Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

— Господин де Белар не может присутствовать на процессе, он болен, — сказал комиссар.

Женька поняла, в чем дело, и хмуро глянула в сторону балкона короля. В зале тоже зашумели, а с дальних рядов раздались выкрики:

— Звери! Палачи! Самих на дыбу!

Туда немедленно направились стражники. Крики стали тише.

— Господин де Белар утверждает, что вынужден был взять с собой госпожу де Бежар де Шале, потому что ему был нужен помощник, чтобы проникнуть в чужой дом и уничтожить письма брата. Вы согласны с показаниями господина де Белара, сударыня? — спросил Катрен.

— Не согласна. Господин де Белар справился бы и без меня. Я решила пойти с ним сама после того, как подслушала его разговор с герцогиней де Шальон.

— Герцогиня де Шальон тоже была заинтересована в этом деле?

— Да. Герцогиня боялась, что Жозефина очернит ее в своем дневнике за отказ в помощи. Она просила господина де Белара найти дневник. Я тоже решила достать эти бумаги.

— Зачем?

— Чтобы потом продать его. У меня не было денег, и скоро должен был кончиться срок договора с его величеством.

— Какого договора?

— Его величество сделал мне одно важное предложение и пообещал в случае моего согласия закрыть дело де Жуа.

Катрен замешкался и глянул на балкон короля. Серсо моментально сориентировался и перехватил игру в свои руки.

— Вы хотите сказать, сударыня, что из-за договора с его величеством вас и не арестовали? — спросил он.

— Да.

— И, если бы вы согласились на предложение его величества, приказ о вашем аресте по делу де Жуа мог бы никогда не появиться?

— Да.

— А какое предложение вы получили от его величества, сударыня?

Среди судей возникла некоторая паника, а публика стала оборачиваться на королевский балкон и перешептываться. Председатель суда постучал молоточком и сказал:

— Господин Серсо, этот вопрос не относится к делу. Мы отклоняем его.

Шум в зале усилился.

— Пусть говорит! Правду! Правду!

Серсо поднял руку, призывая к тишине и, когда она установилась, обратился к председателю:

— Если вы отклоните вопрос, ваша честь, благородное общество может решить, что предложение, сделанное маркизе де Шале, было весьма неприличного свойства. Это может бросить тень на безупречную репутацию его величества.

Председатель замялся, посмотрел в сторону балкона и, видимо, получив какой-то знак, кивнул.

— Хорошо, вопрос остается в силе. Отвечайте, сударыня.

— Его величество предложил мне стать наемной убийцей на службе государства.

В зале стало тихо.

— У вас есть свидетели, которые могут подтвердить, что такое предложение имело место? — кашлянув, спросил председатель.

— Со мной разговаривал кардинал де Ришелье. Это была его идея, а свидетели… Какие же могут быть свидетели у такого предложения? Позже его величество предложил мне уничтожить двух протестантских пасторов в Ла-Рошели. За это меня обещали выпустить из Бастилии и заплатить сто тысяч пистолей.

В тишине зала что-то грозно забродило. Председатель снова стукнул молоточком и сказал:

— Как я уже говорил, это не относится к разбираемому делу, тем более, что госпоже де Бежар ничего крамольного не предложили. Служба на благо короля и государства почетна и ответственна, каких бы поручений она не касалась. Уничтожение врага приемлемо не только на поле боя. Продолжайте, господин Катрен! У вас есть еще вопросы к обвиняемой?

Но продолжить не удалось, шум в зале усилился, раздались выкрики: «Долой Ришелье! Убийцы! Позор! Долой грязный шпионаж!». Вряд ли публику удивило существование подобной службы в государстве. Семнадцатилетний король пять лет назад сам поощрил убийство своего главного врага — маршала д’Анкра, о котором говорил де Шале, но новая власть настойчиво хотела рядиться в благородные ризы справедливости и благочестия, поэтому такого рода деяния уже не имели права пачкать ее белые одежды.

Крики и шум не прекращались. Вмешалась стража. Началась потасовка, и заседание суда было перенесено на следующий день.

Серсо был доволен.

— Неплохо, сударыня, только предупреждайте заранее о том, чего я не знаю. Вы очень рисковали с признанием о дневнике. Не один Катрен, однако, переполошился.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да, я не могла, я не сдержалась.

