Сиротка. Нежная душа - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Табарнак! — выругался Онезим. — Видел только что Шарлотту, потому что это я забирал все семейство из Шамбора. Моя сестра выросла, настоящая мадемуазель, с хорошими манерами! Вы уже знаете, что наш отец умер месяц назад? По крайней мере, оттуда, где он теперь есть, папаша не сможет опустошать мои запасы карибу! И никому больше не причинит вреда!

Эта необычная поминальная речь шокировала Жослина. Он перекрестился и сердито посмотрел на водителя.

— Я ей сказал, что может приходить в дом, когда захочет, — добавил он серьезно. — Отец больше не будет к ней цепляться.

— Она поступит, как посчитает нужным, — ответила Эрмин. — Примите мои соболезнования.

— Спасибо, но я-то и слезинки не пролил! А у Маруа тоже новости: Симон разорвал помолвку со своей девушкой. Если спросите меня, то я считаю, что этот парень никогда не женится!

— У него еще есть время, — отозвалась молодая женщина.

Они въехали в Валь-Жальбер. На улице было темно. Жослин попросил Онезима высадить их возле того места, где раньше находилась церковь. Само здание давно снесли, но осталось нечто вроде парковки, где часто останавливались автомобили и грузовики.

— Хочу прогуляться немного, — сказал Шарден в свое оправдание.

— В такой холод? — удивился Онезим. — Ну, как знаете!

Эрмин попрощалась с крепким парнем, которого боялась, когда была подростком. Она вдохнула морозный воздух, счастливая снова оказаться в том месте, где прошли ее детство и юность.

«Каждый раз, когда я сюда возвращаюсь, я испытываю приятное волнение, — подумала она. — Однажды я покажу мой дорогой поселок Кионе. Благодарение Господу, она поправится!»

Единственным щитом от неотвратимой ярости Лоры для Эрмин была обворожительная картина, запечатленная в ее памяти: личико Кионы. Ближе к вечеру, когда она вошла в палату попрощаться с Талой, то с удивлением увидела, что маленькая больная сидит, уцепившись за складки простыни всей силой своих крохотных ручек. Жослин, который тоже был в палате, поддался непреодолимому очарованию ребенка. Он стоял и смотрел на нее как зачарованный.

Для своих десяти месяцев Киона демонстрировала удивительную волю к жизни и желание веселиться. Несмотря на то, что она еще часто кашляла и в ее маленькой груди слышались глухие хрипы, малышка улыбалась.

«Я не найду подходящих слов, чтобы описать эту крошку, — думала молодая женщина. — Ее улыбка — самая нежная в мире, самая красивая! Она вся светится, даже когда нездорова! Какое облегчение, что худшее позади. Доктор сказал, что она вне опасности. Следующим летом она сможет играть с двойняшками, у них всего два месяца разницы. Как это будет умилительно!»

Жослин поддерживал Эрмин, поскольку снегоступов у них не было и идти было тяжело. И все же они наконец добрались до крыльца большого дома. Его окна ярко светились в темноте. Из гостиной доносились детские крики. Они бесшумно проникли в коридор с навощенным паркетом. Мирей уже суетилась на кухне, это было ясно благодаря аппетитному аромату.

Лора сидела в гостиной у печки. Зимой это было ее любимое место. Она чинила кружево на домашнем халате. Можно было подумать, что женщина никогда и не уезжала из поселка. Шарлотта украшала елку, вокруг нее сновали двойняшки и Мукки. Мальчик пытался снять шарики из разноцветного стекла, висящие на нижних ветках. Он был очарован их мягким сиянием.

— Все у нас по-старому! — радостно воскликнула Эрмин. — Можно подумать, мы никогда и не ездили в Квебек!

Ее мать не ответила. Жослин не осмеливался подойти к супруге.

— Пойду переоденусь, — сказал он.

— Советую тебе остаться! — отчеканила Лора. — И тебе тоже, Эрмин. Шарлотта, иди наверх, к Мадлен и Луи. Да поторопись, елку нарядишь позже.

Девочка поспешила подчиниться. Мирей, заглянувшая было в гостиную, тоже получила распоряжение:

— Помоги Шарлотте, ей не поднять двух малышек одновременно. А потом ты спустишься и закроешься у себя в кухне. Мне нужно спокойно поговорить с мужем и дочкой!

Эрмин сняла шубу и шапку. На сердце у нее стало тяжело. Отец ее не двигался с места, уставившись на угли в печном окошке.

— А где Бадетта? — спросила молодая женщина. — Мама, да что с тобой такое?

— Бадетта приедет завтра, ночным поездом. Она хорошо воспитана и подумала, что нам нужно устроиться и подготовить дом к приему гостьи. А теперь я расскажу, что со мной. Хочу задать вам двоим один вопрос: вы принимаете меня за идиотку?

