Теософические архивы (сборник) - Елена Блаватская

Конечно, скептически настроенные люди сочтут, что все это является результатом слепого случая и «совпадения». Мы не стали бы более настаивать на противоположном, если бы такое мнение исходило от бескомпромиссных атеистов и материалистов, которые, отрицая все вышеизложенное и лишь логически цепляясь за собственное неверие, имеют столько же прав на свое мнение, как и мы сами. Но мы не можем пообещать такой же терпимости, когда нас атакуют ортодоксальные последователи религии. Ибо этот класс людей, относящихся с пренебрежением и презрением к спекулятивной метафизике и даже астрологии – системе, которая построена на точных математических вычислениях и имеющей такое же непосредственное отношение к точной науке, как биология и физиология, – в то же самое время, будет твердо стоять на том, что заболевания картофеля, холера, железнодорожные аварии, землетрясения и все подобное имеют божественное происхождение и, проистекая непосредственно от Бога, играют не последнюю роль в человеческой жизни и соотносятся с нею в ее высших аспектах. Именно этому последнему классу теистов мы и говорим: докажите нам существование личного Бога либо вовне, либо внутри физической природы, продемонстрируйте его нам как внешнюю действующую силу, Правителя Вселенной; покажите, как он связан с человеческими поступками и судьбой, и как он оказывает на них воздействие, по крайней мере, столь же сильное и доступное для разума, как влияние солнечных пятен на судьбу растений, и тогда – смейтесь над нами. А пока, и до тех пор, пока никто не предоставит такого доказательства, вместе с Тиндалем – «склоним наши головы и признаем наше невежество, священники и философы, каждый из нас и все мы».

Знание приходит в видениях

Перевод – К. Леонов

Знание приходит в видениях, сначала в снах, а затем в картинах, которые предстоят перед внутренним взором в ходе медитаций. Таким образом мне была преподана вся система эволюции, законы бытия и все остальное, что я знаю, – тайны жизни и смерти, деяния кармы. Ни слова обо всем этом не было сказано мне обычным путем, кроме, быть может, подтверждения того, что было таким образом дано мне, – меня ничему не учили на письме. И знание, обретенное так, столь ясно, столь убедительно, столь неизгладимо по тем впечатлениям, которые оно оказало на разум, что все другие источники информации, все другие методы обучения, с которыми мы знакомы, кажутся совершенно незначительными по сравнению с ним. Одна из причин, по которой я колеблюсь при немедленном ответе на некоторые вопросы, задаваемые мне, – это трудность выражения достаточно правильным языком того, что дается мне в виде картин и постигается мной при помощи чистого Разума, как назвал бы это Кант.

Их метод – это синтетический метод обучения: сперва даются самые общие очертания, затем некое интуитивное видение метода работы, после того перед взором появляются главные принципы и понятия, и в конце концов начинается раскрытие небольших деталей.

Идолопоклонство

Перевод – К. Леонов

Внешнее обличие идолопоклонства – это только завеса, скрывающая единую Истину подобно вуали Вещей Богини. Только истина эта, доступная немногим, ускользает от большинства. Набожному профану за завесой грезится прекрасное место, густо заселенное богословами, гномами и великанами, добрыми и злыми правителями, каждый из которых не лучше, чем пародия на человека. Да, в целом, для подавляющего большинства, признающего существование только того, что может вместить их собственный разум, пространство за завесой действительно непостижимо, и лишь одаренные «третьим глазом» (глазом Шивы), позволяющим ясно видеть в киммерийской тьме и хаосе луч света, в интенсивном сиянии которого все формы, рожденные человеческим пониманием, исчезают, оставляя все-знающее божественное Присутствие, – ощущают невидимое и чувствуют невыразимое.

Прекрасная аллегория, взятая из старого санскритского манускрипта, замечательно иллюстрирует эту мысль:

К завершению Пралайи (промежуточный период между двумя «творениями», или эволюциями, нашей феноменальной вселенной), великий Некто, Единый, остающийся неизменным в бесконечности и вечности, отбросил свою тень, которая преломилась в беспредельном пространстве и, эволюционируя из собственного отражения, ощутила желание самостоятельно сотворить познаваемые создания. Тень принимает очертание Махараджи (великого Царя). Изобретая способы для изучения собственного существования, Махараджа построил из достоинств, присущих ему, дворец, в котором сокрыл себя, в надежде, что люди воспримут внешний облик его жилища. Но когда они искали место, где стоял дворец, одно крыло которого протянулось в правую, другое – в левую бесконечность, ничтожные люди не увидели ничего; дворец был ошибочно воспринят ими как пустое пространство, настолько огромное, что их глаза не смогли охватить его. Тогда Махаражда прибег к другой уловке. Из сострадания к низменным существам, он решил обратиться к ним не как единое целое, а по частям. Разрушив дворец, построенный из проявленных достоинств, кирпичик за кирпичиком, он начал сбрасывать их один за другим вниз на землю. Каждый кирпичик превратился в идола, красные становились богами, серые – богинями; в них проникли деваты и девати – носители и атрибуты Тьмы – и оживили их.

