Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

осталось ощущение прикосновения к чему-то инопланетному…

Погожим утром вторника прикатила бригада «ух» — Вадик с сыном Вовкой.

— В три «весла» быстро зальём! — Соколов настроен на мажорный лад не в пример своему хмурому отпрыску.

Тот в неполные шестнадцать высок и плечист. Обещает в скором будущем перерасти отца. Недовольство парнишки понятно — гулял допоздна, спал всего ничего, а его спозаранку подняли на огород, который на фиг ему не сдался. В законные каникулы!

Вадик юморил, пытался растормошить сына. В ушах пацана темнели маленькие наушники.

— Эмпэ-три плеер называется, — авторитетно пояснил Вадик. — Меньше спичечной коробки херовина, а в ней — пятьсот песен записано. Вован, покажи Михал Николаичу чудо техники.

Парень, изолированный от внешнего мира музоном, не отреагировал. Тогда Вадик за провод выдернул наушник и переткнул его в ухо Маштакову. Тот вздрогнул, испугавшись какофонии, ворвавшейся в черепную коробку. Агрессивный мужской голос отрывисто выкрикивал фразы на английском языке.

— Рэп! — Вадик дальше просвещал приятеля. — Вот чего современная молодёжь слушает. Негритосов! О чём их кумиры поют, не понимают, но балдеют по полной. Нет бы, как мы раньше, Аркашу Северного послушали или Вилли Токарева. Чего ты, малой, грабли тянешь? Не бо-ись, не сломаю. У-у, ты какой! Как полторы «штуки» на эту байду клянчить, так: «Батя, позолоти ручку», а как бате песенку модную послушать захотелось, так: «Иди лесом»…

Песчаную подушку на дне фундамента просыпали десятисантиметровым слоем щебнем. Миха совковой лопатой нагружал носилки. Соколовы подхватывали их, уносили и с грохотом высыпали в траншею. На третьей ходке Вадик перераспределил роли.

— Миша, отдай ему совок! — рявкнул.

Работать с напарником, у которого заткнуты уши, невозможно по определению.

Щебень Соколов застелил полиэтиленом, приговаривая: «Гидроизоляция, ёхарный бабай». Маштаков понимающе кивал. В стройотрядах он собаку съел на бетонировании фундаментов.

У рачительного хозяина запасены длинные арматурины. Их уложили в канавы по всему периметру в два ряда, как рельсы. Для жёсткости прутья нужно скрепить проволокой. Громоздкому Вадику в теснине рва не повернуться, и ругань тут бесполезна. Вниз спрыгнул худой юркий Миха. У него дело пошло на лад.

— Железобетон получится. Моноли-ит! — прораб Вадик потряс кулаком, символизируя крепость будущего фундамента.

Приступили непосредственно к заливке. Металлическая ёмкость встала параллельно канаве. С первого замеса бетонщики нашли пропорцию. Мешок цемента на трое носилок песка и восемь вёдер воды. Старательно перемешали до нужной консистенции, не оставляя ни крупинки песка. Переместились на одну сторону и по команде «Поехали!», натужившись, накренили корыто. Густая серая жижа водопадом хлынула вниз, с бульканьем разошлась по траншее.

Первые замесы всегда уходят, как в прорву. Старшее поколение это знало, а Вовка офигел. Как же так?! Шуровали в три «весла». Когда опрокидывали, чуть позвоночник в трусы не высыпался… Где результат?!

Бетонирование — труд муторный, тяжёлый. Для него важен ритм. Маштаков с Вадиком работали на автомате, попутно вспоминая школьные байки, изображали персонажей в лицах. Потом играли в города, пока не истощился перечень известных им населённых пунктов на букву «к», чаще других встречающуюся в окончаниях слов.

Соколов-младший таскал воду из бака. Здесь наметилась проблема, вода расходовалась быстрее, чем пополнялась. Тщедушная струя, журчавшая из крана, постоянно прерывалась. И это при вентиле, отвёрнутом на полную! Ничего не поделаешь, на других участках тоже набирали воду. Запасались для поливки.

