Страстный подарок отшельнику - Рейчел Стюарт

— две разные вещи. К тому же одно уже ясно: ее актерские способности в его присутствии сходят на нет.

Аларик сосредоточился на уборке посуды со стола, несмотря на бурные протесты Доротеи. Она прекрасно знала Аларика, всегда была с ним на одной волне, потому и поняла, что Кэтрин запала ему в душу.

— В жизни она еще красивее, — заметила экономка.

Он пробормотал нечто невразумительное, пока помогал ей загружать посудомойку.

— Мне не нужно никаких подтверждений, — сказала Доротея. — У вас все на лице написано.

— Доротея, хочу напомнить, что я плачу тебе за ведение хозяйства, а не за…

Экономка, нисколько не смущаясь, уперла руки в бока и заявила:

— Да, но я вижу, что она вам подходит. И давно пора привезти сюда кого-нибудь.

— Я ее не приглашал, она здесь по инициативе моей сестры.

Глаза Доротеи понимающе блеснули.

— Ваша сестра знает вас еще лучше. Помяните мое слово, для вас настал поворотный момент.

— Что ты себе напридумывала, Доротея, Кэтрин приехала писать сценарий и через месяц уедет.

Доротея понимающе улыбнулась и махнула рукой:

— Как скажете, господин де Вере. Ступайте, я сама управлюсь.

Он хотел еще что-то сказать в свое оправдание, но знал, что Доротею не переубедить.

Или он хотел убедить себя? Аларик тянул время. Он не готов был вернуться к Кэтрин. Это просто наваждение какое-то.

Он удалился от мира, потому что ему было невыносимо общаться с людьми, которые смотрели на его шрамы и жалели его. Или, что еще хуже, возмущались по поводу того, что он выжил в той авиакатастрофе, а Фреду не повезло. Аларик судорожно сглотнул. Ему хватало собственных терзаний.

Однако Кэтрин смотрела на него совсем по-другому. В ее глазах он не заметил ни тени осуждения или жалости.

И он уже был готов поддаться и поцеловать эти чувственные губы. И сила этого желания чертовски его пугала.

— Идите же, господин де Вере.

Голос Доротеи вывел его из раздумий. Экономка легонько подтолкнула его к двери.

— Приятной прогулки.

Доротея лишилась разума, если считает, что он позволит себе романтические отношения с Кэтрин. Да, у них есть прошлое. Да, у него к ней чувства. Но она кинозвезда, всегда в центре внимания. А он островной отшельник и хочет оставаться в тени. И чем скорее окружающие поймут это, тем лучше.

«Окружающие, как бы не так? — усмехнулся внутренний голос. — Ты ведь себя имеешь в виду. Это ты таешь от ее внимания, жаждешь ее поцелуев и теряешь чувство реальности».

Он запустил руки в шевелюру. Даже думать смешно, что такая красавица и знаменитость, как Кэтрин Уайлд, может им заинтересоваться. А действовать тем более. Почему же он никак не может избавиться от этого желания?

Может быть, оттого, что они на острове одни и никто не будет его осуждать за стремление к мимолетному счастью и провоцировать чувство вины выжившего, которое его здесь удерживает?

«Тебе нет дела до осуждения окружающими, ты сам себе судья», — твердил внутренний голос.

Он поплелся на террасу, хотя по-прежнему не был готов ее видеть. А Кэтрин уже ждала его. Она накинула легкую шаль и переобулась в белые кроссовки. Никогда прежде она не казалась такой привлекательной.

Она ему не принадлежит. И никогда не будет принадлежать. Почему же так отчаянно бьется его сердце?

— Я думала, ты потерялся.

Он улыбнулся:

— В собственном доме?

— Знаю, звучит странно, и тем не менее я так подумала.

Она естественным жестом взяла его под руку:

— Что же, веди меня.

Он достал телефон и включил освещение.

Она крепче прижала его локоть к себе.

— О, Аларик, это потрясающе!

Фонари на тропинке светились мягким белым светом, а дальше волшебные огоньки сплетались в гирлянды между деревьями в оливковой роще.

— Когда ты сказал, что прогулочная тропа освещается, я не ожидала ничего подобного. С каких это пор ты стал романтиком?

— Ты считаешь это романтичным? — Он сдавленно рассмеялся. — Это не имеет ко мне никакого отношения, уверяю тебя.

— Нет?

Она смотрела на него снизу вверх, а он не сводил глаз с тропы, переминаясь с ноги на ногу. Кэтрин была слишком близко, с ней было легко и комфортно. Он мог расслабиться и забыть обо всех тревогах.

— Это все Андреас и Доротея.

— Они живут на острове вместе с тобой?

— Да, но Марсель живет на материке. Здесь для него слишком тихо, чтобы быть счастливым.

— Охотно верю. А где они живут?

— У них есть маленький домик, расположенный на другой стороне острова. Ты не могла его видеть во время пробежки. Он как бы спрятан, что создает иллюзию уединения и для них, и для меня.

— Звучит идеально.

Они прошли в молчании несколько шагов, ее пристальный взгляд впитывал все это, а затем она тихо сказала:

— Мне стало легче, когда я узнала, что ты не один.

Он усмехнулся:

— Мне тридцать четыре года, Кэтрин. Я вполне способен жить один.

Она открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но он опередил ее, вернув разговор в безопасное русло.

— В первый раз они начали с малого в первое Рождество, когда я переехал.

— Начинали с малого?

— Свет, — пояснил он. — Мне это было неинтересно, но Рождество здесь, в Греции, большое событие, и мне показалось несправедливым позволить им пропустить его, поэтому, когда Доротея спросила… — Он пожал плечами.

— Ты сдался. — Ее голос был таким же мягким, как и ее улыбка.

— Похоже на то. Я выделил им бюджет, и это стало традицией. А потом освещение решили оставить, чтобы было меньше хлопот в канун Рождества.

— К тому же это красиво и тебе нравится. — Она сжала его руку, и он не смог сдержать улыбку.

— Это, безусловно, придает пейзажу особенную прелесть ночью. Ну, признай же мою правоту. — Кэтрин пнула его локтем в бок.

Аларик почувствовал, как потеплело у него внутри. Они углубились в оливковую рощу.

— В такой романтике нет ничего плохого, — продолжила Кэтрин, — и это не вредит образу бессердечного отшельника, который ты создал три года назад и так рьяно поддерживаешь по сей день.

— Какого отшельника? — нахмурился он.

«Но она же права. Почему это тебя задевает?» — пронеслось у него в голове.

— Я знаю, ты меня услышал. — Она вынула руку из его локтя. — Или ты будешь отрицать, что скрываешься здесь все эти три года после аварии?

Он уставился на нее, скрипнув зубами. А она, оказывается, мастерица наступать на больную мозоль.

— Ты ни с кем не общаешься, не видишься с семьей, я уже не говорю про друзей. Когда кто-нибудь из них был здесь в последний раз?