Пустошь, что зовется миром - Аркади Мартин

проснулся, мир за окном утопал в синеве и пурпуре заходящего солнца.

Именно тогда появилась император собственной персоной и села рядом с ним на подоконник, протянула ему чашку чая, прозрачно-зеленого и немного вязкого. Он подумал, что, может быть, она сама и приготовила этот чай для него – если так, то более абсурдного занятия для Ее Великолепия сложно представить. Он отпил немного. Его руки все еще работали, как и горло, и он ощущал вкус чая только своими вкусовыми рецепторами, которые безусловно и определенно принадлежали ему. Значит, чай пошел на пользу, точно.

– Я ни о чем не жалею, – сказал он. Сказал это потому, что и в самом деле не жалел, а еще потому, что, если император собиралась наказать его, Восемь Антидот хотел, чтобы наказание было заслуженным.

Девятнадцать Тесло долго смотрела на него, так долго, что он захотел покраснеть, сморщиться, исчезнуть, но ничего из этого не сделал. Потом она кивнула, словно пришла к какому-то удовлетворительному выводу, и сказала:

– Хорошо.

Восемь Антидот удивленно моргнул.

– Хорошо?

– Хорошо. Ты уверен, что поступил правильно. У тебя были свои основания сделать это, ты составил план и осуществил его. При этом ты никому не навредил, разве что напугал до полусмерти того пилота с «Осколка», она решила, что из-за ее действий наследник трона или убит, или повредился головой. Но с ней все будет в порядке. Так что хорошо. Что я тебе говорила о преемниках?

– Что вы бы предпочли… надоедливого преемника скучному.

Девятнадцать Тесло с улыбкой на лице казалась более опасной, чем без улыбки.

– Ты, безусловно, надоедливый и нахальный преемник, маленький шпион. И уж точно ничуть не скучный.

– То, что я сделал, оно сработало? – спросил он, почувствовав, что не может не задать этот вопрос.

Император выставила перед собой руку, покрутила ею в воздухе, будто говоря «может, да, а может, и нет».

– А какой результат ты хотел? – спросила она.

Восемь Антидот задумался о том, что быть шпионом – это по возможности максимально скрывать свои желания, даже если тебя напрямую о них спрашивают. Всегда выбирать, что именно отвечать, если задают вопросы. Он мог и дальше вести себя, следуя этому правилу, вероятно, так и следовало поступить. Он станет императором, если от империи к тому времени что-то останется, а значит, он не может говорить людям о том, чего он добивался своими действиями – это будет использовано против него.

Но Девятнадцать Тесло рассказывала ему о предке-императоре и машинах со станции Лсел, о том, кем он мог бы стать. Она рассказала об этом, а он использовал полученное от нее знание против нее же самой, и тем не менее они сейчас сидели здесь и беседовали.

– Я хотел, чтобы Тейкскалаан стал таким, как вы мне рассказывали, – сказал он. – Восемьдесят раз по восемьдесят лет мира, и чтобы никто для доказательства своей правоты не мог решать, что та или иная планета подлежит уничтожению. Я хотел остановить приказ Три Азимут, а вместо него послать мой, но при этом я все равно хочу, чтобы мы победили в этой войне.

– Война заканчивается прямо сейчас, в этот момент, а планетарная система остается целой и невредимой, – сказала Девятнадцать Тесло. – Подозреваю, ты внес в это немалый вклад. Что ты делал в том «Осколке»?

«Война заканчивается прямо сейчас», – сказала она, но не объяснила, как и почему. Восемь Антидот почувствовал, что его трясет так сильно, что чай выплескивается на пальцы. Император взяла у него чашку и стала держать для него.

– Это называется осколочный трюк, – начал он. – Они все могут такое делать, не только я.

