КОШМАР : МОМЕНТАЛЬНЫЕ СНИМКИ - Брэд Брекк

Фрэнк обрёл покой.

Он, по крайней мере, не сорвался в запой. Хоть один поступок совершил правильно. Этого у него не отнять. Он умер трезвым, как на посту. А это что-то значит. Если б он только справился со своими проблемами, то умер бы от старости. Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь… Наверное, в этом и состоит тайна, и когда пробьёт мой час, меня будут ждать все мои старые друзья. И я готовлюсь к этому, это будет великий шаг по Дороге Приключений…

Да, знаю, есть что-то ещё. Это не просто здесь и сейчас, а дальше – вечная тьма. Это – новое начало!

*****

Весна 87-го, Калгари, ночь, весь в тёмном я трясусь по дороге в плотном потоке машин, чуть не въезжая на своём новеньком "брукс-шариоте" под брюхо многоколёсного грузовика. Мне 45 лет, и я покрываю по 120 миль в неделю. Каждую ночь, исключая воскресенья, я выезжаю в 20-мильный пробег и возвращаюсь, по-прежнему распираемый раздражением, так что входная дверь чуть не разлетается на куски.

Ярость гнала меня вперёд.

Годы, наконец, догнали меня. После нескольких месяцев издевательства над собственным телом левая голень треснула в трёх местах, и на два месяца врач прописал мне покой.

Теперь я мог только прогуливаться или кататься на велосипеде вокруг Гленморского водохранилища. Что я и делал. Целый день, каждый день. А до той поры до меня не доходило, что я кокетничаю с движением на крутых поворотах шоссе и стараюсь пополнить собой печальную статистику.

Сбережения мои почти кончились, нужна была работа, я начал её искать. Раз решил, что не хочу умирать, надо было найти способ зарабатывать деньги.

Я очень долго не занимался журналистикой; я понимал, что будет нелегко получить подходящее место в приличной газете. Моложе я не становился и уже семь лет не входил в число рабочего персонала.

Меня это мучило. По всей Северной Америке рынок был забит до отказа. Журналистов было пруд пруди, газет на всех не хватало. Редакции от Ванкувера до Галифакса были полны детьми бума*. Приходилось учитывать и высокую текучесть кадров, и средний возраст этих кадров в 30 лет.

Тогда я подумал, что сколько лет живу в городе, столько и ненавижу его каждую секунду.

И ради чего?

Настала пора убираться из Калгари и начинать жить по-другому, зашибить деньжат и делать ноги. И тогда я выпустил из рук то, что не мог больше удержать. Я оставил прошлое ради нового. Поступая так, я оставлял часть себя позади, и пусть то были просто воспоминания о былых временах…

ГЛАВА 54. "ПРОЩАЛЬНАЯ НЕПРИСТОЙНОСТЬ".

"Билли был счастлив – впервые за многие годы. Он нашёл лекарство от жизни. Если жить становится невмочь, у смерти всегда есть в запасе вечный сон. Он думал о том, как измотала его война в душе. Он подумал было оставить записку Кейти и объяснить, как сильно он её любит и почему решил кончить жизнь именно сейчас и именно таким образом, но потом пожал плечами и отбросил эту мысль. Нельзя было терять ни минуты. Момент настал. Он был уверен, что она поймёт. И никаких тебе трат на похороны. Она это оценит.

Билли процедил несколько нелестных слов о борьбе за жизнь, о мучительности такой борьбы и тщете жизни вообще, а затем прыгнул ногами вперёд в ледяную воду моря и, ещё плавая на поверхности, видел, как "Весёлый Роджер" медленно уходит вдаль и огни его растворяются в тумане.

Он услышал "Колыбельную" Брамса : она лилась из иллюминатора каюты капитана Саншайна и летела далеко-далеко над чёрными водами. Прекрасная, безмятежная мелодия, очень к месту…"

Многие годы шутил Билли о своей смерти, но под шутками скрывалась непереносимая боль и жажда обрести убежище, где бы его не достала война. Он говорил и мне, и коллегам-рыбакам, и даже Кейти, что не переживёт сорокалетия, что кинется в море на съедение голубым акулам. И 22-го мая 1986-го года, 18 лет спустя после возвращения из Вьетнама, в ста милях от мыса Монтаук-Пойнт на острове Лонг-Айленд, на борту 85-футового траулера "Весёлый Роджер", глубокой ночью, когда весь экипаж крепко спал, случай, которого он ждал, шёл ему в руки…

И он его не упустил.

Было ясно и тепло. Ему как раз исполнилось 40 лет, и в тот вечер он отмечал этот срок пребывания на планете Земля. Весь день он прикладывался к бутылке и был пьян. Очень пьян. Так нализался, что не мог связать двух слов.

Капитан Илайес Саншайн уложил Билли в постель и чуть-чуть посидел рядышком, прислушиваясь к его дыханию, – ни дать, ни взять отец у постели больного ребёнка

Через час капитан и сам отправился на боковую : назавтра предстоял трудный день для него и для экипажа.

