Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

учить его уму-разуму. Тот был рассеян, слушал вполуха.

— Чё какой загруженный, Юлианыч? — один из немногих в камере, Игорь запомнил мудрёное отчество чиновника.

Левандовский с тяжким вздохом поведал, что следователь душит его по полной. Поднимает старые дела. Суки-сослуживцы топят на очных ставках. Рассказал и про беду с женой. Медики спасли ей жизнь, теперь требовалась длительная и очень затратная реабилитация.

Архитектор говорил, не переставая. Братушка обладал редким даром — умением слушать, чем здорово располагал к себе.

Биографию Игорь Болгарин имел эксклюзивную. Родился он в интеллигентной обеспеченной семье. Имя его деда, видного специалиста в области биохимии, Героя Соцтруда, лауреата Государственной премии СССР, в своё время гремело в научных кругах. Родители со студенческой скамьи зашагали по дороге, проторённой титулованным светилом. Академических вершин они не достигли, но кандидатский минимум защитили и преподавали в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Жили не абы где, в сталинской высотке на Кудринской площади.

Идиллия рухнула в одночасье. Единственный сын, умница, круглый отличник и книголюб внезапно и, главное, совершенно бессимптомно заразился уголовной романтикой. Противостоять дурному влиянию компании, в которую он угодил, рафинированные родители не смогли.

Первую судимость Игорёк приобрёл в несовершеннолетнем возрасте за квартирную кражу. Освободившись из ВТК, правильных выводов для себя не сделал. По второй ходке прыткого молодого крадуна взяли в ежовые рукавицы опера с Петровки, 38. С их благословения он стал кадровым сексотом, которому суждено было вырасти в агента высокой квалификации.

Обладая интеллектом выше среднего, обострённой интуицией и крепкими нервами, Игорь в течении двадцати лет лавировал между милицейской Сциллой и воровской Харибдой.

Сомнения насчёт его честности у блатных эпизодически возникали, но ни разу они не нашли весомого подтверждения. Когда котировки Болгарина как агента повысились, он стал выторговать у кураторов бонусы. Участвуя в очередной супер-пупер ответственной разработке, он просил за общее или ходатайствовал смягчить условия содержания кому-то из авторитетов. Оперативники, как правило, шли ему навстречу. Братушка никогда не работал против законников. Основной его креатурой была уголовная отморозь с руками по локоть в крови. К кручёным хозяйственникам он также умел подобрать ключи, персональный к каждому.

Милиционеры контролировали его поведение исключительно в условиях изоляции, где он был бесценен. Оказавшись на воле (всегда досрочно), Игорь быстро срывался с резьбы. Начинал по-чёрному бухать. В последнее окно между посадками сел на иглу. Преступления совершал дерзкие, корыстно-насильственные, хотя имел все данные, чтобы зарабатывать на хлеб с маслом грамотным мошенничеством. Делюга, за которую он привлекался сейчас, отличалась особой безбашенностью.

Болгарина в Андреевскую область занесло попутным ветром. В Подмосковье исправительных колоний нет. Осуждённые жители столицы для отбывания наказания этапируются в соседние регионы. По третьей ходке Братушка убыл на строгий режим в учреждение ОТ-16, расположенное в посёлке Терентьево Острожского района. Там он познакомился по переписке с сестрой одного из местных сидельцев. Женщина стала приезжать к нему на краткосрочные свидания. Завязались гендерные отношения. Освободившись, Игорь бросил якорь в провинции. Всем говорил, будто устал от московской суеты.

Его родители постарели и часто болели, однако уходить на заслуженный отдых не собирались. А вот дед умер ещё до распада Советского Союза. Узнавая об очередном аресте сына, отец с матерью вздыхали: «Хорошо, Ипполит Адрианович не дожил до такого позора!»

