Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня - Андре Кастело

Большая прекрасная новость: Евгений назначен вице-королем Италии. Первоначально Наполеон склонялся к мысли о создании королевства Ломбардского для Жозефа или Луи, но непомерные претензии этих последних, почитавших себя не братьями Наполеона, а сыновьями «императора Карло» и «императрицы Летиции», вынудили мужа Жозефины перенести внимание на своих приемных детей. Наполеон возвел Евгения в сан вице-короля Италии, «желая оказать принцу Евгению, нашему пасынку и канцлеру нашей Французской империи, убедительное доказательство доверия, кое мы питаем к его преданности нашей особе».

Император любит беспредельно послушного ему пасынка. Эта покорность, эта покладистость восхищают Наполеона, который называет Евгения своим «рыцарем без страха и упрека»[41]. Он, конечно, будет превосходным вице-королем, которого можно отозвать как префекта. К тому же Евгений — советчик и опора Жозефины: она всегда спрашивает его мнение. Да и сам Наполеон, когда у него бывает конфликт с женой, прибегает к Евгению как к третейскому судье. Сначала Жозефина радуется при мысли, что станет матерью почти что государя, но слезы брызжут у нее из глаз, как только она отдает себе отчет, что отныне ее дорогому Евгению придется жить в Милане, а значит, далеко от нее.

— Ты плачешь, Жозефина? — спрашивает император. — Какая нелепость! Неужели ты так горюешь из-за разлуки с сыном? Но если тебя так удручает отсутствие твоих детей, подумай, что же должен испытывать я? Твоя привязанность к ним особенно жестоко напоминает мне о моей бездетности.

Неловкость императора, без сомнения нарочитая, исторгает у новой императрицы еще более обильные слезы. Значит, «он» по-прежнему думает о разводе? Неужели прерванный коронацией кошмар возобновится?

* * *

10 июня императорская чета покидает Милан и проводит два дня в Брешии. Сколько любовных воспоминаний для Жозефины!.. 15-го, подъезжая к Пескьере, она оказывается в местах, где — тому уж девять лет! — она чуть не погибла под австрийскими ядрами. Ночуют супруги в Вероне и там же проводят весь день. Между Мантуей и Болоньей им для смены лошадей приходится остановиться в Карпи.

Знакомясь — благодаря муниципальному архиву — с тем, какая встреча была им устроена по случаю простой смены лошадей, легко представить себе размах подобных встреч в больших городах. Еще за несколько дней до приезда их величеств в Карпи проверили, «исправно ли звонят колокола», украсили окна тканями, как это делается во время крестных ходов, а на главной площади городка водрузили колоссальный портрет Наполеона. Весь путь следования был «усеян розами и полевыми цветами». Подумали также и о том, что, пока меняют лошадей, Жозефина с мужем могут захотеть отдохнуть, поэтому в ратуше устроили для них особую спальню.

Муниципалитет убивается из-за того, что, в отличие от Мантуи и Модены, ему не по силам соорудить триумфальные арки, но он все-таки распорядился намалевать мнимую арку под мрамор на крепостном донжоне, украсив ее пучками знамен и статуями. Почетный эскорт, хотя это всего лишь национальная гвардия, готовится к великому событию, муниципальные советники расцвечивают фраки лентами из зеленого и красного шелка с красной бахромой и принимаются ждать.

Неожиданная новость: «королева» Жозефина проедет через Карпи за день до мужа и, может быть, даже позавтракает, пока будут менять лошадей.

Городок безумеет.

К счастью, становится известно, что императорские повара поспевают на несколько часов раньше и все приготовят, но тем не менее заняться сервировкой стола все-таки надо. Граф Бернардино готов ссудить городу все необходимое. Разве не одолжились у него уже мебелью для спальни в ратуше и стульями для собора, «весьма чистыми и с мягкими сиденьями», на тот маловероятный случай, что Жозефина захочет там помолиться?

Утром 20-го поваров все еще нет. Выходит, «королева» не будет завтракать? Но как бы там ни было, а стол накрыт, и с восьми утра муниципалитет в каретах, предоставленных ему знатными и богатыми семьями городка, ждет у въезда в Карпи. Лишь через два часа появляется прибывший из Мантуи кортеж «ее императорского величества императрицы и королевы». В эту минуту начинается дождь. Тем не менее расфранченный муниципалитет приближается к запряженной восьмеркой карете Жозефины, и синьор Карло Габарди, председатель муниципального совета, размыкает уста:

— Ваше августейшее величество, мы, правители этой коммуны…

Жозефина жестом прерывает его. Ввиду дождя и ее опоздания она освобождает советников от всякого церемониала. Муниципалитет соглашается рассесться по каретам и сопровождать на Главную площадь императорский кортеж, катящийся по лужам, где плавают розы и полевые цветы. На площади, пользуясь тем, что экипажи остановились для смены лошадей, Габарди спешит вновь взяться за свое:

— Ваше августейшее величество, мы, правители этой коммуны…

Дождь хлещет все сильней, и Жозефина опять прерывает оратора:

— Господа, мне огорчительно видеть вас под дождем. Наденьте шляпы.

