Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

про праздник. Вернусь — спрошу, — наказал Сомов, покидая салон автомобиля.

В просторном фойе суда оказалось непривычно безлюдно и тихо. На стук входной двери из-за угла выглянул пристав, сощурил глаза, разглядывая припозднившегося посетителя. Чуть не отчеканил сурово: «Мужчина, суд закрыт, короткий день». Кругляш лица вовремя расплылся в улыбке. К срезу лихо заломленного берета вспорхнула мясистая ладонь.

— Здравия желаю, товарищ полковник! С наступающим!

— И тебя также, Вениамин, — Сомов на ходу пожал руку бывшему подчинённому.

Тот проводил его бдительным взором до входа в приёмную председателя суда. Там активно наводила порядок на столе секретарь — пухлая, уютная, домашняя.

— Добрый день, Дашенька! Всё хорошеешь?

— Куда там? Толстею, — в ответе сожаление мешалось с лёгким кокетством. — Хочу вот с завтрашнего дня на диету садиться.

— Не вздумай. Женщина в соку радует глаз!

На голоса и смешки выглянула из кабинета председатель суда.

— Отбиваешь у меня кавалера, Даша?

— А чего теряться? — секретарь, примерная жена и мать, шутила на грани.

Она работала с Молодцовой давно, вне процесса ей позволялись определённые вольности.

— Проходи, тёзка. Приветствую, — судья отступила вглубь кабинета.

— Здравствуй, здравствуй, Евгения Марковна, — тесный тамбур между дверями полковник преодолел бочком.

Молодцова протягивала ему руку. Сомов осторожно пожал её, встряхнул аккуратно, потом с улыбкой приложился губами. Даже изобразил щелчок каблуками.

— Эх, шпор нема у гусара! — пожалел.

— Чай, кофе или чего покрепче? — Молодцова встречала радушно.

— Пожалуй, чайку.

— Даша, один чёрный чай с лимоном и один чёрный кофе!

— Извиняюсь за опоздание, — сняв фуражку, начальник милиции искал место, куда её пристроить.

— Я сама только освободилась, — успокоила Молодцова. — Да хоть сюда положи, — следующая фраза относилась к головному убору.

В кабинете председателя суда после недавнего ремонта появилась зона отдыха — два объёмных кожаных кресла, круглый столик с гнутыми ножками.

Полковник, озоруя, попружинил на скрипучем сиденье.

— Красота! — одобрил комфорт.

Секретарь накрыла проворно. Комплекция не затрудняла её движений. Кроме густо паривших красивых чашек с чаем и кофе появились вазочка с конфетами и рассыпчатым печеньем «курабье», орешки, шоколад.

Молодцова выставила из шкафа армянский коньяк. Щедро плеснула себе в кофе. Наполнила хрустальную рюмку, предназначавшуюся гостю.

— Одна не пью.

Пригубили и начали обмен новостями. Со дня последней встречи их накопилось изрядно. Культивируя тезис «на первом месте семья», начали с неё.

— Как внучок?

— Максимка ночью задал нам жару! Втроём укачивали! — голос полковника звучал горделиво.

— О, Максим! Макс! Популярное сейчас имечко.

— Целиком Ксюхино решение. Нас с матерью она слушать не захотела. Мы предлагали на выбор в честь прадедов. Участников Великой Отечественной. Николаем или Сергеем!

— Какие вы ретрограды, однако. Это прошлый век. Сейчас так не называют, — держа чашечку в руках, судья между фразами делала маленькие глотки.

— А тебя Машутка не планирует бабушкой сделать?

— Ой, я не против. Только там одна наука на уме. Она ведь у меня в аспирантуру поступила. Я говорила тебе?

— Говорила. Ну, какие её годы! Да и твои тоже! Выглядишь на пять с плюсом, Евгения Марковна!

— Благодарю за комплимент, я стараюсь.

У дамы имелся стимул поддерживать форму. Прокуковав после развода семь лет в одиночестве (одна водевильная связь не в счёт), Молодцова наконец встретила достойного человека. Был он помоложе, работал проректором в политехе, писал докторскую, выпивал в меру. Разумеется, тоже происходил из разведённых, стоящие мужики в холостяках не засиживаются.

