Сиротка. Нежная душа - Мари-Бернадетт Дюпюи

И Тала разрыдалась — а плакала она очень редко. Эрмин нежно взяла ее за руку.

— Дорогая Тала, я уверена, она поправится! Здесь, в больнице, у докторов есть лекарства от кашля и от жара. Можете назвать меня эгоисткой, но где Тошан? Я так хочу, чтобы он меня простил, хочу с ним поговорить!

— Он уехал вчера вечером, из-за Жослина. Моему сыну было неприятно, что он здесь. Еще я знаю, что Тошан избегает встречи с тобой, Эрмин. Он обошелся с тобой плохо и знает это. Он предпочел вернуться в лес, в нашу хижину.

Молодая женщина не смогла скрыть разочарования. Все же одна деталь ее заинтриговала.

— Вы сказали, Тошан избегает встречи со мной. Но ведь он не мог предвидеть, что я так быстро приеду в Роберваль!

— Значит, ты плохо его знаешь. Он говорит, что видел твою подругу в холле вокзала, в Квебеке. И она слышала, что он говорил Жослину. Разве ты забыла, что индейцы — ловкие следопыты? Это верно и в отношении слежки. Моего сына не проведешь: он понял, что женщина за ним следит.

Эрмин вздохнула, но, представив очаровательную Бадетту в роли детектива, улыбнулась.

— Это я ее послала, — призналась она. — А сегодня вечером Лора, дети, Мадлен, Мирей и Шарлотта — все приедут в Валь-Жальбер отмечать Рождество. Моя мать не подозревает, что ее ждет. Отец должен рассказать ей правду.

— Эрмин, я старалась, как могла, пощадить твою семью. Мне жаль, что так вышло. Может, Лора поймет? Я готова сама все ей объяснить…

— Мама — женщина непредсказуемая, но при этом ревнивая и гордая. Она не простит предательства. Если бы папа в первые дни признался, это было бы совсем другое дело. Но как это будет теперь, ума не приложу!

Тала развела руками, потом сказала:

— Признай, о таких вещах сложно говорить. Кто бы понял? Ни ты, ни Тошан, ни тем более Лора. Но теперь пойди и поговори с отцом. Мне его очень жаль. Мы почти не разговаривали, но он не переставая молился и говорил шепотом. Он очень расстроен.

Жослин Шарден, заложив руки за спину, прохаживался строго по расчищенным дорожкам больничного сада. Погрузившись в мрачные размышления, он пришел к заключению, что утратил уважение своей старшей дочери и ее любовь. Она ни разу не посмотрела на него, не сказала ни слова. Если Эрмин отвергает его без объяснений, что же тогда говорить о Лоре? Что до Кионы, то он едва успел посмотреть на нее и скоро ее потеряет… Такая крохотная, она не сможет долго противостоять болезни легких.

«Кто же рассказал все Эрмин?» — подумал он, испытывая тоску, отвращение к самому себе.

Снегопад прекратился. Небо наконец посветлело, но жуткий холод стискивал край в своих объятиях. Эрмин какое-то время наблюдала за отцом, прежде чем догнать его. Он выглядел как человек, преследуемый роком, к тому же ужасно одинокий.

«По правде говоря, я совсем мало его знаю, — подумала она. — Но с тех пор, как он живет с мамой и со мной, мне не на что было жаловаться. Он всегда в хорошем настроении, услужливый, ласковый с детьми. Ему нравится опера, его интересует все, что связано с миром сцены. Я так долго жила без отца и не хочу от него отказываться. Но мама так и поступит. И Луи, мой маленький братик Луи! Я не хочу, чтобы он рос без отца, как я!»

Она направилась к Жослину, испытывая необъяснимый, глупый страх, что он вдруг исчезнет. Он вполне мог снова удариться в бега, стать тенью среди других теней.

— Папа! — позвала она.

Он обернулся на зов, лицо его было печально. Она подумала, что он выглядит старше, уголки его губ опустились. Он до сих пор плакал.

— Папа, прошу, не убегай, как Тошан! — попросила она, жестом приглашая его приблизиться.

Наконец они были рядом. Весь ее гнев, вся злоба испарились, едва она увидела его бесконечно грустные глаза.

— Эрмин, моя маленькая дочь, она умерла? — пробормотал он. — Киона умерла? Господи, я всем приношу несчастье! Я проклят!

— Нет, она спит, разве ты забыл? Медсестра нас успокоила.

— Долг медсестры — утешать родных, и она не задумываясь скажет нам неправду. Киона умрет, и я ничего не могу сделать для нее, для моей совсем крошечной дочки! Все начинается снова, Эрмин, для меня в этой жизни счастья не существует. Я — трус, мне нужно было покончить с собой еще пять лет назад, когда я узнал, что болен туберкулезом. Вы думали, что я умер, так что не было бы никакой разницы. Лора вышла бы за Ханса, а ты, дорогая, жила бы преспокойно со своим супругом! Тошан покинул тебя из-за меня, слышишь?

Он ударил себя кулаком в грудь, и лицо его было искажено гневом. Эрмин попыталась схватить его за запястье.

