Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

на приём в медчасть.

Когда его вывели, в камере пошла движуха. Подсобники наехали на Левандовского, потребовали денег. Прозвучавшая сумма ошарашила архитектора — триста тысяч рублей.

— Мы тебя проточковали. Бабла у тебя немерено. Подогрей братву, не жлобься! Кому занести, мы посля шепнём. На Гошана не надейся, он тебе не кент. Евонное слово не главное. Будешь тупить, съедешь отсюдова в «петушиную» хату[315]. Вкурил, барыга?!

Приводимые аргументы сопровождалась тычками под рёбра. Переговорщики сидели ошую[316] и одесную[317] от Левандовского, с двух сторон стиснув накачанным мясом.

Болгарин вернулся в камеру мрачнее тучи. Он не лицедействовал.

Флюорография выявила у него затемнение в верхушке левого лёгкого. Тест Манту должен был подтвердить либо опровергнуть подозрения на туберкулёз.

Архитектор взирал на него, как на чудотворную икону, но Братушка молчком прошлёпал в свой угол. Грузно плюхнулся на шконку, отвернулся к стене.

Глубокой ночью вылез к столу покурить. Там без сна маялся Левандовский.

— Тошно, Юлианыч? И мне не по себе, кх… Завтра на суд еду. Чего-то предчувствия дурные, кх, кх…

Коррекционный удар ненавязчиво подтолкнул шар в лузу. В глазах архитектора, суженных набрякшими морщинистыми веками, плеснулось отчаяние — уезжает единственный защитник…

— Игорь, можно с вами посоветоваться? Вы опытный человек, справедливый. Я изложу проблему тезисно.

Тезисно не вышло, беседа затянулась до самого подъёма. Архитектора мучил вопрос, стоит ли идти на уступки.

— Я вижу — коса капитально нашла на камень. Сколько они меня могут держать под арестом?

— Да хоть год… Колода в их руках. Как захотят, так, суки, и раздадут. Захотят, возбудят новое дело, закроют по нему, кх…

— И что, пойдёт новый отсчёт стражного срока?

— Угу. Если не соединят дела, срок с нуля потикает. Я ж говорю, они банкуют. Ещё со следаком тебя, Юлианыч, угораздило. Я с Самандаровым не пересекался, Бог миловал, но ужастиков про него наслушался, — Братушка шептал со зловещей интонацией. — Раньше он в «шестом» отделе работал, ках, кх… Полгорода пересажал. Безжалостный чурка. Деревянный по пояс! Ради звёздочки мать родную не пожалеет, кх, кх, кх…

— Если я признаюсь, он меня отпустит?

— Юлианыч, ну ты даёшь! Я что — прокурор по надзору? Твоих раскладов я не знаю. Какую-то скощуху ты всяко выторгуешь. Как говорил Киса Воробьянинов: «Торг уместен».

Персонаж знаменитого романа заявлял прямо противоположное, но Левандовский не стал поправлять собеседника. Отвлекаться на посторонние темы не было времени.

— Адвокат говорит — надо стоять на своём. Предмета взятки у них нет! Значит, с поличным меня не взяли. Правильно я понимаю?

— Адвока-ат! Сколько ты ему башляешь, Юлианыч? Не жмись, как целка, признайся по-братски. Дальше меня не пойдёт, кх…

Архитектор пошептал на ухо.

— Вот так Ростик! — Братушка глаза вытаращил. — Вот так кожаная голова! А ты не думал, что ему по кайфу дело века надувать? Пять тыщ за судодень! Охренеть! Юлианыч, ты ж умнейший мужик. Институт козырный одолел, на большой должности работал. Включи башку! Ты ж мне сам все пунктики перечислил, пальцы загибал. Коммерс тебя топит, базары твои он на диктофон писал. Как бабки передавали, чекисты на видак записали, кх… Подельник тебя впрудил… Не, Юлианыч, я за любой кипеж, кроме голодовки, но когда нету смысла бодаться… Я тебе за свою последнюю делюгу рассказывал? Нет? В двух словах…

Игорь не был схвачен на месте преступления, у него не изъяли похищенное. Но его опознали продавец и свидетель.

— В полный отказ идти глупо, кх… Вину я признаю, но частично. С какого перепугу пятнадцать мобил на меня вешаете? Я не орангутан, столько в одних руках не унесу. Семь телефонов мои, но не пятнадцать. А главная канитель насчёт предмета, используемого в качестве оружия. Я топором продавцу не грозил, ках… Витрины бил, но не угрожал…

— То есть, вы полагаете, Игорь, что меня всё равно осудят? — Левандовский вклинился, утомившись слушать чужую историю. — И в книжке, что вы мне дали, этот, как его… Умаров ничего не признавал, но его посадили. А правда, что автор повести работал в милиции?

— А то?! Двадцатник в уголовке отмантулил. Там же написано — основано на реальных событиях. Не, если за книжку базар зашёл, ты, Юлианыч, кх… можешь, как цеховик Умаров — киллеров нанять, чтоб они Самандарова грохнули на рынке. Ха-ха… Чего морду воротишь?! Или с юмором у тебя напряг? Ты, Юлианыч, побазарь с адвокатом, перескажи свои опасения. Чего он скажет? Только про меня не говори, кх… А то он сразу всё перевернёт. Скажет — с чужого голоса поёшь.

— Когда я его увижу? Меня, в лучшем случае, на следующей неделе в Острог повезут.

— Говно вопрос. Сюда пускай приедет. Чай, не бесплатно работает, кх…

— Но как он узнает? Письмо больше недели идёт.

— Ателефон на что? Номер-то своего Плеваки[318] помнишь?

— Помню.

— Тогда ноу проблем! Организую тебе, кх… «звонок другу». Новая смена заступит, там есть к кому подкатить. Только, Юлианыч, предупреждаю заранее — услуга платная.

— Конечно, конечно, я всё понимаю.

Братушка видел, что из размякшего клиента можно слепить что угодно. Можно было продиктовать ему явку с повинной. Менее продвинутый агент так бы и сделал, а тюремный оперок с толстым удовольствием заштамповал бы чистуху[319]. Но Братушка был юридически подкован. Он знал — по новому закону признание, сделанное без адвоката, не катит.

5

10,14, 15 июня 2004. Четверг, понедельник, вторник.

Вызов с незнакомого номера Сизов принял только с пятого набора. Чуть до сердечного приступа Левандовского не довёл. Над душой у арестанта висел дежурный по этажу, правдоподобно изображавший конспиративный характер сеанса связи.

Адвокат выслушал сбивчивое обращение клиента и, не называя имени, произнёс два слова:

— Буду, жди.

Предосторожность не была лишней. Сизов знал, что гуманизация российской пенитенциарной системы не достигла уровня, когда следственно-арестованные легально звонят своим адвокатам. Тем более, по делам, оперативное сопровождение которых осуществляется ФСБ.

Левандовскому подфартило. По четвергам областной суд рассматривал кассационные жалобы. Сизов собирался приехать для поддержания одной из них. В Андреевск его везли родственники осужденного на своей машине. Люди они были покладистые, на обратном пути завернут в СИЗО и подождут, сколько надо вне зависимости от результата кассации.

Адвокат объявился после обеда. Открывать ему зелёную улицу оперотдел не стал. Проныра, впрочем, не нуждался в содействии. Он знал, как при посещении изолятора сэкономить важные стартовые минуты. Предъявляя ордер, Ростислав Андреевич без напоминаний подал его ксерокопию для приобщения к личному делу арестованного. Она там уже имелась, но легче всякий раз отдавать новую копию, чем доказывать дежурной