Они проживали в гражданском браке, отношения сложились нежно-уважительные. Изменение семейного статуса заметно отразилось на повадках Евгении Марковны. На смену комиссарской непримиримости пришёл разумный компромисс. Она бросила курить, много времени уделяла внешности и даже записалась на фитнес.

Эликсир молодости пока не изобретен, смотрелась Молодцова на возраст, указанный в паспорте, но упаковку имела привлекательную. Даже бородавочка на подбородке, что с юности портила ей настроение, благодаря заботам косметологов уменьшилась в размерах.

Евгения Марковна обладала типажом кустодиевской женщины. Щедрость пышной груди смело подчеркивалась яркой бижутерией. Сейчас это были крупные красные бусы. Плетёный кожаный поясок, обозначавший талию, прятался меж округлостей и налитых складок изобильного тела, одетого в яркое платье цвета ультрамарин. Плавный разбег бёдер поражал воображение любого натурала.

— Как у Вадима Львовича здоровье? — возвращая чашку на блюдце, поинтересовалась Молодцова.

— Идёт на поправку Львович! Назло врагам, на радость нам! Эскулапы разрешили садиться. Тьфу-тьфу-тьфу, после выходных вставать позволят. Вчера я у него был.

— Он в кардиологии лежит?

— Да-а, на пятом этаже. В люксе.

— Хочу его проведать.

— Проведай, Жень, он рад будет. Только не носи ничего. У него там склад целый. Овощи-фрукты! Соки-воды!

— Чего ради загубили хорошего мужика?! — возмущение судьи выглядело искренним.

Разговор естественным образом свернул на центральную тему. Ту, ради которой Сомов попросил аудиенции с глазу на глаз. Молодцова поднялась, величественно продефилировала к рабочему столу.

— Та-к, — на обратном пути вынимала из прозрачного файли-ка бумаги. — Давай по порядку. На, забирай прокурорский отлуп… Действительно, отписка. Ни одного аргумента…

Приняв защиту, расторопный Щеглов молниеносно накатал и лично увёз в прокуратуру области жалобу на постановление о возбуждении уголовного дела. Отказной пришёл за подписью начальника отдела по надзору за следствием, дознанием и ОРД старшего советника юстиции Г.С. Ворониной. Искать справедливости в ведомстве, открывшем сезон охоты на ментов, изначально было наивным. Но адвокат заявил (и Сомов согласился с ним): «Надо обжаловать, чтоб потом не сказали: молчание — знак согласия».

— Что касается твоей сто двадцать пятой[301]…

Новый УПК разрешал оспаривать решения предварительного следствия в суде. Позавчера Сомов позвонил Молодцовой, попросил прочесть жалобу, составленную Щегловым, оценить её перспективу.

— По форме претензий нет. Требования понятны. Но вот доводы нуждаются в уточнении. Запиши, пожалуйста.

— Секунду, вооружусь, — полковник распахнул ежедневник, заложенный авторучкой.

— Я тут почеркала в первом экземпляре, исправила. Но лучше будет, если ты сам запишешь.

— Понимаю, страховка.

— Евгений Николаевич, тебе я доверяю, как себе. Но вот Рудольф Руфович, согласись, большой оригинал. Не хочу, чтоб он видел жалобу с правками судьи. Могут пойти нежелательные разговоры…

— Диктуй, — полковник жирно вывел на листе цифру «один».

— Пиши. «Следствием не представлены данные о совершении преступления конкретно Сомовым Е.Н.» Записал? Вот на что надо делать упор! А не на отсутствие признаков преступления. Это как раз спорный момент…

Молодцова дала ещё ряд рекомендаций. Начмил протоколировал старательно, как школяр. Ставя точку, поинтересовался:

— Кто будет рассматривать жалобу?

— Приму к своему производству. Кому такое доверишь? — Евгения Марковна изорвала черновик в мелкие клочки.

— Спасибо. Не забуду.

В отличие от многих других членов судейского сообщества Молодцова не считала себя небожительницей. Администрирование предполагает тесный контакт со смежными структурами. Мозговики нуждаются в поддержке силовиков.

К примеру, будет конвой работать шаляй-валяй, сорвутся судебные заседания. Это