Три Толстушки: Книга Нехилых Перемен - Глеб Васильев

– Что же привело тебя к нам, милый кондитер?

– Как тебя зовут, волшебный мясник?

– И правда ли, что ты сапожник?

– Нам очень интересно! Для нас важен каждый гражданин!

Продавец веселящего газа не выдержал давления и прокричал: «Отстаньте от меня! Идите вы все в жопу! Отлезьте, гниды!».

Любопытные отпрянули. И в этот момент в галерее раздался громкий крик:

– Андроид! Мой андроид!

Три Толстушки взволнованно прислушались.

Крик перешел в плач. В галерее кто-то горестно рыдал.

– Это ведь… – пробормотала Люба. – Это плачет Сонечка!

– Сонечка плачет! – в один голос повторили Надя и Вера.

Все трое побледнели от сильного испуга. Они синхронно бросились к двери, столкнулись и повалились на пол. Снова вскочили на ноги и опять метнулись к выходу, едва не врезавшись во вбежавшее в зал существо, одетое в розовое девчачье платьице. Тряся золотыми кудрями и сверкая лаковыми туфельками, рыдая и выкрикивая отдельные слова, которых никто не понимал, существо отскочило в сторону от Толстушек. Всеобщее внимание было приковано к златокудрой бестии, и никто не заметил, что следом за ней в зал проникло друге существо – изрядно помятое, небольшого роста, зато с огромной бутылью в руках.

«Ребенок… Только этого не хватало! Теперь-то уж точно добра не жди. Все, господа хорошие, хана. Ахтунг, приплыли, сушите весла и сухари» – с мрачной злобой подумал продавец. Едва ли продавец смог бы объяснить, почему появление существа в девчачьем платье натолкнуло его именно на эти размышления. Просто он не любил детей.

Но ребенку не было до продавца никакого дела. Конечно, острый каблучок ее туфельки сорок пятого размера на миг впился в ту ступню продавца, на которой не было ботинка. Но, скорее всего, это произошло совершенно случайно по одному лишь закону подлости.

Златовласое существо, бегая по залу кругами, продолжало плакать.

– В чем дело, солнышко? – гонясь за ним, на бегу спрашивала Вера.

– Почему ты плачешь, Сонечка? – отдуваясь, но не отставая от Веры, произнесла Люба.

Надя сделала обманное движение, после чего бросилась наперерез и, наконец, схватила Соню.

Софье было четырнадцать лет. Она родилась мальчиков, но воспитывалась во Дворце Трех Толстушек как их родная дочь. Толстушки всегда мечтали о девочке-наследнице (мужчин они недолюбливали, хоть никогда и не признавались в этом). Но однажды они обнаружили в парке возле своего Дворца младенца-подкидыша мужского пола. Толстушки решили, что один ребенок не слишком помешает им управлять государством, и его можно оставить на воспитание. Вера, Надя и Люба были уверены, что их материнские инстинкты не должны пропасть даром. Вопрос, стать ли мальчику девочкой, был решен тремя фразами.

«Я верю, что так будет лучше» – сказала Вера.

«Надеюсь, что он… то есть, она поймет, почему мы приняли такое решение», – сказала Надежда.

«Я уже люблю эту славную девчоночку» – сказала Любовь.

Слезы наследницы Сони внушили Толстушкам больше беспокойства, нежели демарш наркоторговца Сеткина.

В ласковых руках Нади Соня хлюпала носом, под которым уже пробились кривоватые пегие волоски, размахивала руками и топала ногами. Не было предела ее гневу и обиде.

Никто не знал причины.

В конце концов, немного успокоившись, наследница рассказала, в чем дело.

– Мой андроид, мой чудесный робот сломался!.. Моего андроида испортили. Сеткин втыкал свой пенис прямо в него! И совсем не туда, куда полагается!

Соня опять зарыдала. Крупными кулаками, успевшими стать узловатыми, она терла глаза и размазывала по щекам несмываемую тушь.

– Что? – охнули Толстушки.

– Как пенис?! В смысле…

– Сеткин?

– Своим?

– Членом?

– При РЕБЕНКЕ?!

Продавцу веселящего газа было отнюдь не весело. Он совершенно не мог сообразить, что ему делать. Чувствуя себя абсолютно лишним персонажем, которым воспользовались лишь для того, что направить взор читателя на жизнь внутри Дворца Трех Толстушек, продавец воскликнул:

– Этого не может быть! Ребенок плачет! О, какой ужас! Куда катится этот мир, если в нем ПЛАЧУТ ДЕТИ!

