Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

под окном! Сторож махнул рукой, что сейчас откроет, лично и немедленно, торопливо обошел пульт, вставил карту-ключ во внутренний замок и открыл двери, чтобы впустить его вместе с волной влажного холода.

– Мистер Фонтанелли, какая радость… Я не знал… Я думал, вы…

– Да, спасибо, – ответил Джон Фонтанелли. – У меня все в порядке.

Сторож все никак не мог перевести дух.

– Мне очень жаль по поводу кода доступа, – заверил он. – Мистер Маккейн приказал заблокировать ваш код на всякий случай…

– Активируйте его снова, пожалуйста.

– Я… ну, его сегодня нет, мистера Маккейна, я имею в виду…

– Я знаю, – ответил Джон Фонтанелли.

– Он в Копенгагене, знаете ли, на присуждении…

– …премии Геи, – кивнул Фонтанелли, – я знаю. Скажите, сколько сейчас в здании сотрудников службы безопасности?

Сторож заморгал.

– О, – произнес он, удивленный вопросом, – думаю… полагаю, обычная смена выходного дня. Думаю, человек двенадцать.

– Позовите их, – приказал Фонтанелли. Указал на красный телефон, стоящий на стойке сторожа. – И пусть возьмут с собой то, что у них есть из отмычек, ломов и прочего.

Музыканты во фраках настраивали свои инструменты. Пожилой мужчина в ливрее ходил через зал и поправлял стулья, пока они не выстроились как под линейку. Осветители прокладывали кабели вокруг штативов и переговаривались с людьми телевизионной команды. Две художницы наносили последние штрихи на декорацию: искусно драпированный флаг с логотипом премии Геи. Посреди всей этой суеты стояли три африканки в роскошных праздничных нарядах и пытались понять, чего хочет от них церемониймейстер. Эти три женщины были представительницами лауреата этого года – женской инициативной группы, которая начала удивительный проект по восстановлению леса на краю области Сахель и провела его собственными силами.

Маккейн сидел в кресле в заднем ряду и наблюдал за приготовлениями к торжественному вечеру. Замок Кристиансборг, обширное, внушающее благоговение здание, откуда было видно гавань, представлял собой вполне подходящее место для торжества: здесь заседал фолькетинг, парламент Дании, а также верховный суд; роскошные и величественные королевские залы подходили идеально. К сожалению, не удалось уговорить ее королевское высочество Маргариту II, милостью Божьей королеву Дании, вручить премию; теперь эту задачу возложили на старшего из членов жюри. Впрочем, королева и принц-консорт будут присутствовать на праздничной церемонии, и Маккейн настойчиво вдалбливал команде телевизионщиков, чтобы они снимали их как можно больше во время вручения премии. Приглашения были разосланы во все организации мира, занимающиеся защитой окружающей среды, и большинство из них не заставили себя долго упрашивать; в лучших отелях Копенгагена, наверное, никогда не видели столько гостей, рассуждающих о защите окружающей среды, как в эти выходные. «Фонтанелли энтерпрайзис», положившись на проделанную рекламно-информационную работу, во время оформления праздничного мероприятия решила поставить на скромность; тому, кто хотел увидеть темно-красную букву «f», пришлось бы долго ее искать. Маккейн, с учетом прискорбного отсутствия Джона Фонтанелли, должен был произнести лишь короткую приветственную речь.

Итак, все шло наилучшим образом, когда рядом с Маккейном появилась секретарша.

– Звонок из Лондона, – сказала она и протянула ему бумажку.

Примерно в этот самый миг, стоя перед дверью офиса Маккейна, оснащенной кодовым замком, Джон Фонтанелли сказал, обращаясь к десяти сотрудникам службы безопасности с ломами в руках:

– Взламывайте.

Маккейн прочел записку.

– Фонтанелли? – прошипел он и недоверчиво уставился на женщину.

Она кивнула.

– Он так сказал.

– В Лондоне?

Та только пожала плечами.

Это произошло примерно в тот же самый миг, когда тяжелая дверь в Лондоне поддалась и открылась. Джон Фонтанелли вошел в комнату, находившуюся прямо за ней, указал на ящики письменного стола и оббитый деревом шкаф и произнес:

– Взламывайте. Все.

– Позвоните в аэропорт, – шепотом произнес Маккейн. – Пусть подготовят самолет. Я собираюсь вернуться как можно скорее.

И вот он сидел, перелистывая толстенные папки, читал названия фирм, о которых никогда не слышал, производственно-экономические термины, о которых имел лишь весьма смутное представление, видел непонятные кривые на исписанных загадочными числами бумагах, с трудом разбирал примечания и краткие тезисы, набросанные грубым почерком Маккейна, проглядывал факсы, тексты договоров, графики и копии писем. Чтобы в конце концов сложить, нахмурив лоб, документы в кучу других таких же, которые он уже вытащил из ящика и в которых понял столь же мало.