Эта аллегория показывает политеизм в истинном свете, опирающимся, как и все остальное, на Единую Сущность. В действительности, между До-мажором и До-минором нет различия. И первое, творящее, и последнее, разрушающее или преломляющее, являются лучами одного и того же Светила. Кто такие Брахма, Вишну и Шива, как не тройной Луч, эманирующий непосредственно из Света Вселенной? Трое Богов с Богинями являются тремя двойственными подобиями Пуруши (Духа), и Пракрити (материи); шестерка, синтезированная Сваямбхувой, самопорожденным, самосущим Божеством. Они лишь символы, олицетворяющие Незримое Присутствие в каждом феномене природы.

Инверсия мысленного зрения

Перевод – К. Леонов

Мистером Ф. У. Г. Мейерсом и его коллегами из Лондонского Общества психических исследований были недавно проведены некоторые любопытные эксперименты, и если они подтвердятся, то приведут к высшей степени интересным результатам. Опубликованные ими данные экспериментов широко комментировались в прессе. Мы не будем для начала вдаваться в подробности: для нашей цели достаточно установить – для удовлетворения любопытства наших читателей, незнакомых с экспериментами, – что в подавляющем большинстве случаев, слишком многочисленных, чтобы быть результатом простой случайности, было выявлено, что читающий мысли сенситив получает перевернутое ментальное изображение объекта, передаваемое ему для прочтения. Листок бумаги с изображением стрелки держали перед человеком с тщательно завязанными глазами, который должен был читать мысли; расположение этого листка постоянно менялось, и испытуемого просили мысленно представить себе стрелку при каждом ее повороте. При этом было обнаружено: если стрелка указывала направо, он видел ее указующей налево, и наоборот. Это склонило некоторых педантичных журналистов к предположению о том, что это был мираж, как на внутреннем, так и как на внешнем плане зрительного ощущения. Однако истинное объяснение этого феномена лежит глубже.

Хорошо известно, что видимый нами объект и его изображение на сетчатке глаза полностью не совпадают и являются обратными друг другу. Каким образом изображение объекта на сетчатке инвертируется при восприятии – это тайна, которую физическая наука, по-видимому, не способна постичь. Западная метафизика вряд ли находится в лучшем положении; существует столько же теорий, сколько и ученых-метафизиков. Рид, Гамильтон и другие представители этой школы лишь барахтаются в болоте спекуляций. Единственный философ, достигший некоего проблеска истины, – это идеалист Беркли, который, к крайнему огорчению всех изучающих истинную философию, не мог выйти за пределы христианской теологии, несмотря на всю свою замечательную интуицию.

«Ребенок», – говорит Беркли, – «в действительности видит предмет перевернутым, с нашей точки зрения; чтобы потрогать свою голову, он вытягивает руки в том же направлении, как это делаем мы, чтобы достичь наших ступней. Повторные неудачи в этом направлении создают его опыт и приводят к исправлению представлений, порожденных одним органом, опираясь на другие органы чувств; таким же образом развиваются ощущения расстояния и устойчивости».

Это учение в совокупе с опытами Общества психических исследований приводит к замечательным результатам. Если прошедший обучение адепт представляет собой личность, развившую все свои внутренние способности, полностью владеющую на психическом плане своими чувствами, то человек, который случайно, то есть без оккультного обучения, усиливает свое внутреннее зрение, находится в положении беспомощного ребенка, в котором состязаются друг с другом капризы лишь одного внутреннего чувства. Это позволяет видеть в ярком свете не заслуживающую доверия фигуру обычного, необученного ясновидца. Так было в случае с сенситивами, с которыми проводили опыты м-р Мейерс и его коллеги. Однако существуют и такие примеры, когда коррекция одного чувства другим происходит непроизвольно и дает верные результаты. Когда сенситив читает мысли в уме человека, такая коррекция не требуется, потому что воля думающего испускает мысли как бы непосредственно направленные в ум сенситива. Кроме того, инверсия, о которой идет речь, обнаруживается лишь в случае таких образов, которые не могут быть затронуты обычным чувственным опытом сенситива. Взять на пример изображение собаки; когда сенситив воспринимает его как существующее в уме некоего человека или на листке бумаги, оно может быть, по-видимому, искаженным для внутреннего восприятия сенситива, но его физический опыт всегда исправит это. Но такая инверсия, очевидно, должна иметь место, когда предметом исследования является направление, в которое обращена морда собаки. Трудность может появиться по отношению к именам или словам людей, мысли которых сенситив читает. Но в таких случаях следует принять во внимание деятельность воли мыслящего человека, которая вталкивает мысль в ум сенситива, и таким образом не вызывает необходимости в процессе инверсии. Отсюда абсолютно ясно, что лучший путь изучения таких феноменов – это тот, при котором задействован только один набор волевых сил, принадлежащих сенситиву. Это происходит всегда в том случае, когда объект, который сенситив должен прочесть, не зависит от воли какого-либо другого человека, как в том случае, когда он изображен на бумаге или как-нибудь иначе в том же роде.