В зал вернулась Лучшая Подружка Трех Толстушек. Она держалась за голову, но вовсе не из-за всеобщих криков. Ей было невыносимо горько от поступка наркоторговца Сеткина. Дело в том, что она прониклась к нему более нежными чувствами, чем полагается феминистке, в качестве которой Лучшая Подружка себя позиционировала. Еще в прошлом году ее покорила верность Сеткина человеку-пицце и двухголовому зайцу – о них обдолбанный в хлам Сеткин рассказал Лучшей Подружке в баре, где она заливала вермутом преждевременную менопаузу. Увидев, что мужчина может помнить что-то дольше пары секунд, Лучшая Подружка пересмотрела свои взгляды. По ее инициативе между ними завязался роман настолько бурный, насколько позволяла нестабильная эрекция Сеткина. Решив, что ее долг помочь этому великому мужчине воплотить в жизнь свою мечту расхерачить все нахер, Лучшая Подруга разработала план мятежа. Ради достижения цели и привлечения к активным действиям наибольшего числа бездельных граждан она даже переспала с артистом Канатовым. И что она получила взамен? Сеткина, не убивающего Толстушек, а сношающегося! И не с ней, а с роботом на глазах наследницы Сони, человека-пиццы и двухголового зайца.

Тот же продавец веселящего газа, пользуясь тем, что его никто не слушает, продолжал кричать:

– Андроид! Гребаный андроид! Он и до того был гребанутым, а теперь стал натурально гребаным! Праздник на яблочной улице!

Громче продавца вопила Люба:

– Прекратить! Все прекратить и отложить! Никаких лимузинов! Никаких примирений! К черту площадь Благоденствия! Чрезвычайная ситуация! Были нарушены права РЕБЕНКА! Собрать Совет! Срочно собрать всех детских психологов, педиатров и омбудсменов!

Поднялся переполох. Через минуту дворцовые шоферы поскакали во все стороны. Через пять минут со всех сторон мчались к Дворцу психологи, врачи и детские омбудсмены. Толпа, ожидавшая на площади Благоденствия раздачи лимузинов, заскучала. Чтобы хоть как-то развлечься, люди принялись бить окна домов и витрины близстоящих магазинов, поджигать припаркованные автомобили и попутно чистить хари друг другу. Конферансье, взойдя на сцену, сообщил этой толпе, что для бесчинств нет никакого повода: – «Господа и дамы – иных не вижу здесь! Прошу вас сохранять очень важную вещь на букву «эс»! Сиськи? Ха, остроумно! Сучек? Нет! Спирт? Почти что в точку! Спокойствие! Сохраняйте спокойствие! Примирение переносится на завтра по причине событий государственной важности. Во Дворце Трех Толстушек плачет ребенок! А ведь еще Вильям Шекспир говорил, что весь мир не стоит единой детской слезинки! Вот и я сейчас хочу пригласить на эту сцену популярного артиста Веревкина, который хочет подарить вам свою песню под названием «Одна слезинка – еще не слёз»!»

Тем временем продавца веселящего газа, вопящего «ПЕ-ЛЕ-МЕНЬ ТРЕБУЮТ НАШИ СЕРДЦА!» вычеркнули из текста, чтобы он больше в нем не появлялся и не портил и без того кромешный аутентизм происходящего.

Все обступили наследницу Софью и слушали ее басовитый голосок, норовящий дать петуха.

– Я сидела на траве. В смысле, на той траве, которая растет на газоне в садике. И сидела в том смысле, что попой. А андроид сидел рядом со мной. Мы хотели, чтобы сделалось солнечное затмение, и мы могли бы пожениться, пока нас никто не видит. Это очень интересно. Вчера я читала в книге, что когда люди женятся, у них в головах происходит затмение. А затмение, это когда, днем становится как у негра в попе. А я подумала, что если бы случилось затмение и мы с андроидом бы поженились, то он бы стал негром, а я…

Она набила слезами полный рот и не могла говорить. И тут произошло невероятное. Низенькое помятое существо, на появление которого никто не обратил внимания, оказалось говорящим! Оно представилось случайным прохожим и очевидцем, радеющим за государство, и сообщило о добровольной готовности рассказать всю историю, так огорчившую Наследницу. Случайный прохожий, впрочем, тоже говорил с трудом, потому что был изрядно пьян.

– Я находился невдалеке от наследницы Сони и ее робота. Я сидел на солнце, подняв к небу бутылку. У меня в бутылке было пивишко, и я думал, что солнечные лучи помогут ему повысить градусы хотя бы до винишка. И вдруг появились Сеткины. Их было двенадцать человек, или трое, но точно больше восьми. Они возбужденно о чем-то говорили, и вид у них был очень возбужденный. Поравнявшись с нами – со мной и моим уже полупивишком и полувинишком, и еще этой вот малолеткой, они остановились. Наркоторговцы Сеткины имели угрожающий вид. Я вообще наркотики ни-ни, поэтому вот. Один из Сеткиных сказал, указывая на свой причиндал: «Вот стоит стручок. Пора искать лючок». Увы! Я ни шиша не понял, что означали эти слова.