Господин, которого убили дважды - Елизавета Михайловна Родкевич

стук дождя по оконному стеклу. Господа ужинали за длинным столом, а слуги сновали по большой зале.

— Пока вас не было, я провёл обыск. Ни орудия убийства, ни чего-либо другого, что могло бы помочь ходу дела, мы не нашли, — проговорил Андрей Петрович.

Воцарилась звенящая тишина. Каждому из присутствующих было не по себе от того, что их вещи осматривали.

— А где же Марья Александровна? — спросила Софья у Юлии Михайловны.

— Она не придёт, говорит, что плохо себя чувствует.

После того, как все пожелали Марье скорейшего выздоровления, пристав спросил у собравшихся:

— К слову, никто из вас ведь не слышал выстрела, не так ли?

— Была гроза, и он мог смешаться с раскатами грома, — робко предположила Юлия Михайловна.

— Судя по тому, что на виске трупа есть ожог, стреляли в упор, но звук всё равно должен был быть! Странно это, очень странно.

И снова все замолчали, и снова Алексею стало не по себе.

— Произошедшее… произошедшее просто немыслимо! Два убийства одного и того же человека — это похоже на глупую комедию. Нет, я решительно отказываюсь верить в это! — прервав тишину, воскликнула Анна Васильевна и всплеснула руками. — Наверняка здесь какая-то ошибка!

— Никакой ошибки, Анна Васильевна, никакой ошибки, — с причмокиванием отрываясь от вкуснейшего рагу, заявил Андрей Петрович. — Совершенно точно установлено, что в стакане с водой, стоявшем на столе, была растворена смертельная доза цианистого калия. Так что, как и говорил Павел Александрович, сначала новопреставленный был отравлен, а после застрелен.

— А вдруг это было самоубийство? Быть может, Дмитрий Сергеевич сам принял цианид перед дуэлью с Алексеем Николаевичем? Он мог испугаться, в конце концов, — Юлия Михайловна резко замолчала, и её губы болезненно искривились, — такое случается.

— Это было бы совсем не в его характере, — подала голос Софья. — Дмитрий был в ярости, он отсчитывал минуты до момента, когда встретится на дуэли с Алексеем Николаевичем, он жаждал возмездия. Вряд ли бы он решил убить себя в тот вечер.

— И всё же я до конца не понимаю: что произошло между вами? Почему ваш покойный супруг был в такой ярости? Мне кажется, Софья Константиновна, вы от нас что-то скрываете, и позвольте мне предположить, что именно, — ехидно улыбнувшись, сказал молчавший до того Павел.

— Что вы имеете в виду, Павел Александрович? Или же вы хотите открыть нам какую-нибудь врачебную тайну? — язвительно спросил Алексей. Он чувствовал, как начинает закипать.

— Я считаю, что от следствия не должно быть тайн, даже врачебных. Простите, что я говорю о вас в вашем присутствии, милейшая сударыня, однако позвольте мне задать странный вопрос Андрею Петровичу. Видели ли вы руки Софьи Константиновны? — цинично поинтересовался Реутов.

В одно мгновенье Софья сделалась белее смерти, а затем покраснела.

— Павел Александрович, я считаю, что нам стоит прекратить этот разговор, — постарался успокоить вошедшего в раж доктора Андрей Петрович. — Я, к счастью, ещё гожусь для сыскной работы, и не нуждаюсь в чьей-либо помощи для проведения расследования.

— Нет уж, позвольте, вы должны это увидеть! Я проводил осмотр после того, как Софья Константиновна подвернула ногу. С лодыжкой-то ничего серьёзного, а вот про остальное я бы так не сказал. На запястьях — шрамы, а на шее — свежие синяки. Как вы это нам объясните, милсдарыня?

Софья встала со своего места и неспешно направилась к Павлу. Все смешалось: её занесённая рука, пощёчина, звон от удара… Быстрыми, несмотря на хромоту, шагами оскорбленная женщина вышла из залы и направилась к себе в комнату. Воцарилось молчание.

— Софья Константиновна пережила то же, что и я в своё время — лишилась мужа, так что я прекрасно понимаю, насколько ей сейчас нелегко. Мне стыдно за тебя, Паша, — негромко сказала Юлия Михайловна, а затем поднялась с кресла и пошла вверх по лестнице к комнате Софьи. Анна Васильевна последовала за ней, а вместе с ней и Андрей Петрович. Последним из-за стола поднялся Алексей, с трудом сдерживавший себя на протяжении всего этого безобразного разговора, и, бросив испепеляющий взгляд на Павла, вышел вслед за остальными.

— Поглядите-ка, наш благородный рыцарь отправился на помощь несчастной принцессе, — с усмешкой сказал Реутов после того, как Якунин скрылся из виду, однако, на эту неуместную колкость оставшиеся за столом Владимир Борисович и Фёдор Иванович внимания не обратили.

— Думаю, мне стоит пойти к Софье Константиновне одному. Я бы очень хотел обсудить с ней несколько вопросов, — сказал Андрей Петрович.

— Простите мне моё вмешательство, но мне кажется, что Софья Константиновна сейчас вовсе не в состоянии для допроса, — процедил Алексей.

— Что вы, Алексей Николаевич, что вы! Никакого допроса, всего лишь беседа, — с этими словами пристав постучал в дверь и негромко сказал:

— Софья Константиновна, прошу вас, позвольте мне войти.

Ключ повернулся в замке, дверь приоткрылась, и пристав, вошёл внутрь.

— Простите меня за беспокойство, Софья Константиновна, но я хотел бы с вами побеседовать.

— Да, безусловно. У вас ведь теперь вновь появилось столько вопросов, не правда ли? — поинтересовалась она и горестно усмехнулась.

— Нет, у меня их всего два, — сказал Сафонов, и на лице его почему-то заиграла по-отечески тёплая, сочувствующая улыбка. Они замолчали, и спустя мгновение приставу показалось, будто бы Софья хотела что-то сказать, но осеклась. Глубоко вдохнув, она проговорила:

— Если вы о вопросе Павла Александровича, то я готова дать ответ. Причина столь сильной ярости одна — ревность. Иногда мне казалось, что Дмитрий ревновал меня ко всему, что способно на меня смотреть. Что до чересчур бурной реакции, то с ним нередко случались такие перепады настроения, врач даже прописывал моему покойному супругу какой-то порошок, но тот отказывался его принимать.

— Я верю вам, Софья Константиновна, как верю и в то, что Павел Александрович очень скоро принесёт вам свои извинения. Быть может, вам стоит немного отдохнуть? Если так, то я не стану вам мешать.

— Нет, что вы… Если вы хотите ещё что-нибудь спросить у меня, то я