Забытые пьесы 1920-1930-х годов - Татьяна Майская

СУСАННА БОРИСОВНА. Я и делала, несчастная… решительно все. Даже себя отдала. Но это когда вы были вами, а не когда вы — совсем не вы.

МУЖИЧКОВ. Как не я?

СУСАННА БОРИСОВНА. Конечно, я сходилась с вами, с ответственным, заведующим, а домача вас — я не знаю, да. И не смейте мне говорить «ты»!

МУЖИЧКОВ. A-а, значит, на самом деле вы жили не со мной, а с положением, с должностью?! Вот, значит, когда вы настоящая. А раньше так — фигли-мигли… Обманывали, и кого? Меня, даже меня!.. А я и не заметил, как на мне уж галстучек… невинненький вот галстучек… Только галстучек за воротничок, воротничок за пиджачок… кошка за Жучку, Жучка за внучку, и потянули к гибели… Эх, старый!.. Споткнулся, сдал, сукин сын! Да за это меня, вон, под арест, туда… (Хватаясь за телефон.) Эй, Поликарпыч!.. Посади меня… (Бросая трубку.) Хотя что сажать? По черепу меня надо, в рыло, в самую сопатку… У-у, балда старая, кляча безногая, в лошачьем восторге!.. Вот тебе и наново жизнь увидели, и любовь-эликсир. Ты с любовью, а тебе манекен, дерево… А я так старый (сквозь слезы) корявый пень думал… что вот она в моих руках… особенная, как райская птица… а оказалась в руках у меня не райская птица, а щепка… (Тихо текут у него слезы.)

СУСАННА БОРИСОВНА. Да, конечно, я была груба, погорячилась… все-таки я думаю, мы будем друзьями… Скажите, вы не знаете, кто будет вместо вас?

МУЖИЧКОВ. Вот именно, вместо меня — теперь буду я. И прошу, раз уж на то пошло, матери его черт, оставьте меня в покое. (Начинает заниматься.)

СУСАННА БОРИСОВНА (поражена). Как? Ничего не понимаю. Значит, вы меня разыграли? Очень хорошо… (Начинает смеяться.) А знаешь, я тебя тоже разыграла…

МУЖИЧКОВ. А консул, кредиты? И вообще… Конец этому раз и навсегда. Пожалуйста, дайте мне заниматься… у меня план.

СУСАННА БОРИСОВНА. Это невозможно! Как же я буду? У меня уж и здесь морщинка. А жить, может быть, придется еще хуже. Лучше, знаешь, ты — такой добрый, исключительный, изумительный — я согласна, честное слово… даже, как это… домачихой или избачихой быть… Вот, смотри.

Снимает красное кашне и повязывает им голову.

Здорово, а?

Красуясь, показывается и смеется с хохотком.

МУЖИЧКОВ (вскакивая и бросая бумаги). Нет, уж тут и план…

Бежит от стола.

…будь ты неладна!..

Кидается к двери и скрывается.

СУСАННА БОРИСОВНА (вслед Мужичкову, сокрушенно). Вот и покори такого Олоферна…

Занавес.

Александр Завалишин

«Партбилет»

«Невзирая на лица…»

ПЬЕСА В ПЯТИ ДЕЙСТВИЯХ

Действующие лица:

СОРОКИН НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ, председатель треста, 57 лет.

ТАНЯ, вторая жена его, 22 лет.

ШАЙКИН, сосед Сорокина по квартире, инвалид, беспартийный.

ШУРКА НИТОЧКИН, член партии, 27 лет.

ВОРОНИН, временный заместитель Сорокина.

КРЫМОВ, директор фабрики, из рабочих.

КРЫМОВА, его жена, партийная, из работниц.

ГАРСКИЙ, коммерческий директор.

АВДОТЬЯ ИВАНОВНА, бывшая жена Сорокина, 50 лет.

ГЛУХАРЬ, председатель Районной контрольной комиссии ВКП(б).

ЛАРЕЧКИН, рабочий, секретарь фабричного партколлектива.

ЛИЧНЫЙ СЕКРЕТАРЬ СОРОКИНА, интеллигентный молодой человек.

КУРЬЕР советского учреждения.

МАНИКЮРША.

<ПОРТНИХА.

КАССИР.>

РЕПОРТЕР.

СТОРОЖ РАЙОННОЙ КОНТРОЛЬНОЙ КОМИССИИ ВКП(б).

1-й РАБОЧИЙ.

2-й РАБОЧИЙ.

КОМСОМОЛКА.

ЛЕТЧИК.

БОРТМЕХАНИК.

1-й ПАССАЖИР, толстый.

2-й ПАССАЖИР, тонкий.

3-й ПАССАЖИР, дипкурьер.

ПОЭТ.

<ДЕЛЕГАТ от собрания беспартийных рабочих.>

МУЗЫКАНТЫ, РАБОЧИЕ, РАБОТНИЦЫ.

Действие первое

Квартира Сорокина.

