Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

— Да, судьбой.

— А ты?

— Что «я»?

— Ты была у бандитов?

— Была.

— Посмотри на меня. Почему ты на меня не смотришь?

— Не могу.

— Ты меня больше не любишь?

— …Люблю…

— Что тогда случилось? Ты опять что-нибудь натворила?

— Да.

— Что?

— … Я тебе изменила.

Рука Генриха, сжимающая пальцы фехтовальщицы, слегка дрогнула, но не отпустила.

— Изменила… — повторил де Шале. — С кем же?

— Марени нашел меня в прачечной… Я бежала, наткнулась на Робена… помнишь, тот поножовщик из «Тихой заводи»? Они с Проспером спрятали меня в «Красном чулке»… Там пришел один гвардеец.

— Гвардеец, — снова как-то отстраненно повторил Генрих.

— Да, он раньше занимался у де Санда.

— Как его имя?

— Это неважно… Он пришел неожиданно… я обрадовалась… мы просто разговаривали, потом он прикрыл меня во время полицейского обхода и… не знаю, как это получилось…

— Черт, я так и думал! Это все де Санд и его наглые выкормыши!

— Не кричи… Причем здесь де Санд? Я, наверное, рано вышла замуж, Генрих… Прости и, если хочешь, можешь убить меня, — наконец осмелилась повернуть к мужу свое измученное лицо фехтовальщица.

— … Убить?.. Чем? У меня нет оружия.

— Почему?

— Как почему? Сдал коменданту.

— Тогда уходи, король сам сделает за тебя эту грязную работу.

— Значит, ты так решила от меня отделаться? Только посмей оставить меня здесь одного, только посмей!

— Генрих…

— Помолчи! Твой рот последнее время изрекает одни глупости! Я уже говорил с Серсо, он готов взяться за твое дело и защищать тебя.

— Генрих…

В носу фехтовальщицы защипало, а глаза повлажнели, словно ледяная корочка, покрывавшая так долго ее душу, начала таять.

— Дай мне воды, — попросила Женька.

Де Шале подал бокал, из которого она пила ночью, и помог фехтовальщице приподняться. Она стала пить, а он, присев рядом, сначала молча смотрел на ее опущенные вниз ресницы, потом придвинулся ближе, обнял и начал целовать эти полуприкрытые веки, похудевшие щеки и влажные от воды, губы… Бокал скатился на пол… Таяние снегов, неминуемое при возвращении тепла, стало необратимым… Фехтовальщице было больно в раненом плече, но она не отталкивала Генриха, вернувшись в его объятия, словно домой. Они восстанавливали в ней прежнюю ясность понятий, которых не было в том горячем чувственном джакузи, где она чуть не утонула.

Вернув свои права супруга, маркиз спросил:

— Скажи, а ты… а наш ребенок… ты все еще беременна?

— Да.

Фаворит короля облегченно выдохнул и снова обнял фехтовальщицу.

— Хорошо… это хорошо… Ребенок спасет нас. Я думаю, что у нас будет шанс выиграть дело, а пока я постараюсь поговорить с королем и выбить у него право встречаться с тобой хотя бы час в день.

Вязкое дело

После свидания с мужем фехтовальщица обрела некоторую устойчивость, и под ногами стала нащупываться еще непрочная, но почва. Приход адвоката воодушевил ее еще больше. Несмотря на то, что уже вышли «Записки» и Серсо вместе со всей читающей публикой был в курсе основных событий жизни фехтовальщицы, он беседовал с девушкой более трех часов и тщательно записывал некоторые, особенно важные, фрагменты их разговора. Серсо был настроен оптимистично, хотя открывшаяся история налета на дом де Рошалей не шла Женьке на пользу.

— У некой знахарки Сивиллы нашли голову Маргариты де Рошаль, — рассказал адвокат. — Сивилла показала на бандита по кличке Жакерия, но он сумел сбежать во время облавы. Стали допрашивать поножовщика Кристиана Реньяра по кличке Тулузец, что квартировал у Сивиллы вместе с вами. Он сознался в том, что участвовал в налете. Потом допросили Рони Лукре, который разыскивался по делу Гонзалес, и Жослена по кличке Копень. Они тоже сознались.

— Их… пытали?

— С подобной публикой не церемонятся.

— Кристиана повесят?