— А что стало с этим дневником? Вы его продали кому-то?

— Герцогу Вандому. Король уже знает об этом.

— А, ну и прекрасно! Теперь о нем не спросят даже у де Белара.

Генрих, в отличие от адвоката, сильно нервничал.

— Не надо было говорить об этом предложении короля, Жанна!

— Меня спросили, я принесла присягу.

— Только не смотри на меня такими честными глазами! Ты сделала это нарочно!

— Да! Король позволил пытать де Белара! Хотя бы от этого он мог бы его спасти?

— Ты забываешь, где ты, а где он! И какой, к черту, де Белар, когда тебе надо думать сейчас только о нас!

— Все равно я не перейду в защиту!

Однако воинственное настроение фехтовальщицы чуть не уничтожил второй день слушаний по делу Жозефины. Речь шла о нападении на полицейский экипаж. Обвинение было предъявлено де Белару, как организатору нападения. На этот раз он давал показания сам. Его ввели в зал, держа под руки двое солдат, и в груди девушки похолодело.

В деле о нападении она выступала, как свидетельница, но еле могла отвечать на вопросы, глядя на Кристофа, который, казалось, вот-вот упадет от боли. Когда же объявили приговор, Женьке захотелось, чтобы ее снова кто-нибудь немедленно убил. Всех троих участников — де Белара, де Ларме и де Барту приговорили к смертной казни. Двое последних получили такой приговор заочно и были объявлены в розыск.

— Все пока идет неплохо, — приблизившись к Женьке, тихо сказал Серсо.

— Вы думаете, его пощадят?

— Я о вашем положении, сударыня. Только не вздумайте шантажировать короля именами из дневника. Вы обречете де Белара на новые дознания. От плахи это не спасет, а муки увеличит, да еще к тому же запачкает его имя в измене королю.

В этот день девушка отказалась от свидания с Генрихом, умолив Домбре не пускать маркиза, невзирая на все его просьбы, подкупы и угрозы. Она оставалась в камере одна, долго лежала неподвижно и смотрела вверх, будто уже давно умерла, а душа ее все еще не могла расстаться с телом. Выпад короля, а она знала, что это был выпад, оказался разителен, едва ли не смертелен, однако утром фехтовальщица поднялась, смыла с лица соленые бороздки слез и была готова к новым слушаньям. Где-то в глубине души она надеялась, что все еще может выправиться.

Дело д’Ольсино в череде дел, к которым была причастна фехтовальщица, являлось главным, но Катрен начал не с него, а с убийства де Барбю. Он привез свидетелей — крестьянина Журдена и его жену Паскуаллу, которые видели, как все произошло.

— Она бежала, — кивнула в сторону обвиняемой Паскуала, — господин гнался, то ли прибить, то ли снасильничать хотел… Она почти голая была, в сорочке мокрой… Потом упала, схватила эту штуку со стрелами и выстрелила.

— Какую штуку? — спросил Катрен. — Арбалет?

— Не знаю, кажись, так зовется.

Паскуала была смущена выступлением в таком огромном зале, но отвечала довольно здраво. Журден, смущенный еще больше, только поддакивал ей.

Катрен приказал внести арбалет, и крестьянка кивнула.

— Он.

— Откуда у вас появился арбалет, госпожа де Шале? — спросил комиссар.

— Господин де Гран дал, чтобы защищаться. Я одна была на острове.

— Зачем вы направились с оружием на земли графа?

— Де Гран сказал, что граф убил свою жену.

— Вы хотели наказать графа за это преступление?

— Я хотела только посмотреть, что делается на его берегу, а потом увидела, что крестьянка ребенка родила, помогла… Тут этот де Барбю прискакал с дружками. Ребенка он бросил в реку, а меня приказал связать и везти в поместье.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Серсо тут же представил в роли свидетельницы Марису, которая подтвердила слова фехтовальщицы, хотя была напугана еще больше, чем Паскуала. Женька воспользовалась случаем и сказала Марисе, что ребенок выжил и находится в охотничьем домике у Симоны. Публика облегченно выдохнула, а Мариса, уткнувшись в плечо Паскуаллы, заплакала.