Он погасил свет, залез под одеяло и включил маленький магнитофончик, пристроенный у койки. Поставил плёнку "Прелестный мечтатель" – сборник любимых популярных мелодий – и стал слушать…

За "Колыбельной" Брамса последовала "Ту-ра-лу-ра-лу-рал", ирландская песенка, которую когда-то пела ему мать. Потом – "Когда захочешь на звезду", и не успела она отзвучать, как капитан Саншайн перевернулся на другой бок и заснул глубоким, спокойным сном, а музыка звучала и звучала в ночи, снова и снова…

Море было спокойно, на вахте никто не стоял.

Но где-то между тремя и шестью часами утра на палубу, шатаясь, вышел Билли, прошёл на корму и уставился на глубокую чёрную воду.

Он слышал, как из капитанской каюты мягко льётся оркестровая тема "По радуге", и улыбнулся.

Билли был счастлив – впервые за многие годы. Он нашёл лекарство от жизни. Если жить становится невмочь, у смерти всегда есть в запасе вечный сон.

Он думал о том, как измотала его война в душе. Он подумал было оставить записку Кейти и объяснить, как сильно он её любит и почему решил кончить жизнь именно сейчас и именно таким образом, но потом пожал плечами и отбросил эту мысль. Нельзя было терять ни минуты. Момент настал. Он был уверен, что она поймёт. И ни каких тебе трат на похороны. Она это оценит.

Билли процедил несколько нелестных слов о борьбе за жизнь, о болезненности такой борьбы и тщете жизни вообще, а затем прыгнул ногами вперёд в ледяную воду моря и, ещё плавая на поверхности, видел, как "Весёлый Роджер" медленно уходит вдаль и огни его растворяются в тумане.

Теперь из каюты капитана Саншайна лилась "Колыбельная" Брамса и летела далеко-далеко над чёрными водами. Прекрасная, безмятежная мелодия, очень к месту.

Баю-бай, засыпай…

Билли плыл в ночь, умиротворённый, как будто собрался в гости и готов плыть так до далёкого берега, затем остановился. Он больше не слышал музыки капитана.

Он посмотрел на луну и звёзды. Мириады и мириады звёзд мерцали на небосводе – светящиеся точки других вселенных, чужих галактик за многие миллионы световых лет.

Он увидел падающую звезду, и ему послышался зов Вечности : он набрал в лёгкие воздуха, задержал дыхание и опустился в чёрную тихую воду.

Он молился, чтобы рядом не оказалось зубастых акул, ибо ему было хорошо, и они не появились, и он успел ещё поблагодарить за последний подарок эту жизнь – жизнь, которую он заканчивал с миром, достоинством и любовью.

Ах, русалка,Знаю, где живёшь,Ах, русалка,Знаю, что ты ждёшь,С нетерпеньем ждёшьМоей любви…

Он глубже и глубже погружался в жидкую могилу. Обжигающий холод воды мгновенно и остро проник до мозга костей.

Со всех сторон плотно обступило безмолвие глубин. Он, почти не шевелясь, опускался в ледяные воды, и нарастающее давление острой болью отдавалось в барабанных перепонках и лобных пазухах. Холод перехватил дыхание, он открыл рот, хватанул воды и стал захлёбываться.

Он закашлялся, пузырьки углекислого газа в медленном танце устремились наверх, к мерцающей в 15-ти футах над головой поверхности, и лопались там хрустальными шариками. Одежда намокла и тянула во влажную первобытную морскую пучину.

В голове пронзительно вопила и визжала сирена. Голова кружилась, руки и ноги свело судорогой. Он закрыл рот и напрягся, но вода упорно рвалась внутрь, а глаза лезли из орбит. Он зашёлся от удушья и хотел закричать, но в лёгких не осталось воздуха, и он судорожно задёргал руками и ногами, пытаясь хоть ещё раз глотнуть воздуха : инстинкт самосохранения брал своё, несмотря на горячее желание умереть.

Леденящее оцепенение охватило тело, тесня грудь и сжимая сердце, проникая в лёгкие.

От смерти не больно, твердил он себе, только от жизни.

Он погрузился уже довольно глубоко и теперь неторопливо вплывал в море сладостных видений. В мозгу грохотало, и ему вдруг показалось, что он летит в огромный туннель, и где-то у самого дна всё покрыла непроницаемая тьма.

И тогда он увидел движущийся навстречу ему яркий, как луч маяка, свет : свет переливался и по мере приближения становился ярче и ярче. Он узнал этот свет и протянул руки, чтобы обнять его…

И как только свет коснулся его, Билли перестал быть.

Тело так и не нашли. Это война убила его. Больше нечему. Война. Слишком много ба-бах. Билли повидал на своём веку много такого, о чём посылавшие его на войну не имеют ни малейшего представления.