Бывшая любовница - Мишель Смарт

Наконец-то его проняло! Но Кара, как ни странно, не обрадовалась этому.

Долгое время было слышно только их тяжелое дыхание.

– Мы поедем через минуту, – мрачно произнес Пепе. – Если ты не хочешь, чтобы я оставил тебя здесь на дороге добираться самой до Парижа, то не смей больше со мной разговаривать. Молчи. Единственное исключение – если почувствуешь себя плохо.

По его голосу было понятно: он не шутит.

Глава 7

Бесполезно. Сон никак не приходил. Можно сколько угодно считать овец, но они, вероятно, лишь пренебрежительно фыркали на нее, а сна не навевали.

Кара быстро вылезла из постели и надела новый халат, который больше походил на кимоно. Алый, шелковый, он был роскошным и приятно обволакивал кожу.

Она уже три дня в парижском доме Пепе, но до сих пор не усвоила расположения комнат, за исключением кухни.

Кара почти не видела Пепе после их возвращения из долины Луары – он теперь перепоручил ее экономке Монике. Когда они приехали в его парижский дом после трехчасового молчания в машине, он заявил, что у него до конца недели дела в Париже и что она вольна оставаться дома, если хочет. И уточнил:

– Моника в течение дня в твоем распоряжении. Она может пойти с тобой, если тебе что-нибудь понадобится.

– Куда мне идти? – ответила на это Кара. – Я не говорю по-французски, и денег у меня нет. К тому же парижские цены запредельны.

Он, не глядя на нее, пожал плечами:

– В доме есть бассейн и спа. Можешь воспользоваться, если захочешь. А если тест на отцовство докажет, что ребенок мой, тогда у тебя будет столько денег, что ты даже не сможешь их все потратить.

Кара в ответ обозвала его таким грубым словом, что монахини в монастыре, который она посещала до отъезда в Англию, лишились бы чувств.

На следующее утро ей доставили лэптоп последней модели, электронную книгу и смартфон с безлимитным тарифом.

Как же ей претит сама мысль о том, что он проявляет внимание и заботу! Достаточно того, что он привез ее в Париж на машине, а не заставил лететь в вертолете. Она не будет такой, как ее мать. Не будет прощать отвратительные поступки из-за одного глупого подарка.

Кара спустилась по винтовой лестнице и направилась в кухню. В доме было темно, но коридор освещали ночники.

Она включила свет в кухне и заморгала от ярких ламп. Непривычно находиться в таком огромном помещении размером с дом, в котором она выросла.

Где что находится, она понятия не имела, но холодильник увидела сразу – необъятных размеров американского типа. В нем вполне мог бы разместиться… морг.

Ей хотелось всего лишь теплого молока. А как она найдет кастрюлю? Билли, мать Грейс, грела им молоко, когда Кара ночевала у них.

Она услышала шорох и застыла с пластиковым пакетом молока в руке.

– Ты так поздно не спишь, сucciola mia, – произнес тягучий голос с сицилийским акцентом.

Она обернулась – к ней медленно приближался Пепе.

– Ты меня до смерти напугал, – прошипела она. Она хотела сердито рявкнуть на него, но не получилось. Трудно не потерять самообладания при виде Пепе: высокий рост, из одежды только джинсы с низкой посадкой, плотно обтягивающие узкие бедра. На загорелой с тугими мышцами груди завитки шелковистых волос спускаются к плоскому животу и ниже, к незастегнутой пуговице джинсов. Он взъерошен, на скулах – черная щетина, такая же густая, как и его эспаньолка.

Грех. Ходячая, говорящая реклама греха. И искушения.

– Я не хотел тебя пугать, – сказал он, хотя виноватым не выглядел. – Я пришел на шум.

– Мне не спалось.

Голубые глаза, не отрываясь, смотрели прямо на нее.

– И мне тоже.

Она первая отвела взгляд, чувствуя, как тепло разливается не только по лицу.

– Что заставило тебя выйти из укрытия? – спросил он и встал ближе, чем ей того хотелось.

Она сделала шаг назад:

– Я не пряталась.

– Да ты три дня почти не выходила из своей комнаты. Моника говорит, что ты не была дальше столовой.

– Это не мой дом. Мне неловко бродить повсюду. Я здесь чужая. – Ей и сейчас неловко, но по другой причине: из-за полуголого мужчины, который стоит перед ней.

– Ты не чужая. Пока ты под моей крышей, это твой дом. Можешь делать здесь все, что хочешь.

– За исключением того, чтобы уйти.

– Ты всегда можешь уйти.

Она удержалась от замечания, которое вертелось на языке. К чему эти перепевы споров о том, что она вольна сделать?

– Я пришла согреть себе молока, – пробормотала Кара. – Чтобы уснуть.