Он не представлял себе, что это будет так трудно. Его бурная решимость улетучивалась с каждой минутой, которую он проводил за столом Маккейна со взломанными ящиками, демонстрировавшими ему свои потайные замки и лопнувшую деревянную обшивку. Погнутую дверь оставалось только прислонить к стене, за ней он слышал негромкие голоса охранников, очень удивленных бурной деятельностью, которую он развил за прошедшие полчаса. Буря улеглась. Сейчас его наполняло только отчаяние: ощущение того, что он оказался непроходимым идиотом.

Он поднял голову. По ту сторону стеклянной стены царило белое ничто, сквозь него лишь призрачным контуром проступало соседнее здание с окнами, которые, казалось, смеялись над ним. Что он ожидал здесь найти? Или, точнее сказать, как он мог ожидать найти здесь что-то изобличающее? В этих документах могли открыто декларироваться величайшие заговоры, самые страшные интриги, хитрейшие обманы – он ничего бы не обнаружил.

Шкаф с документами. Когда открыли все двери, он оказался настоящим монстром. Джон изучал каталог, тщательно составленный указатель папок, всю внушающую почтение систему, которой нельзя было ожидать от Маккейна, учитывая состояние его автомобиля или его изобретательность в отношении ежедневного выбора галстука, точнее сказать, абсолютное отсутствие изобретательности. Но один взгляд в этот с безжалостной дисциплиной ведущийся архив открывал целеустремленность, от осознания которой захватывало дух, почти чудовищную одержимость миссией, для выполнения которой ни одна жертва не была слишком велика, ни личная, ни какая бы то ни было в принципе.

Вот, папка об «Эксоне». Джон прикоснулся к ней, спросил себя, что он может обнаружить там, и решил ее не трогать, посмотреть позже, а затем он увидел корешок, наполовину скрытый тенью от верхней полки, с надписью «Фонтанелли, Джон».

Он вынул папку, открыл ее. В ней оказалась вся его жизнь – аккуратно собранный отчет нью-йоркского детективного агентства «Дэллоуэй».

Джон Сальваторе Фонтанелли родился 1 сентября 1967 года в Бриджуотере, Нью-Джерси, сын мастера-сапожника Франческо Фонтанелли и Джанны Фонтанелли, урожденной Вентура. Два старших брата: Чезаре, родился в 1958 году, и Лино, родился в 1961 году, оба бездетны. Отец 1936 года рождения, единственный ребенок Энрико Фонтанелли, в 1932 году бежавшего от преследования Муссолини в США…

И так далее, и тому подобное.

В данный момент работает на развозе пиццы в «Супер-пицца-сервисе», владелец Г. Мурали. Видимого желания что-либо менять нет.

Это Дэллоуэй, кем бы он там ни был, подметил чертовски верно. Джон пролистал отчет. Копии школьного аттестата, фото с ним, разъезжающим на велосипеде по Манхэттену, даже копии его жалких выписок со счета, пока тот у него еще был. Документы о его родителях, его братьях, и смотри-ка, Элен три года лечилась у психотерапевта! Об этом Чезаре никогда ничего не говорил.

И, конечно же, протокол допуска к полетам для Лино. Он задумчиво пролистал страницы, пока не добрался до последней, на которой и тогда, и сейчас было написано: «бесплоден».

Одно слово, развязавшее войну между братьями.

Ну что ж. Он снова захлопнул папку и хотел уже было поставить ее обратно, когда его взгляд упал на другую, стоящую за его досье, из-за чего она сразу не бросилась в глаза.

– Ну-ка, – негромко произнес Джон и достал вторую папку. Открыл ее. Прочел.

Это было написано сразу на первой странице, по-итальянски, но решающее слово, краткое решающее предложение было подчеркнуто красным, с восклицательным знаком на полях. Джон прочел его, еще раз и еще, поскольку скорее был готов усомниться в своих языковых познаниях, чем в том, что читали его глаза и понимал его рассудок, но с каждым прочтением от мира, знакомого ему, отламывался кусочек, пока от него не осталось ничего, кроме зияющей пропасти.

Торжественная колонна черных лимузинов. Атака мужчин в серых костюмах. Малькольм Маккейн, директор крупнейшего концерна в истории человечества и самый высокооплачиваемый управляющий мира, воинственным шагом направлялся к главному входу, который привратник поспешил открыть перед ним.

– Где он? – прошипел тот.

– Наверху, сэр, мистер Маккейн… – пролепетал мужчина в служебной ливрее.

– Вызовите мне лифт.

Когда сторож торопливым шагом бросился выполнять поручение, Маккейн сказал, обращаясь к своим сопровождающим:

– Я разберусь сам, подождите меня здесь.

Затем