Они озадаченно уставились на нее. Лора показалась им очень красивой в своем гневе. В ореоле шелковистых волос, снова выкрашенных в платиновый блонд и коротко стриженных, ее прозрачно-голубые глаза сверкали. Она сидела очень прямо, словно была готова отразить любой удар.

— Вовсе нет, мамочка, — попыталась оправдаться Эрмин.

— Я и секунды так не думал, — пробормотал Жослин. — Лора, дорогая, ты сердишься?

Прежде чем ответить, Лора отшвырнула свое шитье на пол и смерила обоих презрительным взглядом.

— Вы и правда думаете, что я не заподозрила подвоха? Сначала ты, Жослин, прыгаешь в поезд в вечернем костюме, а потом Эрмин летит следом, словно за ней гонится дьявол! И все это — чтобы посидеть у постели ребенка, которого усыновила Тала?

Лора не оставила им времени для ответа. Сквозь зубы она спросила:

— Кто на самом деле Киона? Из здания вокзала в Шамборе, когда мы ждали Онезима Лапуанта, я звонила в робервальскую больницу. Монахиня сообщила, что девочке лучше и что родители не покидают ее изголовья. Я еще раз спрашиваю: кто на самом деле Киона? Кто родители этого ребенка?

Лора смотрела в бледное лицо мужа. Он тер подбородок, на лбу выступила испарина.

— Как здесь жарко, — вздохнул он. — Сниму-ка я хотя бы пальто!

Эрмин стало жалко отца. Она помогла ему раздеться и проводила к креслу.

— Мама, я оставлю вас наедине, папе нужно кое в чем тебе признаться. И прошу, будь к нему милосердна. Вспомни, что я простила вам обоим то, что вы меня бросили, и даже больше — я простила и некоторые события вашего прошлого, когда о них узнала. Я постаралась понять причины, которые заставили вас так поступать. И перед тем, как принять жестокое решение, подумай хорошенько. Если бы я поддалась своему гневу или злопамятности, мы сегодня вечером не были бы вместе, втроем. Мне нечего добавить.

Молодая женщина вышла из гостиной и поднялась в комнату Мадлен, превращенную в детскую. Ей хотелось приласкать своих дочерей, своего сына и маленького брата Луи.

«Они такие невинные и доверчивые! Для счастья им хватает хорошей еды, теплого молока и игрушек. Я — отвратительная мать! Я думала только о Кионе, забыв о Лоранс и Мари, моих дорогих принцессах!»

Жослин не решался начать. Он терпел адские муки под неумолимым взглядом своей супруги. Она смотрела на него и готовилась услышать то, что отказывалась даже представить.

— Лора, Киона — моя дочь! — заговорил он. — Прошу, не прогоняй меня сразу, ты должна знать, что произошло. Помнишь, в тот зимний день, когда я хотел постучать в твою дверь, я наблюдал за вашим весельем в этой вот комнате? Я даже забыл снегоступы на крыльце. Ты сильно изменилась, и тебя обнимал другой мужчина. Я потерял всякую надежду. Мне хотелось одного — покончить с жизнью. В любом случае, я считал, что скоро туберкулез меня доконает. Перед тем как умереть, я решил навестить Анри Дельбо. Я не знал, что он погиб. Я хотел узнать, кто же покоится в могиле, которую я считал твоей, а ты — моей. Но в хижине я увидел только Талу. Вдову… Она сразу меня узнала и догадалась, что я очень болен. Мы поговорили, и она рассказала мне свой секрет. Могила не была пуста: там лежал человек, который оскорбил ее, и это было самое страшное для женщины оскорбление. Брат Маикан отомстил за ее поруганную честь. Шли дни, и Тале удалось вернуть мне желание жить. Она говорила, что может меня вылечить, и у нее получилось. Я не рад тому, что произошло, Лора. Я по-прежнему любил тебя, но меня грызла ревность. И Тала, опять-таки, стала подталкивать меня к тому, чтобы я снова завоевал тебя, повторяя, что я не должен позволить твоему повторному браку свершиться. Я уступил ее пламенным уговорам. Я так хотел снова поговорить с тобой, провести немного времени с тобой и нашей дочкой! Увы, наша с Талой дружба не осталась целомудренной. Так была зачата Киона. Если бы не Тошан, я бы не узнал. Эта десятимесячная девочка могла бы прожить одну ночь или сто лет, и я бы никогда ничего не узнал…

Лора слушала его не шевелясь, даже не мигая. И сейчас она не отвела взгляд, но вид у нее был отсутствующим.

— В общем, подведем итог: Тала вылечила тебя своими индейскими методами и отправила сюда, в Валь-Жальбер, — сказала Лора бесцветным голосом. — Этот народ заслуживает большего внимания с нашей, колонистов, стороны! Медицина бессильна перед туберкулезом, но внучке шамана-монтанье удалось тебя исцелить!