Охотник за смертью: Восстание - Саймон Грин

— Как мило, что вы пришли нас повидать, — вежливо сказала Лили. — Как я понимаю, все идет по плану?

— Пока — да, — ответил иезуит. — Меня зовут брат Брендан, Мишель. Вы можете полностью доверять мне. Мы отключили подслушивающие устройства в этой комнате, так что говорить можно о чем угодно. У вас наверняка немало вопросов. Я могу ответить на них.

— Ладно, — сказал Мишель. — Тогда скажите мне для начала, почему я должен доверять представителю церкви? Насколько я знаю, вы все еще пытаетесь ввести смертную казнь за прелюбодеяние. Все это может быть ловушкой, подстроенной Кассаром. Он с наслаждением сделал бы клану Вольфов какую-нибудь гадость.

— Кардинал ничего не знает о наших с вами делах, — сказал брат Брендан. — Иначе мы давно уже были бы покойниками. Что же касается меня, то я работаю с кланом Чоджиро потому, что до обращения принадлежал к клану Сильвестри.

— Что, черт возьми, может быть общего у Чоджиро и Сильвестри?

— Блю Блок, — улыбнулся иезуит.

Мишель понял, что челюсть у него отваливается, и с лязгом захлопнул рот. Блю Блок. Страшная тайна кланов — легендарная школа, в которой младших представителей семей почти с рождения учили быть верными своему клану до самой смерти и даже после нее. Секретное оружие семей на самый крайний случай.

— Но… — Мишель с трудом пытался подобрать слова. — Почему же Блю Блок выступает против Вольфов, против своих?

— Вольфы вообще и Валентин в частности стали слишком могущественны, — улыбнулся брат Брендан. — Валентин нарушает равновесие. Все мы чувствуем, что пора ему отойти в сторону и отдать производство космических двигателей в руки других, более достойных людей.

— А тут в игру вступим мы, — сказала Лили. — Дэниэл и Стефания и дня не продержатся без поддержки Валентина. С Констанцией тоже нетрудно разобраться, и остаемся только мы. Мы будем править кланом, Мишель. И сегодня Чоджиро поддержат нас в обмен на нашу будущую благодарность.

— Все так, — подтвердил брат Брендан. — Для начала вам почти и делать ничего не придется. Мы дадим вам взрывчатку и укажем места, где ее нужно разместить, чтобы разрушения были максимальными. В некоторые из них никто, кроме вас, не может добраться. Взрыв будет не слишком большим. Но выпуск продукции он сорвет, и Вольфы будут выглядеть некомпетентными идиотами.

— Значит, никто не погибнет? — поспешил спросить Мишель.

— Эту меру мы оставим на крайний случай. Мы избегаем кровопролития. Это слишком… очевидно. Поверьте мне, Мишель, мы попробуем добиться своего другими методами.

Мишель неохотно кивнул:

— А когда ваши мины взорвутся?

— Во время церемонии, — сказал иезуит. — Взрыв в прямом эфире. Представляете, каков будет рейтинг передачи?

— Вот видишь, милый, — сказала Лили, просовывая свою руку под локоть Мишеля. — Даже этот гадкий репортер пригодится. Все распланировано до последней детали. Нам ничто не может помешать.

Тоби Шрек несся по узкому коридору, то и дело поглядывая на часы и чертыхаясь. В жилом комплексе уже пробили отбой, и все нормальные люди ложились спать. Тоби и сам с удовольствием проспал бы недельку-другую. Уж больно сумасшедший день выпал сегодня на его долю. После неудачного разговора с Лили и Мишелем он успел обежать всю фабрику, пытаясь организовать многочисленные интервью и договориться о съемке тех декораций, которые еще можно было показать публике.

Разговаривать с Тоби соглашались только после прямых угроз с его стороны. Помогать ему не хотел никто. А заставить фабрику смотреться прилично трудно было даже ему, опытному специалисту по общественному мнению. Тоби видывал скотобойни, которые выглядели лучше. Но сейчас все это не имело значения. У него появился шанс взять потрясающее интервью, шанс, который выпадает человеку раз в жизни. И он не намерен был терять этот шанс просто потому, что цивилизованные люди в это время, видите ли, спят. Пусть все остальные передергивают плечами при виде него — пусть у них хоть отвалятся эти плечи! Одно-единственное интервью — и он будет знаменит.

Тоби попробовал бежать быстрее, но ему не хватило дыхания. Слишком много он весил. Слишком плотно обедал, празднуя свои маленькие и большие победы. В результате фигура Тоби совсем не подходила для бега. Ну и ладно, ну толстый он, ну и что? Никто же не смотрит на него во время интервью. Тоби пыхтел как паровоз, но скорости не сбавлял. Надо же было Флинну поселиться на другом конце жилого комплекса! Впрочем, винить в этом было некого — Тоби сам поселился в более приличной части комплекса, поскольку он в отличие от Флинна был аристократом. Тоби засопел. Ему не нравилось быть виноватым. Наконец он подбежал к нужной двери и прислонился к ней, чтобы перевести дух. Но уже через несколько секунд он забарабанил в дверь кулаками.

— Уходите, — произнес за дверью спокойный голос Флинна. — Я отдыхаю. Если вы — служащий этой фабрики, катитесь к черту. Если вы Тоби Трубадур, катитесь туда же, только без остановок. Вольфам рекомендуется сделать то же самое. Влюбленные могут оставить свои карточки у меня на компьютере. В полный рост, пожалуйста. Одежда необязательна.

— Откройте, черт бы вас побрал! — крикнул Тоби. — Вы не поверите, когда я скажу, кто согласился с нами поговорить!

— Скажите ему, пусть примет две таблетки аспирина и ляжет спать. Я поговорю с ним утром. В свое свободное время я общаюсь только с теми, с кем мне хочется. Если вам это не нравится, можете обратиться в мой профсоюз.

— Флинн! Это мать Беатриса из ордена сестер милосердия!

Наступила пауза, а затем щелкнул замок.

— Хорошо, входите. И пусть последствия этого падут на вашу голову.

Тоби выругался, пинком распахнул дверь и вихрем ворвался в комнату. С разлета он успел пробежать шагов шесть и… остановился как вкопанный. Дверь за спиной Тоби с лязгом захлопнулась, но он этого не заметил. Он не заметил бы даже, если кто-нибудь засунул ему в штаны гранату. Оператора поселили в небольшой, скудно обставленной комнатке. Здесь было бы голо и неуютно, если бы не налет женственности, придавший скромному жилищу нарядный вид. А главным воплощением этой самой женственности был сам Флинн. Оператор сидел на кровати в длинном вечернем платье. В одной руке у него был коктейль в высоком бокале, в другой — томик стихов времен французского декаданса. На голове Флинна красовался золотистый парик, а лицо было покрыто слоем умело нанесенного макияжа. Рабочие брюки и грубые ботинки уступили место колготкам в сеточку и туфлям на высоких каблуках, а ногти оператор выкрасил в ядовито-розовый цвет. И выглядел он во всем этом естественно и непринужденно.