Откровение в Галисии - Долорес Редондо

называет внука? — Мануэль закрыл глаза и с мрачным видом кивнул. — Когда Фран начал так странно вести себя после смерти отца, мы все испугались, что мать мигом вышвырнет его из дома или что еще похуже. В имении нет никаких секретов, все сразу становится известно. Что касается меня, из моего рассказа вы уже поняли, что я терпелив, умею слушать и обладаю прекрасной памятью.

Мануэль распрощался с Альфредо у выхода из церкви, посмотрел, как садовник пошел по направлению к дому под своим черным зонтиком, вернулся внутрь и хорошенько запер дверь. Пока писатель шел к алтарю, звук его шагов по каменному полу гулко отдавался под сводами. Перед распятием горела красная лампадка. Мануэль включил фонарик в телефоне и принялся рассматривать убранство храма. Изображение на центральной части алтаря было посвящено святой Кларе Ассизской — возможно, имение раньше называлось как раз в ее честь Санта-Кларой. Справа и слева на подставках с четырьмя ножками возвышались старинные серебряные канделябры высотой чуть больше метра. Писатель слегка толкнул один из них, но подсвечник даже не шелохнулся. Сбоку от алтаря располагалась небольшая дверца, ведущая в сакристию, полностью отделанную деревом — даже потолок здесь облицевали красивыми панелями, несомненно из каштана. Окон не было, но в распределительном щитке, чья серая крышка так не сочеталась с обстановкой, Мануэль обнаружил рубильники с надписями, к какому помещению каждый из них относится. Он повернул тот, где было помечено «сакристия», и на всякий случай высунулся в дверцу, чтобы проверить, не включился ли свет где-то еще.

В центре комнаты стоял массивный стол, окруженный обитыми красной тканью стульями. Вдоль стен располагались невысокие шкафчики, на которых стояли репродукции изображения с алтаря. Писатель один за другим исследовал их содержимое, хотя некоторые из ящиков выдвигались с большим трудом. В одном шкафу обнаружились восковые и парафиновые свечи, которые, несомненно, берегли для особых случаев, а также спички, лампадки и целая коллекция старинных колпачков для гашения свечей. В другом оказались картинки с сюжетами религиозного характера, требники и разные Библии — небольшие, для личного пользования, и для официальных церемоний, — а также алтарная ткань в прозрачных пакетах. В следующем хранились стеклянные графины. Последний шкафчик оказался пустым, но Ортигоса сразу заметил, что он не такой глубокий, как остальные. Писатель опустился на колени и обнаружил, что задняя стенка на самом деле была дверцей. Свежие царапины вокруг замка указывали на то, что ее открывали недавно. Мануэль попробовал потянуть деревянную панель на себя, но она не шелохнулась. Он двинулся дальше и исследовал внутренности внушительных размеров шифоньера, где лежало облачение для священников, несколько казул, а в верхнем отделении — аккуратно сложенная яркая стола[30]. И больше ничего.

Ортигоса снова встал на колени перед шкафчиком с двойной задней стенкой и легонько постучал костяшками пальцев: судя по звуку, за ней было пусто. Писатель поднялся на ноги и вышел из сакристии. Несколько минут он тщательно, метр за метром, изучал среднюю часть храма, пока не оказался у алтаря. Убрал мобильник и очень осторожно положил канделябр на пол, чтобы поискать клеймо ювелира, которое обычно ставят там, где оно не будет заметно. Этот мастер остановился на варианте в виде звездочки-астериска, концы которой по форме напоминали лезвие топора. Ортигоса выбрал на камере телефона режим макросъемки и сделал несколько фотографий. То же самое он проделал и со вторым подсвечником, посмотрел снимки и набрал номер Гриньяна. Юрист почти мгновенно снял трубку и жизнерадостно поприветствовал Мануэля:

— Доброе утро, сеньор Ортигоса! Чем могу помочь?

Писатель улыбнулся, в то же время упрекая себя за то, что так легко покупается на добродушную манеру общения собеседника.

— Я помню, вы рассказывали, что недавно из церкви кое-что украли…

— Да. И куда катится этот мир? Стоило отвернуться, как кто-то вынес из храма два старинных серебряных канделябра. Мы не знаем, когда точно это случилось, но пропажи хватились накануне мессы в честь святой Клары, нашей покровительницы. Как я уже говорил, богослужения проводятся лишь по особым случаям.

— Да, я в курсе… И вы упомянули, что Сантьяго всех на уши поставил, чтобы отыскать похожие.

— Верно. Он немедленно сам занялся этим вопросом и нашел похожие, хотя, конечно, настоящие стоили намного дороже.

— Откуда вы знаете, что новые подсвечники дешевле?

— Я сам проводил оплату; они обошлись не больше, чем в пару сотен евро. Старинные экземпляры представляли не только историческую и художественную ценность. Одно серебро стоило больше трехсот евро за килограмм, а вес у них был приличный.

— Предполагаю, украденные канделябры были застрахованы?

— Да, и уже давно. Мы пристально следим за всеми произведениями искусства, которые находятся в имении. Раз в два года проводится инвентаризация, а каждое новое приобретение вносится в реестр.

— Значит, у вас должны быть фотографии пропавших предметов, чтобы вы могли обратиться за выплатой.

— Да, вот только в тот раз мы никуда не обращались. Дон Сантьяго побоялся, что увеличится стоимость полиса — ведь за несколько месяцев до этого он потерял часы и контактировал с компанией, чтобы получить возмещение.

— Вы не знаете, заявляли ли о пропаже?

— Ну… полагаю, что да.

Мануэль немного помолчал, обдумывая ситуацию и чувствуя нетерпение собеседника на другом конце провода.

— Послушайте, Гриньян, хочу попросить вас об одолжении. Только об этом никто не должен знать… — Последнюю фразу писатель добавил скорее из предосторожности, но по тону юриста понял, что тот правильно все воспринял.

— Разумеется.

— Пришлите мне фотографии украденных канделябров и документы о приобретении новых.

Последовало молчание, и Ортигоса готов был биться об заклад, что у Гриньяна на языке вертится вопрос, но юрист лишь сказал:

— Я лично займусь этим прямо сейчас. Правда, мне, вероятно, потребуется некоторое время.

— Я в долгу не останусь, — ответил Мануэль и положил трубку. Он точно знал, что человек на другом конце провода сейчас улыбается.

Писатель подошел к подсвечникам, вернул их в исходное положение и вдруг, повинуясь внезапному побуждению, снова направился в сакристию, подошел к шкафчику с двойной задней стенкой и вставил в замочную скважину ключ Самуэля. Тот легко вошел в отверстие и без труда повернулся. Ортигоса услышал щелчок, и дверца отворилась. Мануэль посетовал, что не додумался до этого раньше: было очевидно, что предмет, с таким пиететом вручавшийся каждому мужчине в семье, должен открывать любые замки в храме. Писатель убрал ключ в карман и вставил пальцы в щель, потому что ручка отсутствовала. Из шкафа выскользнуло шелковое полотно. Увидев красную блестящую ткань, Ортигоса было подумал, что это шторы, но, потянув за нее, увидел молнию и понял, что