Взлет и падение третьего рейха. Том I - Уильям Ширер

Генерал Гальдер поддерживал тесные контакты с полковником Остером и его шефом в абвере адмиралом Канарисом, который сообщал ему обо всех предпринимаемых Гитлером в области политики шагах, а также знакомил с донесениями разведки. Как известно, заговорщики предупредили Лондон о том, что Гитлер намерен напасть на Чехословакию в конце сентября, и просили правительство Британии недвусмысленно дать понять, что в случае нападения Германии на Чехословакию Англия совместно с Францией откроют военные действия. В течение нескольких месяцев генерал фон Вицлебен, командующий Берлинским военным округом, который должен был выделить войска для переворота, испытывал некоторые колебания. Он подозревал, что Лондон и Париж тайно предоставили Гитлеру свободу действий на Востоке и, следовательно, не вступят в войну за Чехословакию, — точка зрения, которую разделяли некоторые генералы и усиленно пропагандировали Гитлер с Риббентропом. Если это было правдой, то, с точки зрения таких генералов, как Вицлебен и Гальдер, переворот с целью свержения Гитлера терял всякий смысл. На данном этапе они стремились свергнуть фюрера, чтобы избежать участия Германии в большой войне, которую она была не в состоянии выиграть. Однако опасности большой войны уже не существовало, если Чемберлен собирался отдать Гитлеру то, что он требовал от Чехословакии, без войны. Отпадала и необходимость свергать фюрера.

Чтобы разобраться в позиции Англии и Франции, полковник Остер и Гизевиус организовали встречу Гальдера и фон Вицлебена с Шахтом, который в военных верхах не только высоко котировался как человек, финансировавший перевооружение Германии, и до сих пор оставался членом кабинета, но и считался помимо всего прочего специалистом по Англии. Шахт уверил собравшихся, что Англия будет воевать, если Гитлер предпримет вооруженное нападение на Чехословакию.

Эрих Кордт, один из заговорщиков, сотрудник министерства иностранных дел, поздно вечером 13 сентября узнал, что Чемберлен готов «немедленно прибыть самолетом» для поисков мирного способа урегулирования чешского кризиса. Это сообщение посеяло ужас в среде заговорщиков. Они полагали, что с партийного съезда в Нюрнберге Гитлер вернется в Берлин, и планировали организовать путч тогда же или на другой день. Но фюрер в столицу не вернулся[131]. Вместо этого он уехал в Мюнхен, а оттуда 14 сентября в Берхтесгаден, где ждал британского премьера, который собирался прибыть на следующий день.

В ужас заговорщиков повергли два обстоятельства. Во–первых, их план мог быть реализован только при условии, если бы Гитлер находился в Берлине. Они были уверены, что после партийного съезда. в Нюрнберге чешский кризис обострится и фюрер сразу же вернется в столицу. Во–вторых, некоторые заговорщики, как и англичане, полагали, что Чемберлен летит в Берхтесгаден с целью предупредить Гитлера, чтобы он не повторял той ошибки, которую совершил Вильгельм II в 1914 году, и чтобы сообщить, как поступит Англия в случае германской агрессии. Но Кордт знал кое–что еще. Он видел текст срочного послания Чемберлена Гитлеру, в котором премьер–министр объяснял, что хочет увидеться с Гитлером, «чтобы постараться найти мирные способы решения проблемы». Более того, он видел телеграмму своего брата Теодора Кордта, советника немецкого посольства в Лондоне, датированную тем же днем, в которой тот заверял, что премьер готов поддержать все требования Гитлера относительно Судетской области.

«Это нанесло, — пишет Кордт, — сокрушительный удар по нашим планам. Было бы абсурдно устраивать путч и свергать Гитлера в тот момент, когда британский премьер прибывал в Германию, чтобы обсудить с ним проблему «мира во всем мире».

Между тем вечером 15 сентября, согласно воспоминаниям Эриха Кордта, Пауль Шмидт, тоже участник заговора, который, как известно, исполнял обязанности переводчика и был единственным очевидцем встречи Гитлера с Чемберленом, сообщил Кордту о намерении фюрера захватить всю Чехословакию и о выдвинутых им Чемберлену непомерных требованиях в надежде, что «они будут отклонены». После такого сообщения настроение у заговорщиков поднялось. В тот же вечер Кордт поведал об этом полковнику Остеру, после чего было решено привести план в исполнение, как только Гитлер приедет в Берлин. «Но прежде, — сказал Остер, — необходимо заполучить птичку в берлинскую клетку».