Последние два раза Игоря приземляли в городе Остроге. Следствие шло мешкотно, а суды вообще затягивались на полгода. Братушка умел компостировать мозги системе без последствий для себя. Он никуда не торопился. В СИЗО и ИВС его ремесло ценилось выше, чем в зоне. Дружба с оперативниками давала здесь побольше льгот. А время нахождения под стражей исправно засчитывалось в срок наказания, который, как известно, не резиновый.

В Острожском ИВС Болгарин сотрудничал с майором Капустиным. Тот был хорош с зампрокурора Кораблёвым, имевшим сильные позиции в городском суде. Отношения носили чисто производственный характер и были взаимовыгодными. Братушка помогал раскрывать преступления, подследственные прокуратуре, и получал за это минимально возможные сроки. Он не имел привычки наглеть, не просил развалить дело или определить ему условное наказание. После вступления приговора в законную силу убывал на «шестёрку», поступал там в распоряжение кума Ивана Ивановича Кафтанова и начинал привычными методами зарабатывать себе УДО.

Внешним данным Игоря мог позавидовать актёр, играющий злодеев, наделённых обаянием. Правильные славянские черты лица сохранили фамильную симпатичность. Разумеется, печать лет, проведённых за решёткой, их не миновала. Присутствовала нездоровая одутловатость, цвет кожи был землист, настораживал глубокий кратер над верхней губой, оставленный фурункулом. Нос кривовато сросся после перелома, полученного в пьяной драке. Изъяны компенсировались вдумчивым взглядом больших карих глаз и чистым высоким лбом. Густые русые волосы неизменно были аккуратно подстрижены — косые височки, ровненький пробор.

Левандовского Болгарин работал ювелирно. Выслушав его взволнованный рассказ, он не задал ни единого вопроса и воздержался от советов. Любое неосторожное слово могло спугнуть дичь. Клиент должен был созреть исподволь.

— Скажи ещё спасибо, Юлианыч, что тебя чека взад-вперёд на «соболе» катает, — затягиваясь вкусной сигареткой «Pall Mall», Игорь увёл разговор в сторону, но недалеко, на параллельный путь. — Берегут твой хрупкий организм граждане чекисты. Настоящим арестантом, Юлианыч, станешь только, когда «Столыпиным»[313] прокатишься.

После этих слов Братушка растянулся на кровати, отгородился шторкой от внешнего мира и заснул сном праведника.

Вечером, наблюдая, как архитектора колбасит, дал ему такой совет:

— Переключись на чё-нибудь другое, Юлианыч. Чё ты беспонтово за одно и то же гоняешь?! Почитай, что ли, кх-кх… Чтиво ништяково отвлекает.

— Да у меня нет книг.

— Не позаботился, чем скрасить досуг? На вот. Не Шекспир, конечно, зато шрифт крупный.

Игорь протянул архитектору покетбук из серии «Чёрная кошка». У него на вещах[314] хранилась целая библиотека. Все книжечки были зачитанные, разлохматившиеся, с потёртыми обложками, переплёты подклеены скотчем. Выбор произведения носил целевой характер. Автор детектива, бывший мент, повествовал о разоблачении узбекской хлопковой мафии. Один из персонажей, первый секретарь райкома, махровый взяточник, не желал признавать вину. Фанат-следователь выстраивал мудрёную конструкцию косвенных доказательств. Один эпизод отдалённо смахивал на историю Левандовского.

Беллетристика требовалась для направления общения в правильное русло. Инициировать обсуждение своего уголовного дела обязан был клиент.

Левандовскому отдельной шконки не полагалось. Его очередь отдыхать прошла днём, и винить в том, что он колобродил до вечерней проверки, было некого. Спать ему, впрочем, не хотелось. Всю ночь архитектор просидел за дубком, шуршал страницами при дежурном освещении.

Наутро после шмона он безмолвно забрался на свой второй ярус, натянул на голову одеяло. Продремав до обеда, говорливее не стал.

Время шло, разработка холостила, и Братушка нажал на педали. С утра он предусмотрительно записался