— Перестань, папа! Ты пугаешь меня! Успокойся!

— Но ведь твоя мать прогонит меня, будет меня ненавидеть, а я так ее люблю! Я никогда не переставал ее любить. Ни одна женщина не заменит ее, ни одна! И мой маленький Луи даже не запомнит своего отца. Господи! Господи!

Подошла монахиня с тяжелой, полной картофеля корзиной в руках.

— Вам нужна помощь, мадемуазель? — спросила она. — Этот господин вам докучает?

— Нет, сестра, благодарю вас. Это мой отец. Он очень расстроен, я его успокаиваю.

Эрмин поторопилась увести Жослина поглубже в сад. Он дрожал на пронзительном ветру.

— Папа, послушай, я сама объясню маме, что произошло. Мы не всегда знаем, что готовит нам судьба. Киона должна жить, я в этом уверена. Возможно, вас с Талой подтолкнула друг к другу высшая сила, которая хотела создать это светлое дитя!

— Слова! Это только слова! Мне не надо было возвращаться в хижину Дельбо. Но я хотел знать, кто же похоронен на моем месте. И я увидел Талу, она была одинока. Приближалась весна. Меня словно околдовали…

— А если бы ты туда не поехал, то умер бы от туберкулеза, я бы никогда не увидела тебя и Луи вообще не было бы на свете. Папа, я люблю тебя несмотря ни на что. Я буду защищать тебя, мама поймет. Посмотри, какая красота вокруг! Солнце освещает снега, сияют сосульки на крыше. Ты еще не видел Киону здоровой, когда она улыбается. Это зрелище прекраснее, чем этот пейзаж!

Молодая женщина чуть не плакала. Жослин вдруг понял, что она ни разу не упрекнула его, что она пытается его утешить. Его дочь проявила такое благородство, что он устыдился собственной слабости.

— Я горжусь тобой, Эрмин! — сказал он. — Ты прекрасный человек. Я боялся твоего презрения, но нет, ты, похоже, меня простила.

— Позавчера, в Квебеке, я тебя ненавидела, — призналась она. — Я наконец поняла, почему Тошан был в такой ярости, почему в нем кипело столько ненависти. Это из-за тебя. Но он не говорил мне правду, потому что Тала заставила его поклясться сохранить тайну. Я должна была догадаться… Он отдал чужаку Кьюта, хаски, и сжег твои сани. Что ж, папа, будь храбрым! Поезжай в Валь-Жальбер, поговори с мамой и объясни ей всё, на этот раз всё без утайки!

Жослин поднял глаза к небу. Он отрицательно покачал головой. Вся его дрожащая от холода фигура будто говорила «нет». Эрмин испугалась, как бы он сам не заболел.

— Бедный мой папа, у тебя ужасный вид! Готова поспорить, что ты со вчерашнего дня ничего не ел. И даже не переодевался.

— Да, у меня под пальто выходной костюм, — угрюмо подтвердил он. — И как ты объяснила мой поспешный отъезд бедной Лоре?

— Мама вовсе не слабая, и ты это прекрасно знаешь, — заметила Эрмин с грустной улыбкой. — Давай вернемся в тепло! Ты выпьешь чего-нибудь горячего. Сестры могут приготовить тебе кофе или чай.

Угрюмое настроение отца и его молчаливое послушание огорчали Эрмин. Она поручила его вниманию медсестры, а сама поднялась на второй этаж, в палату своей маленькой сестрички. Болезнь ребенка разорвала полотно лжи. Эрмин ожидало трогательное зрелище: Тала дремала на кровати, прижимая Киону к груди. Девочка тоже спала, слегка причмокивая во сне губками, похожими на лепестки цветка.

Молодая женщина присела на стул и стала молиться наивными словами, как делала это в детстве.

«Добрый Господь, дай нам мир, сохрани живыми всех, кого я люблю. Я не хочу жить в разлуке со своим мужем, с моими детьми. Отныне я знаю, где мой путь, и больше с него не сойду…»

Валь-Жальбер, вечер того же дня

Жозеф Маруа вовремя успел предупредить Онезима Лапуанта, и тот приехал забрать Эрмин и Жослина из Роберваля на удивительном автомобиле, который смастерил сам, чтобы ездить даже по толстому слою снега. Это был маленький грузовик, вместо передних колес у которого были длинные полозья.

Обратный путь был трудным, их бросало в стороны и подкидывало на пригорках. Дорога была уже, чем в прежние времена, всюду выросли новые деревья, словно желая окружить и завоевать Валь-Жальбер — поселок-призрак.

Эрмин была на удивление словоохотлива, скрывая за притворной веселостью свою нервозность. Чем ближе становилась цель их поездки, тем сильнее она боялась встречи с матерью.

— Табарнак! — выругался Онезим. — Видел только что Шарлотту, потому что это я забирал все семейство из Шамбора. Моя сестра выросла, настоящая мадемуазель, с хорошими манерами! Вы уже знаете, что наш отец умер месяц назад? По крайней мере, оттуда, где он теперь есть, папаша не сможет опустошать мои запасы карибу! И никому больше не причинит вреда!