— Да, тут и думать нечего. На нем, кроме дома де Рошаль, смерть откупщика Перрана и еще много чего есть, хватит не на одно повешение.

— Он признался в убийстве Перрана?

— Он во многом признался.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А в том, что его пытались нанять меня убить?

— Кто?

— Сестра Генриха Элоиза и Виолетта де Флер.

— Нет, об этом я не слышал, но если даже это и так, то я не советую вам затрагивать это несостоявшееся деяние.

— Почему?

— Названные дамы, наверняка, будут все отрицать. Преступления, как такового, не случилось, договаривались они с Тулузцем, скорей всего, без свидетелей. Их никто не возьмется арестовывать и допрашивать. Это весьма звучные имена в Париже для того, чтобы пачкать их в таком умысле.

— Но Кристиан…

— Ваш поножовщик ничем вам не поможет. Ему просто не дадут дожить до суда.

— Но Кристиану нужно свидетельствовать по налету.

— Свидетелей по делу о налете и без него достаточно. Рони Лукре показал на вас. Его слова подтвердил епископ Реймский.

— Епископ не умер?

— Не умер. Ему повезло. Он лишился чувств, когда отсекли голову госпоже де Рошаль.

— Хм, его брат был покрепче, — усмехнулась фехтовальщица. — А Габриэль? Девочка? Она жива?

— Жива. Она спряталась в конюшне.

Женька с облегчением вздохнула.

— Да, я участвовала в налете на дом де Рошалей, сударь, — сказала она, — но я убила только Веселого Жана. Он набросился на Габриэль, чуть не придушил ее.

— Расскажите об этом подробнее, но начните с того, как вы оказались у Герцога.

Фехтовальщица рассказала, как бежала из прачечной, как попала к бандитам и каким образом вошла в число участников налета.

— Да-а, дело вязкое, сударыня, — покачал головой Серсо. — Потрудиться придется. А что у вас там за история с Жозефиной де Лиль? Марени настаивает на вашей причастности к заговору де Монжа. Ваш муж рассказал мне, что вы помогали некому человеку спасти честь его брата, а после этот человек организовал нападение на полицейский экипаж.

— Да, так и было.

— В таком случае вам лучше будет назвать людей, которые замешаны в этом деле.

Женьке показалось, будто кто-то коснулся ее затылка ледяной ладонью.

— Я не смогу это сделать, сударь.

— Сможете, когда вам на ногу наденут «испанский сапог» или применят испытание водой, только тогда будет поздно и эти запоздалые показания уже ничему не помогут.

— Здесь будут применять пытки к беременной женщине?

— Будут, если это необходимо для безопасности государства.

— А там знают, что я беременна?

— Да, ваш муж говорил с королем. Его величество был милостив и дал распоряжение в ходе процесса не повредить ребенка.

Женьке стало тяжело дышать, но она держалась.

— Если хотите, скажите имена ваших друзей мне, — предложил Серсо. — Я передам, что дело зашло далеко, и они скроются.

Но девушка не стала называть имена даже адвокату, надеясь, что все, кто замешан в деле Жозефины, узнав об аресте Жанны де Бежар, сами догадаются скрыться. «Де Ларме, наверняка, медлить не будет, — решила она. — Он прихватит с собой де Барту. Герцогиня, если не глупая, тоже уедет, а вот де Белар…» Насчет де Белара фехтовальщица сильно сомневалась. Она сама не знала, что порождало в ней подобные сомнения, его слишком благородные поступки или лицо, похожее на лик Иисуса, но интуитивно девушка чувствовала, что он может отказаться бежать, ориентируясь на какие-то свои внутренние законы, как отказался бежать Иисус, зная, что его ожидает предательство и Голгофа.

— Еще вот что, — почесал нос Серсо. — Что там у вас было в Булонже?

— Что в Булонже? — очнулась от тревожных мыслей фехтовальщица.

— В ваших «Записках» упоминается о каком-то предложении короля. За ваше согласие на некую службу, о сути которой вы не пишите, он обещал закрыть дело де Жуа и после вытащить вас из Бастилии.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Да, обещал.

— Хм, весьма щекотливая ситуация.

— Чем?

— Вы уличаете короля в торговле правосудием. Боюсь, что дело де Жуа будет возобновлено, так как королю придется, хоть и формально, но восстановить свою репутацию.