Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

снял её:

— Valie, я не могу.

И бархатным самодовольным голосом спросил:

— Я смог согреть тебя? — отлично зная ответ.

— Если бы я знала…

— То предпочитала бы это? — закончил он со смешком.

Подумала:

— Нет. Но необыкновенно понравилось, — и опустила глаза, думая, что я согрелась и расслабилась, но не насытилась и охотно продолжила бы, приняв его в себя. Пожалела, что сейчас нельзя.

— Ты очень горяча. После праздника я трахну тебя так, что ты забудешь весь этот холод, сомнения и страхи. Потерпи, valie, и не бойся, — взял за подбородок, заглядывая в глаза, и улыбнулся смущению.

Я подождала, пока он отряхнёт колени и вытрется вышитым воздушным платочком, вытащенным из узкого рукава.

Было неудобно выходить на улицу, и Трандуил никак не облегчил мне жизнь: я, хоть и была вся в восхитительных ощущениях, заметила, как он, уже сидя на олене, попрощавшись со мной, взглянул в глаза Глоренлину, рассеянно, напоказ промокая краешек губ платком. Взгляд у владыки при этом был далёкий от рассеянности, и улыбочка неприятная:

— Heru Глоренлин, вы забываете иногда про чётки, не так ли?

Была бы мужчиной — тоже хотела бы его убить.

* * *

Сколько я знала людей, многие бы тут же попытались выместить зло на бабе, и я, неприятно взбодрившись, подсознательно ждала какого-нибудь изысканного оскорбления. Эльфы умеют. На своей шкуре я не пробовала, но видела не раз. Но нет — я, кажется, и правда священная корова, и никакое недружелюбие в мою сторону невозможно для эльфа. Эру Глоренлин был мягок и вежлив, хоть и насмешлив по обыкновению. Мы тихонько продвигались к дворцу, и он спросил:

— Божественная, как ты хочешь провести время?

Немного растерявшись, подставилась:

— А как надо?

Он так посмотрел, что я почувствовала жар от крови, бросившейся в лицо. Опустил глаза, помолчал и выдал:

— Всё. Необходимости кончились. Я больше не буду тебя пугать. Оставшиеся дни нужно отдыхать. Расслабиться и получать от жизни радости и удовольствия. Я буду сопровождать тебя до последней ночи перед праздником. Потом мне нужно будет подготовиться, а тебе выспаться и быть спокойной. Я бы, конечно, предпочёл, чтобы удовольствия ты желала получать со мной наедине. Эти три дня проскочили бы росгобельским кроликом, и тебе было бы не до переживаний… может быть, всё-таки?

Ого, шаман настойчив. Покачала головой, чувствуя, что запылали и уши, на что Глоренлин не преминул заметить:

— Что ж, моё общество полезно для тебя хотя бы тем, что кровь разгоняет. Кстати, для нежелающей дамы ты слишком сильно смущаешься и сопротивляешься, божественная.

Подумалось, что он может быть прав, но это ничего не меняло. И да, оранжерейный этюд раздразнил меня. Кровь разгонялась будь здоров. Стараясь уйти от этих мыслей и ощущений, бездумно смотрела на бабочек над розами, но Глоренлин не унимался:

— Итак, чем мы займёмся в смысле удовольствий?

Пропустив мимо ушей подтекст, задумалась.

— Эру Глоренлин, вы говорили…

— «Ты», Блодьювидд. Ты богиня, а я всего лишь Великий шаман.

— Хорошо. Речь шла о том, что эру Ирдалирион подарил мне вещь, которой нет цены. Могу ли я подарить в ответ что-то, что покажет, что подарок, хоть и бесценный, оценен, и я благодарна? — мне было неудобно, что я так и не ответила ничем на письмо и подарки.

Глоренлин, сначала фыркнувший, что отдариться можно собой, но себя дарить я не горазда, это он хоть вот на своём опыте может сказать, потом всё-таки стал серьёзнее:

— Эру Ирдалирион любит орешки, причём настолько, что ему их с дипломатической почтой присылали, и он их только что на заседаниях королевского совета не грыз. У нас тут пинии не растут, но есть кедровая роща.

Не удержалась и перебила:

— Но как? Июль же, орехи не созрели?

И выяснилось, что для сбора орехов самое время. Бурундуки, прошлой осенью наделавшие запасов по норам на всю оставшуюся жизнь, к этому времени, за обилием другой пищи, про нычки забывают навсегда, и охота на орехи начинается как раз в июле. Он меня научит, и я собственноручно накопаю этих орехов. В бурундуковых нычках они всегда самые лучшие, и выдержка под землёй им на пользу идёт — посол как попробует, так на пинии больше и не посмотрит, и ему уже в Лотлориэн дипломатической почтой отсюда придётся кедровые орехи слать.

Мы сходили в табун за лошадками, доехали до рощи и оставшуюся часть дня сами, как бешеные бурундуки, копали эти норки в поисках орехов. Было весело, и даже периодическое бряканье чёток не слишком портило праздник жизни.

Я была удачлива и накопала немало, и Глоренлин мне накопанное пожертвовал. Боюсь, нонешний лориэнский посол не обрадовался, когда ему в дипломатическую почту добавился пудовый мешок с орехами. Но улыбался и не возражал — наверное потому, что богине можно всё. Меня слегка смущало недостаточное изящество подарка, но утешалась тем, что я ведь не эльф, а простая крестьянка, и подарунок мой от чистого сердца.

Усталые (ну, я точно устала), но довольные, как пионеры из учебника русского языка, мы шли на ужин, и я с высоты одного из переходов увидела внизу, у входа знакомую фигуру. Глаза ещё близоруко щурились, но сердце уже узнало аранена. Сбежав вниз, кинулась к нему на шею, вдыхая запах, шепча, что рада видеть, жалуясь, что мне было страшно, а будет ещё страшнее, и что Глоренлин хочет убить, а я не хочу, чтобы это случилось. Он только засмеялся:

— Меня тут по той же причине каждый первый убил бы. Если б мог.

И, улыбаясь, глядя в глаза, спросил:

— Ты подаришь мне стрелу?

53. Середина Лета

О чем ветер поет

В пустом сердце моем?

О том, что пламя и лед

Вместе в сердце моем.

© М. Фрай

Читала как-то ждановские «Апокрифы Петербурга», так в одном из эпизодов интеллигентная компания обсуждала кровавый навет на евреев, что они-де на Пейсах, еврейскую пасху, мацу на крови христианских младенцев замешивают. И решили для смеху спросить у матери хозяина дома, дуры музейной:

— Розалия Семеновна, употребляют ли кровь христианских младенцев при изготовлении мацы на Пасху?

— На Пейсах? — удивилась дама.

— На Пейсах, Розалия Семеновна.

— Пейсах, Пейсах! Когда ж он еще будет!..

Обнимая принца, прошептала на ухо:

— Стрела, стрела… когда ж она ещё будет! Можно, я прямо сейчас подарю тебе… свою бонбоньерку?

Тут же сама поразилась своей пошлости и почувствовала, как кровь приливает к лицу и дышать от смущения становится тяжело. Ждала удивления и тени насмешки в глубине синих глаз, но была ошарашена: вопрос подействовал, как спусковой