Птичка прилетела в «клетку» из Годесберга по окончании переговоров вечером 24 сентября. К утру «черной среды» (28 сентября) Гитлер находился в Берлине уже около четырех дней. 26–го он сжег все мосты во время своего выступления в Шпортпаласте, а 27 сентября отправил Вильсона назад в Лондон с пустыми руками. Британское правительство отреагировало мобилизацией флота и предупреждением, посланным в Прагу, о близящемся нападении Германии. В течение этого дня, как известно, он отдал приказ ударным частям занять рубежи на чешской границе и быть готовым к действиям 30 сентября, то есть через три дня.

Чего же ждали заговорщики? Все условия, которые они сами для себя определили, были соблюдены. Гитлер прибыл в Берлин. Он намеревался начать войну. Он назвал дату нападения на Чехословакию — 30 сентября. Нужно было немедленно организовать путч, иначе свергать диктатора и предотвращать войну оказалось бы поздно.

Кордт заявляет, что 27 сентября заговорщики определили точную дату действий — 29 сентября. Гизевиус в своих показаниях, данных в Нюрнберге, а позднее в своей книге утверждает, что генералы Гальдер и Вицлебен хотели действовать немедленно, то есть 28 сентября, после того, как накануне вечером получили «высокомерное письмо» Гитлера, в котором он предъявлял «оскорбительные требования» Чемберлену.

«Остер получил копию этого высокомерного письма поздно вечером 27 сентября, — пишет Гизевиус, — а утром 28 сентября отнес его Вицлебену. Вицлебен отправился с письмом к Галъдеру. Теперь наконец начальник генерального штаба имел желаемое доказательство того, что Гитлер не блефовал, а действительно стремился к войне.

По щекам Гальдера текли слезы негодования… Вицлебен настаивал, что пришло время действовать. Он уговорил Гальдера встретиться с Браухичем. Вскоре Гальдер вернулся и сказал, что у него хорошие новости: Браухич также возмущен и, вероятно, присоединится к путчу».

Напрашивается предположение, что в письме при переписывании появились добавления или генералы неверно поняли его смысл, ведь составлено оно было в таких умеренных тонах, изобиловало обещаниями «вступить в переговоры с Чехословакией относительно деталей» — даже предоставить ей «формальные гарантии», казалось, дышало жаждой примирения, побуждая Чемберлена не оставлять своих попыток, что премьер–министр немедленно дал телеграмму Гитлеру с предложением созвать конференцию великих держав для обсуждения деталей и одновременно Муссолини с просьбой поддержать это предложение.

Об этой попытке умиротворения, сделанной в последнюю минуту, генералы могли и не знать, но фон Браухич, будучи главнокомандующим сухопутными войсками, вероятно, о чем–то догадывался. Согласно Гизевиусу, Вицлебен позвонил Браухичу из кабинета Гальдера, сообщил, что все готово, и просил его возглавить восстание. Но главнокомандующий дал уклончивый ответ. Он сказал Гальдеру и Вицлебену, что сначала поедет в канцелярию фюрера, чтобы убедиться, верно ли разобрались в ситуации генералы. Гизевиус пишет, что Вицлебен поспешил в свой штаб. «Гизевиус, — взволнованно прокричал он, время пришло!»

В одиннадцать утра 28 сентября на столе у Кордта зазвенел телефон звонил Чиано из Рима, он хотел срочно переговорить с министром иностранных дел Германии. Риббентропа на месте не оказалось — он находился в рейхсканцелярии, — и итальянский министр иностранных дел попросил соединить его с послом Бернардо Аттолико. Немцы подслушали этот разговор и записали. Оказалось, что говорить собирался не зять Муссолини, а сам Муссолини.

Муссолини: Это говорит дуче. Вы слышите меня?

Аттолико: Да, я вас слышу.

Муссолини: Просите канцлера немедленно вас принять. Передайте ему, что британское правительство через лорда Перта[132] просило меня быть посредником в решении судетского вопроса. Разногласия очень незначительны. Передайте канцлеру, что я и фашистская Италия на его стороне. Конечно, он сам будет принимать решение, но скажите ему, что я за то, чтобы принять предложение англичан. Вы слышите меня?

Аттолико: Да, я вас слышу.

Муссолини: Поторопитесь!

Задыхаясь, с красным от волнения лицом (так описывает эту сцену переводчик Шмидт), посол Аттолико прибыл в канцелярию, где узнал, что у Гитлера в кабинете уже находится посол Франции. Господину Франсуа–Понсе нелегко было туда пробиться. Накануне, поздно вечером, Бонне, французский министр иностранных дел, вознамерившись превзойти Чемберлена, позвонил своему послу в Берлине и приказал при первой возможности встретиться с Гитлером и предложить французский план оккупации Судетской области, который был гораздо щедрее английского. Если в предложениях премьер–министра, переданных Гитлеру в одиннадцать вечера 27 сентября, оккупации до 1 октября подлежала зона I — территория крошечного анклава, то по французскому плану до 1 октября оккупации подле жали три большие зоны — почти все территории, о которых шла речь.