– Пилот Четыре Крокус подробно это объяснила, – сказала Девятнадцать Тесло. Голос ее прозвучал недовольно. Такие штуки обычно мало кого радуют, догадался Восемь Антидот. Такие технологии – вроде Солнечных, только еще сильнее. Он не собирался говорить ей, что осколочный трюк все еще продолжается у него в голове. Не собирался, потому что не знал, что она сделает, с ним и вообще.

– Одиннадцать Лавр не хотел, чтобы вы знали, – сказал он ей, не вдаваясь в подробности.

– Так, – сказала Девятнадцать Тесло, словно получив то, что ей требовалось. Последняя часть пазла, вставшая на свое место. – Это полезная информация, Восемь Антидот. Спасибо тебе за нее. Я не была уверена, кто из них несет ответственность: министр или заместитель.

– Вы собираетесь… – Он даже не знал, как сформулировать вопрос.

– Нет, – император отрицательно покачала головой. – В министерстве войны он у меня под присмотром, а кто знает, что он стал бы делать без присмотра во Флоте.

– А я?

– Собираюсь ли я как-то наказать тебя?

Он кивнул.

– Знаешь, я бы хотела, чтобы ты мне доверял, – вздохнула она. – Но в таком случае ты бы перестал быть самим собой. Нет, Восемь Антидот, я не собираюсь тебя наказывать. Я просто буду ждать, когда ты вырастешь и примешь из моих рук эту работу.

Только потом, вернувшись к себе и забравшись в кровать, в наступившей тишине он вспомнил, что Девятнадцать Тесло сказала ему о капитане Флота Девять Гибискус, почему сделала ее яотлеком после того, что та учинила на Каураане. «Не потому что я считала ее слишком опасной, чтобы оставлять в живых. Я как раз считала ее достаточно опасной, чтобы выжить».

А когда он вспомнил эти слова, сна не осталось ни в одном глазу.

* * *

Все зеленело на гидропонной палубе «Грузика для колеса». В воздухе стоял роскошный аромат, такой густой, что Махит едва могла дышать. Тут повсюду росли цветы – лотосы, лилии, – на рисовом поле и овощном огороде, вперемешку, словно цветы были не менее важны, чем калории. Может быть, Двадцать Цикада так это и понимал. Это место было его королевством – так ей сказала Три Саргасс, поведав о разговоре, который состоялся между ними здесь. Когда она пребывала в убеждении, что Двадцать Цикада никогда не позволит существовать столь бессмысленно и бесчувственно разрушительным инородцам, какими они тогда казались.

Теперь они стояли вдвоем, опершись на декоративную ограду. Махит спрашивала себя, кто и где стоял на ее сегодняшнем месте в тот день: Двадцать Цикада или Три Саргасс? Чей рассказ опять ходит тут по кругу?

<Закольцованный сюжет>, – сказал Искандр, а она ответила: «Предопределенность». Гипотеза и реакция на нее.

Без предупреждения или преамбулы, только потратив время на то, чтобы распрямить плечи и поднять подбородок, словно Махит была проблемой, которая требовала от нее столько безрассудной решимости, сколько требовали все переговоры, которые она вела на мостике, вместе взятые, Три Саргасс спросила у нее:

– Ты хочешь вернуться вместе со мной?

Хорошо еще, что она не сказала «Ты хочешь вернуться домой вместе со мной?»

– Нет, – ответила Махит. Она не могла смотреть на Три Саргасс, говоря это. – Нет, но… куда «вернуться»?

– На Жемчужину Мира, – сказала Три Саргасс с интонацией: куда еще? Никакого другого настоящего места для тейкскалаанца не существовало. – Я серьезно. У меня квартира. Там, конечно, придется помыть посуду, но я с этим справлюсь. А еще, возможно, придется поговорить с самой императором. Но если тебя не устраивает Город, то я бы могла… Наверное, можно найти какую-нибудь систему, которой требуется сверхквалифицированная асекрета и где есть хоть сколько-то приличный поэтический салон. Я могла бы перевестись туда. Вот