Сквозь испытания огнём - Дэвид Вебер

аудио, когда он вместе с медленно взрослеющими младенцами слушал звук человеческого сердцебиения, дыхания человеческих легких. Их мать не могла издавать эти звуки для них, но были часы, когда ее голос читал им, разговаривал с ними, пел колыбельные. Его глаза смягчились, когда он слушал ее, слышал приветствие и страстное желание, еще большее, потому что она никогда не позволяла себе признаться, как сильно она жаждала этого момента. Он попросил ее выйти за него замуж, зная, что это никогда не придет к ней, и это вообще не имело для него значения. И он не любил бы ее ни на йоту меньше, если бы это было не так. Он был бы доволен, и он знал это. Но теперь у них тоже был этот волшебный момент, и, несмотря на правду, которую он теперь знал, в его голове всплыл отрывок из Книги Бедар. — Двое будут как одно целое, и они будут зачинать и рожать детей вместе, но создание ребенка — это только начало. Создание жизни — их истинная задача, их торжественная радость и их величайший дар. Помните об этом всегда, вы оба, потому что воспитание этого ребенка в ваших руках. Будьте уверены, что вы не подведете своего подопечного.

Он чувствовал, что перед ними простирается эта задача, это путешествие. Знал, что он так же стремился начать это, как и боялся, что может оказаться неадекватным этому. Но она была сильной, такой сильной, женщина, которую он любил. Она никогда не колебалась ни перед каким заданием. Она не потерпит неудачу в этом деле, не позволит ему потерпеть неудачу. Он знал это каждой клеточкой своего существа. И все же теперь пришло время ему представить ей ее детей, и он понял, что в некотором смысле он был менее напуган, столкнувшись с морскими пехотинцами Кэйлеба Армака в горах Корисанды, чем сейчас.

Он посмотрел на Нимуэ, и она кивнула. Она выхватила скальпель из его пальцев и осторожно толкнула его руку.

— Продолжай, — сказала она. — Папы всегда балуют своих дочерей. Ты мог бы начать прямо сейчас. Потому что примерно через пять минут я начну баловать Дэффида Райсела.

— Договорились, — тихо сказал он и опустил руки в перчатках в густую теплую жидкость, баюкая это крошечное, бесконечно драгоценное тело.

Он осторожно, нежно поднял ее из единственного мира, который она когда-либо знала, и она зашевелилась, как сонный котенок, внутри блестящей оболочки мешка. Он повернулся к Нимуэ, и она с бесконечной осторожностью разрезала мембрану.

В родильной палате было тепло, но все же прохладнее, чем было у Лизбит Саманты в ее водянистом мире, и она недовольно скривилась, ее крошечное личико исказилось в свирепой гримасе. Нимуэ быстро вытерла ее, затем завернула в стерильное самонагревающееся одеяло. Его элегантная ткань сохраняла бы идеальное тепло тела для ребенка, и Нимуэ подняла ее, прижав к плечу, одной рукой массируя ей спину.

Лизбит Саманта родилась без родовых схваток, которые помогли бы очистить ее легкие при нормальных родах, но Сова следил за гормональным балансом плаценты, поощряя реабсорбцию из них околоплодных вод, чтобы очистить их к данному моменту. Действительно, это было то, до чего отсчитывал таймер. Эти легкие месяцами практиковали дыхательные движения, готовя их к этому моменту, но они никогда по-настоящему не дышали до этого момента, и теперь в течение нескольких секунд ничего не происходило, несмотря на стимулирующее движение. Но затем глаза Нимуэ поднялись на Корина, блестящие от слез, когда они оба услышали этот первый, неглубокий, бесценный вздох. Когда эти крошечные легкие вдохнули свой самый первый глоток кислорода.

Сначала ее дыхание было прерывистым. Очевидно, ей было трудно, но ее дыхание набрало силу, выровнялось в правильном ритме, и Нимуэ прижалась щекой к этой крошечной фигурке, укрытой одеялом, когда посмотрела в глаза Корина. Они подождали еще три минуты, пока пуповина не перестала пульсировать, затем развернули маленькую девочку достаточно далеко, чтобы зажать и перерезать пуповину. Затем Нимуэ снова подняла ее, тепло и нежно укутав, прежде чем повернуться к Корину.

— Познакомься с нашей дочерью, — прошептала она, и слезы потекли по его покрытому шрамами лицу, когда он сам взял хрупкую ношу и прижал ее к своей груди. Нимуэ обняла его — или обняла так близко, как только могла дотянуться, — и прижалась щекой к его плечу, когда они оба улыбнулись этим плотно закрытым глазам, этому розовому рту.

Так они простояли несколько секунд, а потом Нимуэ пошевелилась.

— Позволь мне положить ее в люльку, — сказала она. — Дамы могут прийти первыми, но мы также никогда не должны заставлять джентльмена ждать.

* * *

— Рискую показаться немного неоригинальным, — сказал Кэйлеб Армак по комму несколько часов спустя, — но, Боже, они прекрасны!

— Для миниатюрных лобстеров с косоглазыми глазами, конечно! — вставил Нарман и рассмеялся, когда Корин сделал грубый жест рукой в направлении его персонального компьютера. — На этой стадии они все косоглазые, миниатюрные омары, Корин! Даже мои собственные прекрасные дочери были такими. И, поверьте мне, — его голос смягчился, — они прекрасны.

— Не верю, что ты когда-либо упоминал эту конкретную метафору при Марии или Филейз, дорогой, — сказала Оливия Бейц из апартаментов вдовствующей княгини в Мэнчирском дворце. — Уверена, что, вероятно, это просто оплошность, учитывая, как они были бы рады это услышать.

— Правда есть правда, — ответил ее покойный муж. — Кроме того, к настоящему времени Мария сама во всем разобралась. И она также поняла, что это не мешает им быть красивыми.

— Ты прав, так и есть. — Нимуэ улыбнулась, опустившись к двойной колыбельке между креслами ее и Корина. — Не знаю, как вас всех отблагодарить. Особенно тебя, Ниниэн, за то, что подумала об этом — и ударила меня по голове достаточно большой палкой-подсказкой. И тебя, Илейн.