ШУРКА, ТАНЯ и МАНИКЮРША, которая занимается ногтями Тани.

ШУРКА (Тане). Значит, послезавтра в шесть уезжаете?

ТАНЯ. Не уезжаем, Шура, а улетаем на аэроплане.

ШУРКА. Прямо до Берлина?

ТАНЯ. Да…

ШУРКА (вздыхает). Здорово.

ТАНЯ. Почему — здорово?

ШУРКА. Так…

ТАНЯ. То есть как — так?

ШУРКА. Очень просто.

ТАНЯ. О чем я так страстно мечтала, наконец сбывается…

МАНИКЮРША. Да, по теперешним временам трудно мечтать о загранице…

ШУРКА. А я, например, не мечтал и не мечтаю… Буржуазное окружение…

МАНИКЮРША многозначительно смотрит на ШУРКУ и переглядывается с ТАНЕЙ.

ТАНЯ. Не видевши Европы, трудно быть объективным в суждениях, Шура…

ШУРКА. Капитализм не обязательно видеть, нужно только знать его.

ТАНЯ. А я, представь, еду с наслаждением. Я волнуюсь и дрожу от одной мысли…

ШУРКА. Кого тянет — другое дело…

ТАНЯ. Я глубоко интересуюсь Западом. Мне хочется своими глазами увидеть другой мир… Я всегда не успокаиваюсь до тех пор, пока сама не испробую глазами, руками, чувством…

ШУРКА. Будто наш Кавказ, Крым, Кисловодск и разные Ессентуки хуже капиталистических курортов…

ТАНЯ. Ха-ха-ха! Мой дедушка был таким же патриотом, как ты. Мама мне рассказывала: как начнут собираться в Ниццу — дедушка бузить… Но ведь он был старым генералом, а ты, Шурка, интернационалист!

ШУРКА. Та-ак!..

МАНИКЮРША заканчивает работу над ногтями ТАНИ, молча получает деньги, складывает инструменты в шкатулку.

МАНИКЮРША. Счастливого вам пути!

ТАНЯ. Благодарю вас.

МАНИКЮРША уходит. ТАНЯ любуется ногтями.

Вы сегодня странный, Шура: загадочно «такаете»…

ШУРКА. «Затакаешь», когда… выходит не по-твоему…

ТАНЯ (резко). Бросьте глупости! Я вовсе не желаю быть вашей любовницей…

ШУРКА. Но он же вам противен!

ТАНЯ. Я прошу личности Сорокина не касаться. Вам он — старший партийный товарищ, а мне — муж… Я пошутила, а вы вообразили… Я улетаю с мужем заграницу и прошу забыть о наших шалостях.

ШУРКА (хочет что-то сказать, но, махнув рукой, смотрит на часы, сверяет с ручными). Ну, я рванусь в райком…

ТАНЯ (примирительно). Какой вы эгоист, Шура!.. Николай Алексеевич берет меня заграницу… А я…

ШУРКА. Но ведь я люблю вас, черт возьми, и жду полгода…

ТАНЯ. Мне какое дело до вашей любви? Когда я была машинисткой, никто не обращал внимания на меня. [Теперь я езжу в мужнином салон-вагоне, и вы липнете ко мне, как мухи…]

ШУРКА (гневно). Но вы к Сорокину пошли не по любви, а из расчета!.. Вы можете любить только спецов!{280}

ТАНЯ (грозно). А вам какое дело?! (Спохватывается, нежно.) Какой ты честный, но наивный коммунист, Шура… Да. Я Сорокина иногда не выношу… до безумия!.. Особенно в постели, по ночам, когда он на кровати по газетам ползает. И шуршит, шуршит, шуршит… Ах, боже мой, как он шуршит!..

ШУРКА (резко). Ну, до свиданья!

ТАНЯ. Шура!..

ШУРКА. Мне некогда.

ТАНЯ. Одну минуту…

ШУРКА. Я должен быть в пять в райкоме на совещании, в шесть — в эм-ка-ка{281}, в семь МОПР{282}, в восемь — шефбюро, в девять — редколлегия, в десять — безбожник{283}, в одиннадцать (достает памятную книжку, перелистывает)… внезапная проверка тут.

ТАНЯ. Верю, верю!.. Девять совещаний…

ШУРКА. Значит, я вернусь домой не раньше часу.

ТАНЯ (притворно нежно). Верю, милый!.. Прощай! Будь здоров! Когда вернусь… буду вся твоя!

Подходит к ШУРКЕ, порывисто обнимает его, тот опускает портфель на пол.

ШУРКА (удивленно). Таня!.. Милая!.. Любишь?

ТАНЯ (целует прерывисто). И в Берлине, и в Париже, и в Чехословакии я буду думать только о тебе! Ты не можешь себе представить, как мне хочется… взглянуть одним глазком… почувствовать…

Входит ШАЙКИН.

ШАЙКИН (тревожно). Кто из вас ходил в уборную, товарищи?

ТАНЯ и ШУРКА отскакивают друг от друга.