— В одиннадцать отключат до вечера, — Вадик удручённо елозил ладонью по залысинам, будто хотел стереть последние волосы со лба.

Зато Вовка взирал на пустеющий бак с плохо скрываемой надеждой. Перехватив взгляд водоноса, Миха втихую посмеивался.

— Ты чего? — в столь критический момент игривое настроение приятеля Вадика насторожило.

— Я подумал, что вы похожи на жабу! — прыснул Маштаков.

Вадик заржал, как стоялый жеребец. Такие слова пролепетал их одноклассник злобной биологичке, выпытавшей у него причину смеха на уроке, тема которого была — земноводные. Сходство училки с надувшейся пучеглазой жабой на плакате, вывешенном на доску, поражало. Претендент на золотую медаль, растерявшись, не смог объяснить своё веселье нейтральным поводом, за что поплатился «четвёркой» по биологии в аттестате.

Воды хватило на семь замесов. Соответственно, цементный раствор заполнил фундамент на три четверти. Щебёнка, облитая несъедобным серым киселём, пупырчато бугрилась по квадрату.

То ли график подачи воды изменился, то ли где-то медведь сдох, но тонкая струйка продолжала тенькать в металлическое дно бака.

— Пока обедаем, да перевариваем, нацедится ещё на замесик. Тьфу-тьфу-тьфу, — Вадик суеверно поплевал через левое плечо и отправился извлекать из багажника припасы.

— Чего нам тут Елена Васильевна сгоношила? — вжикнул молнией на большой дерматиновой сумке.

Обнаружил завёрнутую в газеты кастрюлю с макаронами плюс котлеты — пузатые, поджаристые. Баночка оранжевого лечо, чтобы не показалось пресным основное блюдо. Помповый китайский термос с какао. В углу пряталась упаковка горчичных сухарей.

Хлеб по нынешней моде был в нарезке. Вовка разорвал хрустящий пакет и зацепил стопку, насколько хватило растопыренных пальцев — большого и указательного.

— Гляди-ка, слушает рэп, а ест русский хлеб! — каламбурил Вадик.

Видно было, что он обожает сына, балует его, гордится им.

— Не пьёт, не курит, спортом занимается, институт для поступления выбрал, — перечислял, когда на сытый желудок они с Михой задымили «Тройку».

Звонко шлёпнув себя по животу, защипнул внушительную складку.

— Десять кило за лето надо сбросить. Закабанел, ёхарный бабай!

Вадик экипирован в рваную десантную майку и просторные, как парашют, шорты непонятного цвета. Он упал в траву под яблоней, задрав коленки выше головы. Почёсывая волосатые голени, начал прикидывать сроки окончания строительства. Традиционно всё упиралось в деньги…

Младший Соколов прилёг в тени и молниеносно заснул.

Спустя полчаса Вадик решил, что пора возвращаться на трудовую вахту. После обеда, особенно, если солнышко пригрело, одна мысль о работе вызывает отвращение. На хриплый выкрик Соколова: «Рота, подъём!», его сынище и ухом не повёл. Держась за поясницу, Вадик поднялся, демонстрируя намерение растолкать лежебоку. Миха остановил его.

— Не буди казака, ваше благородие![322] Начнём вдвоём. Жизнь долгая, наломается…

Вторую половину дня уже не балагурили. Каждый замес «на пупке» давался тяжко. Ныли натруженные руки, саднили мозоли, спины ломало и подкашивались ноги. Как ни хорохорься, возможности человеческие небезграничны. К тому же у Михи с Вадиком — сороковник на горизонте, а Вовка — пацан, не вошедший в мужскую силу.

Маштакова подмывало сказать: «Шабаш, завтра я потихоньку добью». Озвучить предложение не позволил характер. Уважительная причина обозначилась, когда опустел бак, однако настойчивый Вадик потопал к соседу Борисычу. Тот угостился фильтрованной сигаретой и хохотнул: «Черпай из красной бочки, Вадим, отдашь с процентами, гы-гы».

В итоге ушатались так, что до пруда не осталось сил дойти. Соколовы засобирались. Вовка торопил, через