Разумеется, никто из «правителей» не покрывает голову: дождь усиливается, и Габарди стоически продолжает речь, то и дело прерываемую императрицей:

— Наденьте шляпы, господа.

Вскоре ливень превращается в потоп. «Королева» умоляет:

— Уходите, господа. Я вас прошу.

Что ж, надо повиноваться. К тому же лошадей кончают перепрягать, и оратор, с которого струится вода, еле успевает вручить императрице прошение, тоже промокшее, от городских монахинь-капуцинок. Последняя улыбка Жозефины, и кортеж под водопадами ливня направляется к Болонье, где «королеву» ждут новые речи.

Габарди остается для утешения лишь пойти взглянуть на бесполезный, хоть и прекрасно сервированный стол, приготовленный в ратуше. Быть может, он хоть завтра пригодится императору и королю? Нет… И в этот день незадачливый Габарди получает последний удар. Услышав слова: «Ваше августейшее величество, правители этой коммуны…» — Наполеон прерывает его:

— Какой еще коммуны?

В три часа пополудни Наполеон нагоняет Жозефину в Болонье. Встречают их восторженно. Весь город — сплошной букет цветов. Всюду оглушительные крики и возгласы «да здравствует», многие жители решают вечером 24-го провести всю ночь на площади, чтобы не пропустить на рассвете, в четыре утра, отъезд «короля с королевой» в Модену и Пьяченцу.

В Генуе, где Наполеон с Жозефиной проводят шесть ночей в постели Карла V в палаццо Дориа, — новые речи, иллюминации, рукоплескания, триумфы, да еще в такую погоду, когда, по мнению Наполеона, жара превосходит здесь египетскую. Однако есть и кое-что новое: во-первых, кловисы, моллюски, которые кажутся маленькому двору «восхитительным кушаньем», и, во-вторых, великолепный праздник на море в сказочно погожую ночь. Плоты превращены в плавучие цветочные острова. «Адмиральская галера», на которой поместились император с императрицей, выкрашена белым с золотом, и в движение ее приводят сто гребцов в сверкающих нарядах.

В Генуе Жозефина нанимает новую чтицу, прелестную Карлотту Гадзани, чье лицо отличается редкой красотой. В данный момент она заменяет м-ль Лакост при императрице, через два года заменит первую и в постели императора.

Ничегонеделанье обрывается в десять вечера б июля: Наполеон решает вернуться во Францию, решает так неожиданно, что Жозефине чуть не приходится возвращаться туда одной. Но на дворе не 17 96 год: на этот раз она умоляет «Бонапарта» взять ее с собой, и императорский караван пускается в путь на Фонтенбло. После генуэзского зноя императорская чета, обновляющая дорогу через Мон-Сени, построенную в рекордный срок, страдает на перевале от жестокого холода. Восхитительное маленькое озеро замерзло.

Летя во весь опор, так быстро, что службы не поспевают за императорским поездом и Жозефина обходится без ночной сорочки, а Наполеон без кофе, император с императрицей влетают в Фонтенбло, где ничто не готово. По счастью, привратником там состоит бывший повар генерала Бонапарта в Египте.

— Давай, старина, возьмись-ка за прежнее ремесло и приготовь нам поужинать, — бросает император.

Ужин состоит из бараньих котлет и яиц, которые и делит между собой венценосная чета, восхищенная возможностью выйти из рамок этикета: тот уже начинает их тяготить.

* * *

Сразу по возвращении Жозефина решает еще раз съездить на воды в Пломбьер. Вдруг газы Источника капуцинов окажут наконец действие? При проезде через Нанси 3 августа 1805 у подножия холма Бютеньемон ее ожидает неизбежная триумфальная арка. Императрица покинула Сен-Клу 1-го, переночевала в Шалоне, пересекла Бар-ле-Дюк, где ее встречал двойной почетный караул, промчалась через Линьи, Сент-Обен и Туль, где всеобщую иллюминацию испортил дождь. В три часа утра ее карета останавливается у триумфальной арки в Нанси, где Жозефине приходится выдержать приветственные речи. Играет музыка, исполняя, разумеется, «Где может быть лучше, чем в лоне семьи», похоже, становящуюся чем-то вроде национального гимна, и кортеж движется между двумя рядами «шутих» по направлению гостиницы «Мир», где уже выстроен почетный эскорт. Жозефине до смерти хочется спать, и она отказывается следовать до площади Наполеона, где возведена пирамида, вершина которой увенчана зеленым шаром с восседающим на нем орлом. Императрица добирается до постели, а в восемь двадцать утра, отклонив просьбу о приеме городских корпораций, гражданских, военных и духовных властей, садится в экипаж. Ради этой ее остановки на пять часов двадцать минут истрачено на декорации, украшения, триумфальные арки, шутихи, музыку и «особые услуги» 3 397 франков 1 4 сантимов за счет нансийских налогоплательщиков.