– Мне показалось, что я слышал, как ты ворочаешься в кровати. – И, увидев вопрос в ее глазах, пояснил: – Моя комната рядом с твоей.

– А!

– Ты не знала? – Он самодовольно ухмыльнулся.

– Нет, не знала. – Какое имеет значение, где спит Пепе? Он может спать хоть в гараже. Но комната рядом с ней…

Игривое выражение его лица сменилось на мягкое и заботливое.

– Я приготовлю горячий шоколад.

Она не сразу поняла, что он предлагает… сделать это для нее.

– Спасибо.

Пепе стал открывать дверцы шкафов и выдвигать все ящики подряд.

Кара подавила смешок и, подпрыгнув, уселась на кухонный стол:

– Ты не лучше меня знаешь, что где находится в собственной кухне.

– Признан виновным, – снова шутливо ответил он, опустился на колени и заглянул на нижние полки буфета, предоставив Каре любоваться его мускулистым задом, обтянутым джинсами. – Я держу экономку, поэтому не должен ничего этого знать. Когда я дома один, то заказываю обеды на дом.

А Кара подумала о тесной, похожей на камбуз кухоньке, на которой задевали друг дружку локтями она и еще три женщины. Их кухня вся поместилась бы в холодильнике у Пепе.

Пепе поднялся с колен, держа в руке кастрюльку для молока.

– Конечно, быстрее согреть молоко в микроволновке, но мама говорит, что так готовить горячий шоколад – кощунство.

– Я-то думала, что у вас в доме была целая армия слуг.

– Да, – согласился он. – Но готовить нам на ночь горячий шоколад наша мама никому не доверяла. Она обычно усаживала нас с Лукой на кухонный стол – вот как ты сейчас сидишь – и варила шоколад.

– Здорово, – позавидовала Кара. Вечера в доме Делейни проходили по-другому: мать обычно с раздражением вопрошала, где носит отца.

Пепе склонил голову набок:

– Да, это было здорово.

Он добавил дорогой какао-порошок в подогретое молоко. А до этого всыпал туда ложку сахарного песка и тщательно перемешал.

Думая сейчас о своем детстве, он понимал, что оно было безоблачным. То, что он второй после Луки, его не тревожило до подросткового возраста. Теперь, оглядываясь назад, ему казалось, что с самого начала родители многого от него и не ждали – он рос озорником, – в отличие от того, чего они ждали от серьезного, послушного Луки. Брата воспитывали как наследника семейного бизнеса. Его готовили к этому со дня рождения.

Пепе снял кастрюльку с плиты за секунду до того, как содержимое поднялось шапкой, и разлил шоколад по двум кружкам. Когда он повернулся к Каре, передавая ей кружку, то грудь у него сдавило.

Ее короткие ноги свесились с края стола и не доставали до пола. Она покусывала нижнюю губу и, кажется, не замечала, что верх кимоно у нее немного распахнулся, и он мог видеть дразнящую ложбинку на груди. В тот первый раз, когда он приник губами к ее восхитительной груди, то думал, что умирает и возносится на небеса.

За месяцы после той сказочной ночи он старался подавить в себе ощущение этого чуда. Но чудо не исчезло – оно затаилось где-то на задворках памяти, насмехаясь и дразня. Часто это ощущение заставало его врасплох: то ее облик возникал перед глазами, то он неожиданно улавливал знакомый запах. А результат всегда был один и тот же – приступ желания, которое простреливало его насквозь, ударяло в пах и стягивало грудь. То же самое он испытывает сейчас. И это желание превратилось в почти постоянную боль с того момента, когда он стоял рядом с Карой у алтаря при крещении Лили.

Будь обстоятельства иными, та одна ночь не стала бы последней. Он, несомненно, вернулся бы. Черт, да он мог бы даже привезти ее сюда, в Париж, как он ей намекал, но не для того, чтобы показать свою художественную коллекцию. Нет, он привез бы ее сюда, чтобы наслаждаться ее роскошным телом и предаваться этому занятию многократно до тех пор, пока не познал бы ее до конца.

Она протянула руку за кружкой, и кимоно натянулось у нее на груди. Его жадный взгляд тут же переместился туда, а от прилива желания джинсы впились в пах.

Подол кимоно едва закрывал ей колени.

У нее надето что-нибудь под кимоно?

Плохо соображая, Пепе приблизился к ней. Еще шаг – и он сможет развести ее кремовые бедра и просунуть между ними руку…

– Что ты делаешь? – Голос Кары прозвучал глухо и еле слышно.

Пепе стоит так близко… Он высосал весь воздух у нее из легких. Сердце застучало так громко, что звук отдавался в ребрах.

– Я спросила, что ты делаешь? – с трудом повторила она.