — стараясь скрыть раздражение, излишне вежливо сказала Софья. — Прошу, присаживайтесь.

Она встала у трюмо, словно желая что-то загородить спиной. Сафонов, казалось, смотрел сквозь неё.

— Софья Константиновна, вы ведь слышали выстрел, не так ли? — наконец отвлекшись от своего увлекательного занятия, спросил Андрей Петрович. Он сцепил руки в замок и посмотрел на женщину в упор.

— Нет, я… была гроза, он, должно быть, смешался с раскатами грома, — Софья говорила неуверенно, и даже дилетанту стало бы понятно, что она лжёт.

— Вы были в соседней комнате. Поверьте, находясь так близко, невозможно спутать выстрел с чем-либо другим. Я повторю свой вопрос, Софья Константиновна: вы слышали выстрел?

— Нет.

— В таком случае, вы были не у себя, не так ли?

— Я… я… да, я выходила, выходила! И что теперь?

— Теперь? Теперь всё куда проще объяснить. Куда вы выходили?

— Я не могу вам этого сказать.

— Что же, в таком случае я имею полное право вас арестовать по обвинению в убийстве двоих человек, — пристав был спокоен и непроницаем, Софью же била крупная дрожь.

— Нет, стойте! Я выходила… — ей явно трудно было произнести следующие слова, — за ножницами.

— Зачем вам в такой час потребовались ножницы?

— Дмитрий всегда прятал от меня всё острое и очень тщательно за этим следил. Когда мы приехали, и мой покойный супруг был ещё трезв, он приказал горничной не давать мне без его разрешения ничего, чем я могла бы навредить себе. После он выпил, мы повздорили… Вы все равно не поймёте меня или, возможно, сочтете сумасшедшей, но физическая боль очень хорошо помогает справляться с душевной, — она истерически рассмеялась. — Боже мой, ведь если бы я была тогда там, я бы могла помочь Дмитрию, я бы его спасла!..

— Вы правда сделали бы это, или просто так положено говорить? — с лёгкой усмешкой поинтересовался Сафонов. Софья молчала. — Простите. Вы видели кого-нибудь, когда выходили из комнаты? — казалось, что тон Андрея Петровича несколько смягчился.

— Нет!.. — Софья испуганно посмотрела на пристава. Его лицо не выражало ничего, кроме насмешливого спокойствия и недоверия. — Хорошо, да. Я видела покойного Павла Александровича, он стоял у окна и курил. Мне показалось, что он меня не заметил.

— Занятно, Софья Константиновна, очень занятно. Если я всё верно понял, то у вас были и повод, и возможность убить и вашего супруга, и Павла Александровича. К слову, вы знаете, что пятнадцать минут назад я нашёл в часовом шкафу у Алексея Николаевича пистолет, которым убили Дмитрия Сергеевича? Странное стечение обстоятельств, не находите ли?

— Его могли попросту подбросить, когда мы уходили на прогулку.

— Не стоит пытаться оправдаться или оправдать, Софья Константиновна. От ареста вас и Алексея Николаевича отделяет всего одна улика, которую я пока не могу найти. Будьте осторожны.

Когда они вышли из комнаты Софьи, Андрей Петрович шепнул своему помощнику:

— Надо проследить за Софьей Константиновной, Фёдор Иванович. Мне кажется, что мы не знаем о ней чего-то ещё.

— Будет сделано. Чем займёмся дальше, Андрей Петрович?

— Предлагаю побеседовать с семьёй покойного Павла Александровича. У меня есть одно предположение, и я почти уверен, что оно подтвердится.

Пока они шли к комнатам Реутовых, голова пристава кипела. Из размышлений его вырвал голос урядника:

— Андрей Петрович, когда мы арестуем убийцу?

— Когда найдём его, Фёдор Иванович. Что за вопрос?

— Простите, но мне кажется, что тут все очевидно. Алексей Николаевич и Софья Константиновна…

— Мой дорогой Фёдор Иванович, — перебил Сафонов своего помощника, –

если бы всё было так просто, как вы думаете, в моей работе не было бы нужды. Мне кажется, что